Мев в переводе с древнекельтского означает смех.
... утащить сою писанинку к себе
30.12.2018 в 09:17
Пишет Shiko_:Снежный шар. Шар 1.URL записи
Подарок для Shiko_
читать историю
Название: Справедливости нет!
Автор: Мев
Пейринг/Персонажи: Наполеон Соло/ Илья Курякин, Илья Курякин / Наполеон Соло
Категория: слэш
Жанр: приключения
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: секс под веществами
Краткое содержание: Парням привалило весёлое задание в веселом городе Лос-Анджелес.
Справедливости нет! Наполеон знал эту истину и раньше, но сегодня он убедился в ней окончательно. Пока он, великолепный Наполеон Соло кряхтел, протискивая широкие плечи сквозь узкий вентиляционный воздуховод и глотал пыль, кое-кто наслаждался вниманием девушек, светом софитов и дармовым кофе. Где справедливость?! Нет ее. Соло чихнул и смачно приложился затылком о низкий потолок.
Все началось с сытой, кошачьей ухмылки Уэверли. Шеф развалился в кресле и рассматривал напрягшихся подчиненных с нехорошим блеском в глазах:
— Господа, хочу вас обрадовать, — господа обменялись тоскливыми взглядами и приготовились к худшему. — Вас ждет короткое, но очень увлекательное задание в Лос-Анджелесе.
Соло слегка расслабился: не Арктика, не джунгли, полные насекомых и каннибалов, и то хлеб. Он покосился на напарника, тот замер, неестественно выпрямив спину и сложив руки на коленях. Ни дать ни взять - статуя египетского фараона. «Да, Угроза, ты бы с радостью поменял веселый Город Ангелов на болота с крокодилами, — усмехнулся Наполеон и поправил запонки. — Но не в этот раз. Придется тебе приобщиться к цивилизации в «логове буржуев».
— Мы получили достоверные сведения, — Уэверли продолжил ухмыляться, — что некто Артур Фишер, занимавшийся в Третьем Рейхе распределением награбленного на оккупированных территориях, имеет маленький, но процветающий бизнес в окрестностях Голливуда.
— Неужто старина Фишер в киношники подался? — удивился Наполеон.
— Вы почти угадали, мистер Соло. Герр Фишер, который ныне предпочитает имя Алекс Шварц, в последние годы стал знаменитым в узких кругах продюсером и режиссером. В весьма узких кругах.
— Позвольте, я снова угадаю, — Соло бросил заинтересованный взгляд на так и не открывшего рота напарника. — Фишер стал порнографом.
— Вам, что-то известно, мистер Соло? — улыбка шефа приобрела хищный оттенок.
— Старину Фишера я знаю с сорок седьмого года. В свое время ему хватило ума свалить из Германии и затаиться в Нидерландах, где он скоро стал лучшим среди барыг. Ни одно стоящее произведение искусства не могло пройти мимо его липких рук. И уже тогда, несмотря на возраст, он прослыл настоящим сластолюбцем, — Наполеон задумчиво покачал головой. — В начале пятидесятых он снова исчез. Признаться, я тогда подумал, что до него добрался Моссад. Евреи тогда многих бывших наци к ногтю прижали. А он, гляди-ка, снова выкрутился.
— И что нам нужно от этой старой сволочи? — наконец заговорил Илья.
— О, вы снова с нами, агент Курякин! — расцвел Уэверли. — Есть основания предполагать, что в руках Фишера до сих пор имеются карты тайников, где влиятельные нацисты припрятали свои сокровища до лучших времен. Неплохо было бы наложить на них руки раньше самого Фишера.
