Мев в переводе с древнекельтского означает смех.
Ура! Я нашла интересную статью о том, как научиться писать хайку.
Оригинал лежит здесь: zhurnal.lib.ru/m/miloserdow_m/hokku.shtml
Поэт в пейзаже
читать дальшеНа голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
(Басе)
Скупые краски, всего лишь пара мазков, едва намеченный контур старинного японского рисунка. Поэт не сказал ничего. Он только наметил в миниатюре незатейливый пейзаж поздней осени. Высохшая, облетевшая ветка голого дерева, одинокий ворон в надвигающихся сумерках. Мацуо Басе возвращался к этому стихотворению в течение нескольких лет, пока не отшлифовал окончательный текст. Но что такое годы труда, когда сам поэт говорил: "Тот человек, который за всю жизнь создал всего три- пять превосходных стихотворений, - настоящий поэт. Тот же, кто создал десять - замечательный мастер." И вот вдруг за обыкновенным вороном, сидящим на ветке, за видимой тишиной сумерек вторым планом возникает какая-то напряженность, тягучее ожидание чего-то, ощущение неизбежности предопределенного и чувство одиночества человека в мире. За неприметным пейзажем скрывается вселенская глубина.
Таков жанр хокку, стихотворной формы, стремящейся сказать о многом немногими словами, единственной формы, успех которой зависит от фантазии читателя и его способности по одной- двум значимым деталям увидеть всю картину. В этом и основное отличие японской поэзии от западной. Читатель оказывается наедине с собой, со своими чувствами, знаниями и воображением. Поэт не ведет его куда-то, не разъясняет сути, а просто предлагает три короткие строчки.
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнем.
Басе лишь сообщает, что под плетнем, неприметная, выросла пастушья сумка, растение, в котором тоже есть своя красота. Только не явная, не бросающаяся сразу в глаза, а та, которую еще надо суметь рассмотреть. И теперь это уже читателя дело, обратить на пастушью сумку внимание или перелистнуть страницу.
Хокку, короткое лирическое стихотворение, возникло из более сложной формы "танка". Еще в раннее средневековье японская поэзия выработала основной метрический закон, сохранившийся и до наших дней,- чередование пяти и семисложных строк. Длинна
танка равнялась всего тридцати одному слогу, расположенным по принципу 5-7-5-7-7. В силу особенностей японского языка рифма не получила распространения, и поэтому для ритмической организации стиха чередование слогов имело основополагающее значение. Поэзия хокку появилась и развилась как самостоятельный жанр в ХV-XVI веках, когда начали появляться антологии, составленные из образцовых первых трех строк танка. "Хокку" буквально означает "первая строфа", стих организованный по принципу 5-7-5. Второе название стиха "хайку" было введено в литературный обиход лишь в конце XIX века.
Словесное выражение уходит в хокку на второй план, главным становится скрытый смысл, эстетическое переживание, которое должен разгадать читатель. Как говорят японцы, хокку может показаться простым или возвышенным, примитивным или утонченным - в зависимости от способностей слушателя. Считается, что полностью понять произведение можно лишь путем изменения мыслительной деятельности, через погружение в медитацию.
Бушует морской простор!
Далеко, до острова Садо,
Стелится млечный путь.
(Басе)
Остров Садо находится в Японском море. Мы видим его в ветреную, но ясную осеннюю ночь. Море покрыто белыми бурунами, вдали, ближе к горизонту темнеют неясные очертания берегов острова. Через все небо, как кажется поэту, словно мост, протянулся млечный путь. Здесь хокку - миниатюрный рисунок, крошечное окошко, через которое видно огромное пространство.
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Это хокку раскрывает сочетание вечного и мгновенного. Пруд безгранично стар и неизменен. Кажется, ничто не может нарушить его покоя, изменить течение вечности, но вдруг появляется действие- прыжок лягушки, длящийся всего миг, и через осознание этого мига читатель получает озарение, проникаясь идеей безграничного. "Кто хочет понять его до конца,- сказал про "Старый пруд" поэт Моро Нанимару,- должен отправиться в иной мир, повидать учителя и спросить его самого."
За три века существования жанра старинные хокку обросли множеством комментариев. Богатый подтекст давал возможность широкого толкования, а поскольку озарение доступно немногим, образцовое стихотворение становится воистину безграничным и неисчерпаемым. Вот почему трех-пяти превосходных стихов для Басе достаточно, чтобы назвать человека поэтом.
Для великих поэтов хокку становились самой жизнью. Вот что говорил по этому поводу большой знаток Японии, Константин Бальмонт: "Но как писать? Японцы не пишут стихи, а живут стихом, переживают его, как цветок не рисует цветов и не слагает им строк, а цветет и сам есть изваянный стих."