Соло буквально почувствовал, как в его глазах разгорается хищный огонь. Определенно, наложить руку на сокровища наци — прекрасная идея! Уэверли продолжал разглагольствовать о необходимости вернуть награбленное законным владельцам, а Наполеон погрузился в сладостные мечты, где он был окруженным роскошью, всеми уважаемым коллекционером произведений искусства. Он уже дошел в своих мечтах до прекрасной виллы в Майами, когда реальность отвесила ему звонкую оплеуху. Илья тоже не особо прислушивался к монологу шефа, он неподвижно сидел в своем кресле и не сводил с друга ехидного и понимающего взгляда. «Да, про тебя-то я и забыл, — погрустнел Соло. — Впрочем, поживем - увидим». И он послал напарнику самую невинную улыбку, на которую был способен. Тот предсказуемо закатил глаза.
— Господа, позвольте мне прервать ваш увлекательный диалог, — от вежливой улыбки Уэверли вело арктическим холодом, — и все-таки изложить вам суть вашего задания.
Пришлось придать лицу выражение старательного школьника. Впрочем, у Ильи оно все равно получилось лучше, он даже наклонился вперед, пожирая начальство глазами.
— Итак, один из вас должен втереться Фишеру в доверие, проникнуть на его личную территорию, провести рекогносцировку и обеспечить прослушку. Второй, оперируя полученными данными, должен проникнуть в дом объекта и провести обыск с возможным вскрытием тайников и сейфов. Надеюсь, мне не нужно объяснять, кто из вас какую функцию выполняет?
— Я проникаю и вскрываю, — беззаботно ухмыльнулся Соло. — Фишер меня знает и может залечь на дно, если я появлюсь у него на горизонте. Ну а втираться в доверие будет агент Курякин. Хотел бы я посмотреть, как у него это получится.
— Думаю, что получится, — по-крокодильи улыбнулся шеф. — Если учесть, что мистер Курякин принадлежит к тому типу мужчин, от которого Фишер без ума, то у него это получится гораздо лучше, чем у вас, мистер Соло.
Наполеон присвистнул и сочувствующе посмотрел на нахмурившегося напарника.
— Мне необходим доступ к досье Фишера, — поджал губы Илья.
— У вас он будет, — Уэверли поднялся с кресла, грациозно оправил пиджак и направился к выходу. — И господа, миссию необходимо завершить в сжатые сроки. Есть основания полагать, что Фишер может в ближайшем будущем поменять место дислокации. А прятаться он умеет, как никто.
— Потому и жив до сих пор, — подвел итог Соло.
Соло чертыхнулся сквозь зубы и пополз вперед. Вылазка в дом Фишера ничего не дала. В сейфе старого развратника обнаружились лишь пачка порнографических снимков, где в основном фигурировали атлетического сложения блондины и хрупкие брюнетки в самых непристойных позах, да несколько жестяных коробок с порнографическими же фильмами, снятыми на студии самого Фишера. Илья, привычно влезший в шкуру польского эмигранта, сообщил, что в кабинете старого наци имеется солидного вида сейф, который он ни разу не открывал в чужом присутствии. Шансов найти там что-нибудь действительно важное было немного, но проверить стоило. Тем более что старый пройдоха, словно учуяв запах жаренного, затеял на студии ремонт, и кто знает, куда после него из кабинета переместится вожделенный сейф. Пришлось поторопиться. Именно поэтому Наполеон сейчас полз по вентиляции, а Илье участвовал в фривольной фотосессии под руководством самого Фишера.
Соло дополз до вентиляционной решетки и осторожно заглянул сквозь частые ячейки. Внизу царила обычная рабочая суета, усугубленная ремонтом. Вот мимо деловито процокала каблуками стайка девиц в легкомысленных костюмчиках рождественских эльфов, следом за ними, едва не капая слюной, прошли рабочие, волокущие на себе рулоны обоев. Ничего необычного, и Соло полез дальше.
Проползая мимо очередной решетки, Наполеон услышал знакомый голос. Внизу в просторной комнате горели софиты, суетился фотограф, ассистентка застыла благоговейным столбиком, а у бутафорской кирпичной стены стоял Илья. В простых джинсах, подчеркивающих его длиннющие ноги, в клетчатой, едва не трескающейся на широких плечах рубашке он просто стоял и улыбался в камеру. Соло поперхнулся, такой шаловливой и озорной улыбки на упрямых губах напарника ему еще не доводилось видеть. Сверкнула вспышка фотокамеры, Илья слегка повернулся, откинулся на стену и послал в камеру такой насмешливый и флиртующий взгляд из-под ресниц, что бедная ассистентка выронила из рук блокнот.
— Теперь можно расстегнуть рубашку, — в темном углу, как паук в паутине, притаился Фишер, чем-то отдаленно похожий на дядю Руди, и не сводил с Ильи глаз.
Ассистентка засуетилась, взяла со столика какой-то пульверизатор, и робко подступила к Илье. Тот бросил на нее снисходительно-поощряющий взгляд и слегка наклонился, чтобы ей было удобнее возиться с пуговицами. Когда с ними было покончено, девица принялась брызгать на обнаженную грудь Курякина, какую-то блестящую жидкость, вероятнее всего масло, и осторожно ее размазывать.
Соло невольно облизнулся. Смотреть на мускулистую, маслянисто поблескивающую, с напрягшимися от холода сосками грудь напарника было приятно, но неудобно. Неудобно лежать на жёстком, когда твой член внезапно заинтересовался происходящим.
Кадр от кадра съемки становились все фривольнее и жарче. Сперва исчезла клетчатая рубашка, потом расстегнули молнию на джинсах. Илья послушно поворачивался, улыбался в камеру, прогибался в пояснице, закинув руки за голову, (на этом моменте Наполеон нетерпеливо заерзал), и не проявлял ни капли смущения или гнева. Одним словом, вел себя, как образцовая фотомодель, знающая о своей привлекательности и умеющая ею пользоваться. В конце концов ассистентка увела его за ширму, откуда он вскоре появился закутанным в фальшивую горностаевую мантию. Скоро стало понятно, что под той мантией ничегошеньки нет. Ничего, кроме обнаженного, мускулистого, золотистого от легкого загара тела.
Наполеон сглотнул. Проклятая багрово-алая бутафорская мантия смотрелась на Илье, как настоящая. Курякина усадили на табурет в виде коринфской колонны, спустили мантию с левого плеча, чем-то закололи ее в районе бедра, и вот Илья предстал перед восторженными взорами в образе избалованного императорского фаворита. Алый бархат выгодно подчеркивал золотистую кожу, пушистый мех, вероятно, зимнего кролика нежно ласкал обнаженное тело. Илья расправил плечи, согнул в колене одну ногу и вытянул из-под мантии другую, (так иногда поступают красотки, желая продемонстрировать свои длинные, стройные ножки), слегка запрокинул голову, вскинул одну бровь и усмехнулся. Соло поперхнулся, этот взгляд, эта усмешка словно бы говорили: «Я знаю, что ты смотришь на меня. И знаю, что тебе чертовски нравится то, что ты видишь». Как он добрался до кабинета Фишера, и как вскрывал сейф, в котором, кстати, кроме пары тысяч наличными и списка порно актеров ничего интересного не было, Наполеон не помнил.
Рождественская иллюминация отражалась в окнах и лужах на мостовой. Соло мрачно смотрел то в окно, то в собственный стакан. Пить не хотелось. Думать, где, а главное с кем сейчас Илья, тоже не хотелось. Но не думать не получалось. Лучше уж действительно напиться.
Выходит, он никогда не знал Илью Курякина. Кто в здравом уме мог предположить, что штатный айсберг агентства А.Н.К.Л. на самом деле так возмутительно горяч? В принципе было понятно, почему Угроза скрывал свою сексуальность, почему прятал себя под аскетичной, а зачастую просто уродливой одеждой - при их профессии осторожность лишней не бывает. Но Наполеону все равно было обидно. Разве они не друзья-напарники, не единожды спасавшие друг другу жизнь? Почему Илья так щедро демонстрировал себя равнодушной фотокамере, но ни разу не подарил ему, Соло, хотя бы одну дразнящее призывную улыбку? Наполеон глотнул виски и закашлялся, бурбон явно пошёл не в то горло. «А что было бы, если Угроза когда-нибудь улыбнулся бы тебе, как на той проклятой фотосессии? Что бы ты сделал? Вызвал бы скорую психиатрическую помощь? — улыбка Наполеона отраженная в окне из горькой превратилась в бесшабашную и злую. — Вот уж нет! Самому мало!»