Это стремление стать стихом, слить с ним свою жизнь и определяет мастера хокку. Ведь помимо высоких образцов всегда существовала и так называемая поэзия городских низов, которая расцвела в среде ремесленников японского средневекового города. Были "сатирические" хокку, писавшиеся в большом количестве по любому поводу, будь то ловкий обман, незамеченная измена или веселая пирушка. Такие хокку- шутки, хокку- каламбуры, конечно не несли в себе поэтического звучания. Написанные в минуту развлечения они обычно не переживали этой минуты.
Иное дело свободный поэт- философ, созерцающий жизнь, пытающийся отразить всю ее сложность, в семнадцати слогах. При этом уже не поэт ищет тему, погружаясь в мучительные раздумья, но тема сама находит его. Здесь и раскрывается индивидуальность творца, находящего скрытое от глаз других людей, от глаз остальных поэтов.
Наша жизнь- росинка,
Лишь капелька росы наша жизнь,
И все же....
-говорит Исса об умершем ребенке. Вспоминая о недолговечности человеческого существования, внешне покорный, он тем не менее не готов смириться с судьбой, произносит многозначительное и полное печали "и все же"...
Иное дело Басе. Он спокоен, молчалив:
Сто крат благородней тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
"Вот она - наша жизнь!"
Бунт оставлен, Басе чужд печали о бренности и тяготах жизни. Он лишь как бы невзначай замечает, что нет смысла в пафосном повторении известных истин и метафор.
Поэт- философ чуток лишь к красоте. Равнодушный к суете, он готов превратить и всю свою жизнь в эту красоту. У поэта сгорела хижина, он напишет об этом хокку, опустела тыква-горлянка, служащая кувшином для рисового зерна, он вставит в ее горлышко цветок.
Все волненья, всю печаль
Твоего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.
(Басе)
Поэт погружается в свое произведение, сливается с ним, навсегда оставаясь жить в трех строчках или семнадцати слогах. Больше ему ничего не надо.
Ясная луна.
У пруда всю ночь напролет
Брожу, любуясь.
(Басе)
Милосердов Максим
1999
Оригинал лежит здесь: zhurnal.lib.ru/m/miloserdow_m/hokku.shtml
Поэт в пейзаже
читать дальшеНа голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
(Басе)
Скупые краски, всего лишь пара мазков, едва намеченный контур старинного японского рисунка. Поэт не сказал ничего. Он только наметил в миниатюре незатейливый пейзаж поздней осени. Высохшая, облетевшая ветка голого дерева, одинокий ворон в надвигающихся сумерках. Мацуо Басе возвращался к этому стихотворению в течение нескольких лет, пока не отшлифовал окончательный текст. Но что такое годы труда, когда сам поэт говорил: "Тот человек, который за всю жизнь создал всего три- пять превосходных стихотворений, - настоящий поэт. Тот же, кто создал десять - замечательный мастер." И вот вдруг за обыкновенным вороном, сидящим на ветке, за видимой тишиной сумерек вторым планом возникает какая-то напряженность, тягучее ожидание чего-то, ощущение неизбежности предопределенного и чувство одиночества человека в мире. За неприметным пейзажем скрывается вселенская глубина.
Таков жанр хокку, стихотворной формы, стремящейся сказать о многом немногими словами, единственной формы, успех которой зависит от фантазии читателя и его способности по одной- двум значимым деталям увидеть всю картину. В этом и основное отличие японской поэзии от западной. Читатель оказывается наедине с собой, со своими чувствами, знаниями и воображением. Поэт не ведет его куда-то, не разъясняет сути, а просто предлагает три короткие строчки.
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнем.
Басе лишь сообщает, что под плетнем, неприметная, выросла пастушья сумка, растение, в котором тоже есть своя красота. Только не явная, не бросающаяся сразу в глаза, а та, которую еще надо суметь рассмотреть. И теперь это уже читателя дело, обратить на пастушью сумку внимание или перелистнуть страницу.
Хокку, короткое лирическое стихотворение, возникло из более сложной формы "танка". Еще в раннее средневековье японская поэзия выработала основной метрический закон, сохранившийся и до наших дней,- чередование пяти и семисложных строк. Длинна
танка равнялась всего тридцати одному слогу, расположенным по принципу 5-7-5-7-7. В силу особенностей японского языка рифма не получила распространения, и поэтому для ритмической организации стиха чередование слогов имело основополагающее значение. Поэзия хокку появилась и развилась как самостоятельный жанр в ХV-XVI веках, когда начали появляться антологии, составленные из образцовых первых трех строк танка. "Хокку" буквально означает "первая строфа", стих организованный по принципу 5-7-5. Второе название стиха "хайку" было введено в литературный обиход лишь в конце XIX века.