Замечтавшийся Наполеон не заметил, как открылась дверь, и в комнату бесшумно вошёл Илья:
— Чего в темноте сидишь?
— Думаю, — последовал мрачный ответ.
— Даже не буду спрашивать, о чем, — на Угрозе снова была его рыжая, замшевая куртка, а лицо было серьезным, как на исповеди.
— Почему же?
— Ни до чего хорошего, напиваясь в компании бутылки, додуматься нельзя, — пожал плечами Илья. — Лучше спроси, что мне удалось узнать у Фишера?
— И что же ты узнал? — вскинул брови Наполеон, а потом спохватился. — Не хочешь спросить, что я нашёл в сейфе?
— Ничего интересного, раз ты сидишь тут в одиночестве и напиваешься в темноте.
— Так что же ты разузнал?
Илья скинул куртку и аккуратно развесил ее на спинке кресла:
— Кроме дома у Фишера есть еще и загородная вилла на Голливудских холмах, — Курякин плюхнулся в кресло и с удовольствием потянулся. — Кстати, большую часть свободного времени он проводит именно на вилле и кастинги там же проводит.
— Кастинги! — каркнул Наполеон и приложился к стакану. — Теперь это так называется. Ты хоть, понимаешь что это за «кастинги»? Хотя о чем это я, конечно, ты понимаешь.
Илья пропустил шпильку мимо ушей:
— Так вот, Фишер пригласил меня на виллу. Сказал, что у него есть в проекте отличный сценарий, не пошлая порнуха, а настоящий, остросюжетный, эротический детектив, — не сдержавшись, он фыркнул. — Сказал, что меня ждет всемирная слава.
— Кстати о славе, нужно будет избавиться от фотографий.
— Уже позаботился об этом, — отмахнулся Илья, — поэтому действовать нам придется еще быстрее, чем предполагалась. Не то старый хрен что-нибудь заподозрит.
— Возвращаясь к кастингу, ты уже согласился?
— А то! С радостью. Завтра в восемь вечера он будет меня ждать.
Наполеон вскочил и несколько раз прошёлся мимо окна, допивая на ходу вискарь:
— И что ты собираешься там делать? Это тебе не перед камерой улыбочки рассыпать.
— Разберусь, — равнодушно пожал плечами Илья.
— Разберешься? — Соло остановился и почти угрожающе навис над сидящим напарником, — Понравилось голой задницей перед богатеньким папиком сверкать?
— А тебе, — Курякин остался сидеть, только голову запрокинул, не сводя сосредоточенного взгляда с взбешенного Наполеона, — нравится ублажать увешанных бриллиантами старух?
Отчаянно захотелось врезать по его спокойной физиономии. Вместо этого Наполеон быстро наклонился и запустил зубы в основание открытой шеи. Сжимать челюсти, а потом зализывать укус, чувствуя солоноватый привкус то ли пота, то ли крови, ощущать дрожь чужого, сильного тела — это стоило нескольких выбитых зубов. Так он утешал себя, выпрямляясь и не решаясь взглянуть другу в лицо.
— Ты пьян, — голос Ильи охрип, — а мне необходимо обсудить с тобой завтрашнюю операцию.
— Ничего, — Соло прислонился пылающим лбом к прохладному окну, — я в состоянии тебя слушать.
— Завтра в двадцать ноль-ноль ты с автомобилем и инструментами будешь ждать моего сигнала на грунтовой дороге рядом с виллой Фишера.
С каждым произнесенным словом голос Ильи остывал, пока не стал деловито-отстраненным. Соло прикусил губу, ему захотелось снова услышать тот хриплый, удивлённый выдох, сорвавшийся с прикушенных губ. Наполеон потряс головой.
— Ориентировочно в двадцать часов двадцать пять минут я выйду на связь, кстати, не забудь проверить рацию, и если все будет тихо, ты проникаешь на виллу через чёрный ход, — Илья встал и подошёл к кону. На улице снова заморосил дождь. — По моей информации на время «кастингов» Фишер отпускает прислугу и охрану, так что с этой стороны проблем можно не ждать.
— А что с самими Фишером?
— В это время он будет смотреть красочные и правдоподобные сновидения, — Угроза достал из кармана брюк маленькую таблетницу и потряс ею. — Наша задача обыскать виллу и найти хоть что-нибудь интересное. А то мне вся эта история с сокровищами нацистов чем дальше, тем больше напоминает Рождественскую сказку.
Соло боднул лбом стекло и повернулся к напарнику. Тот стоял, спокойный и надежный, как швейцарский сейф. Меж бровей залегла вертикальная морщинка, губы сурово поджаты. И только ярко-малиновый засос, расцветший на шее, нарушал облик сурового профессионала.
— Завтра будет еще хуже, — Наполеон осторожно, кончиками пальцев провел по синяку.
— Делу это не помешает, скорее даже наоборот, — хмыкнул Курякин.
— Ну же, Угроза, врежь мне. Не нужно сдерживаться, — Наполеон сглотнул. — Тебе ведь... хочется...
Долгий задумчивый взгляд был ему ответом.
— Давай ложиться спать. Завтра будет тяжёлый день.
С грунтового серпантина, петлявшего по заросшим вечнозелёным кустарником холмам, открывался отличный вид на ночные огни Лос-Анджелеса. Соло присел на капот неприметного форда, открыл термос и налил себе в кружку крепкого кофе. Для отличного пикника не хватало только костра, зефира и хорошей компании. Наполеон вздохнул, его компания сейчас тратит свое время на болтовню со старой сволочью. И это еще в лучшем случае. Думать о том, что случится, если Илье не удастся запихнуть в Фишера веселенькую таблетку, не хотелось. «Успокойся, — думал он, ёжась от вечерней сырости. — Угроза - большой мальчик и совсем не наивный. Лучше подумай о том, что вся миссия идет через нижние полушария». Соло вздохнул, легкое облачко пара сорвалось его губ и тут же растаяло. На обыск дома и кабинета в студии Фишера потрачена уйма сил и времени, и все с отрицательным результатом. Если и сегодняшняя вылазка ничего не даст, то придется взять за жабры самого Фишера. Вряд ли Уэверли будет от этого в восторге.
— Соловей, приём, — внезапно ожил передатчик, — ответь Соколу.
— Соловей на связи, — Наполеон поставил кружку на капот и схватился за рацию.
— Объект упакован, — голос Ильи за шумом помех был собран и холоден. — Охрана отсутствует. Выдвигайся на позиции.
— Сокол, понял тебя. Выдвигаюсь.
За ближайшим покатым холмом в ложбине, как в ладони, расположилась вилла Фишера. Не самая роскошная из тех, какие доводилось видеть Наполеону, но тоже весьма ничего. Двухэтажный дом в классическом стиле окружал освещённый фонарями небольшой парк. На заднем дворе бирюзовым зеркалом светился круглый бассейн. Соло легко перемахнул через ограду и, стараясь держаться в тени, потрусил к чёрному ходу.
Илья ждал его в просторном холле. В джинсах, водолазке и замшевом пиджаке он выглядел, как сошедшая с обложки модного журнала модель.
— Как Фишер?
— Спит, пуская слюни, — отмахнулся Илья. — Я нашёл сейф.
— Знаешь, я тут подумал, — Соло шёл за напарником, не отставая ни на шаг, — я вскрыл два его сейфа, и ни в одном из них не было ничего действительно важного. Думаю, Фишер просто им не доверяет, но у него обязательно должны быть тайники.
— Возможно, ты прав, — Илья остановился возле растопленного камина, трогательно украшенного еловой гирляндой и цветными носками, — но здешний сейф тоже нужно вскрыть.