Словесное выражение уходит в хокку на второй план, главным становится скрытый смысл, эстетическое переживание, которое должен разгадать читатель. Как говорят японцы, хокку может показаться простым или возвышенным, примитивным или утонченным - в зависимости от способностей слушателя. Считается, что полностью понять произведение можно лишь путем изменения мыслительной деятельности, через погружение в медитацию.
Бушует морской простор!
Далеко, до острова Садо,
Стелится млечный путь.
(Басе)
Остров Садо находится в Японском море. Мы видим его в ветреную, но ясную осеннюю ночь. Море покрыто белыми бурунами, вдали, ближе к горизонту темнеют неясные очертания берегов острова. Через все небо, как кажется поэту, словно мост, протянулся млечный путь. Здесь хокку - миниатюрный рисунок, крошечное окошко, через которое видно огромное пространство.
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Это хокку раскрывает сочетание вечного и мгновенного. Пруд безгранично стар и неизменен. Кажется, ничто не может нарушить его покоя, изменить течение вечности, но вдруг появляется действие- прыжок лягушки, длящийся всего миг, и через осознание этого мига читатель получает озарение, проникаясь идеей безграничного. "Кто хочет понять его до конца,- сказал про "Старый пруд" поэт Моро Нанимару,- должен отправиться в иной мир, повидать учителя и спросить его самого."
За три века существования жанра старинные хокку обросли множеством комментариев. Богатый подтекст давал возможность широкого толкования, а поскольку озарение доступно немногим, образцовое стихотворение становится воистину безграничным и неисчерпаемым. Вот почему трех-пяти превосходных стихов для Басе достаточно, чтобы назвать человека поэтом.
Для великих поэтов хокку становились самой жизнью. Вот что говорил по этому поводу большой знаток Японии, Константин Бальмонт: "Но как писать? Японцы не пишут стихи, а живут стихом, переживают его, как цветок не рисует цветов и не слагает им строк, а цветет и сам есть изваянный стих."
Это стремление стать стихом, слить с ним свою жизнь и определяет мастера хокку. Ведь помимо высоких образцов всегда существовала и так называемая поэзия городских низов, которая расцвела в среде ремесленников японского средневекового города. Были "сатирические" хокку, писавшиеся в большом количестве по любому поводу, будь то ловкий обман, незамеченная измена или веселая пирушка. Такие хокку- шутки, хокку- каламбуры, конечно не несли в себе поэтического звучания. Написанные в минуту развлечения они обычно не переживали этой минуты.
Иное дело свободный поэт- философ, созерцающий жизнь, пытающийся отразить всю ее сложность, в семнадцати слогах. При этом уже не поэт ищет тему, погружаясь в мучительные раздумья, но тема сама находит его. Здесь и раскрывается индивидуальность творца, находящего скрытое от глаз других людей, от глаз остальных поэтов.
Наша жизнь- росинка,
Лишь капелька росы наша жизнь,
И все же....
-говорит Исса об умершем ребенке. Вспоминая о недолговечности человеческого существования, внешне покорный, он тем не менее не готов смириться с судьбой, произносит многозначительное и полное печали "и все же"...
Иное дело Басе. Он спокоен, молчалив:
Сто крат благородней тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
"Вот она - наша жизнь!"
Бунт оставлен, Басе чужд печали о бренности и тяготах жизни. Он лишь как бы невзначай замечает, что нет смысла в пафосном повторении известных истин и метафор.
Поэт- философ чуток лишь к красоте. Равнодушный к суете, он готов превратить и всю свою жизнь в эту красоту. У поэта сгорела хижина, он напишет об этом хокку, опустела тыква-горлянка, служащая кувшином для рисового зерна, он вставит в ее горлышко цветок.
Все волненья, всю печаль
Твоего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.
(Басе)
Поэт погружается в свое произведение, сливается с ним, навсегда оставаясь жить в трех строчках или семнадцати слогах. Больше ему ничего не надо.
Ясная луна.
У пруда всю ночь напролет
Брожу, любуясь.
(Басе)
Милосердов Максим
1999
-
-
01.03.2009 в 23:49Тогда он был ребенком...
Кем он стал теперь?
-
-
02.03.2009 в 03:49- Ась?
-
-
12.03.2009 в 23:44Может, скрывается душа?
- написал мне бот...
-
-
13.03.2009 в 05:12