Кабинет Фишера был похож на приют охотника и ценителя искусств одновременно. По стенам были развешаны головы зубров и оленей вперемешку с произведениями современных дарований. Соло окинул их скучающим взглядом и ухмыльнулся. Возможно, лет через сорок эти картины и будут представлять собой какую-то ценность, но не сегодня. В мягком кресле развалился спящий Фишер, и из его приоткрытого рта действительно тянулась тоненькая нитка слюны. «Что ж, хоть кто-то из нас получает удовольствие», — позавидовал Наполеон, разглядывая довольную физиономию старого нациста.
— Чего застыл? — до странности нервный Илья нетерпеливо топтался перед солидного вида швейцарским сейфом.
— Терпение, Угроза, терпение.
Сейф для вида поломался, но вскоре сдал свои позиции. Как и предполагал Наполеон, из интересного в нем была только пухлая пачка долларов и ворох договоров.
— Поищи еще, Ковбой, — попросил Илья слегка охрипшим голосом, — не может быть, чтобы этот хрен чего-нибудь не припрятал.
Наполеон поискал еще, бросая встревоженные взгляды на напарника. Того явно лихорадило: на щеках цвел яркий румянец, глаза блестели нездоровым блеском, сухие губы потрескались. Если бы это было возможно, то Наполеон предположил бы, что Илья подхватил простуду. Но Курякин в свое время не заболел, даже просидев суточную засаду в сугробе. Слякотный, предрождественский Лос-Анджелес и вовсе не имел шансов повредить могучему русскому здоровью.
— Илья, как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — дернул плечом Курякин и нахмурился.
Тут под пальцами щелкнула крышка тайника в задней стенке сейфа, и расспросы пришлось отложить. Что же, за эту находку Наполеон был готов многое простить Фишеру. Завернутая в темно-синий бархат, в тайнике обнаружилась картина. На старой, слегка потрескавшейся доске, изгибался связанный и утыканный стрелами святой Себастьян. Если глаза Соло не подводили, а делали они это крайне редко, то картина принадлежала кисти одного из учеников самого Тициана.
— А у старой сволочи недурной вкус, — восхищенно цокнул он языком. — Впрочем, это и так было понятно. Смотри, Угроза, святой Себастьян - вылитый ты.
И правда, если сорвать с Ильи почти всю одежду, привязать его к могучему дубу и заставить страдальчески запрокинуть светловолосую голову, то сходство будет налицо. Представив себе эту картину, Наполеон внезапно почувствовал, что краснеет.
— Больше ничего нет? — морщинка между бровей Курякина стала походить на крохотный каньон, и Соло тут же захотелось разгладить ее пальцами.
— Как видишь, — Наполеон с сожаление спрятал картину обратно в тайник и аккуратно закрыл сейф, — но я практически уверен, что здесь должны быть и другие тайники.
— На их поиски уйдет слишком много времени.
— Просто доверься моему чутью, Угроза, — Соло одарил напарника своей коронной улыбкой, а сам подумал, что по возвращении в номер Илью придется заставить лечь в постель и накачать чем-нибудь убойным из секретной аптечки КГБ, иначе тот окончательно сляжет.
Напарники споро принялись ощупывать и обстукивать стены кабинета. Самым перспективным, по мнению Соло, выглядел солидный, плотно уставленный книгами стеллаж. Осторожно ощупывая книжные корешки, Наполеон, будто невзначай, прикоснулся к оказавшейся нестерпимо горячей руке напарника. Тот вздрогнул всем телом и поспешно отодвинулся.
Как и предсказывал Наполеон, на поиски тайника ушло не так уж много времени. Потянув за золоченый корешок увесистого фолианта, Соло услышал отчетливый мелодичный звон, и целая секция книжного стеллажа бесшумно отъехала в сторону.
— Я так понимаю, что это и есть площадка для кастинга актеров, — фыркнул Наполеон, разглядывая, открывшуюся небольшую комнату, выдержанную в багрово-черных тонах.
— Чертов буржуй! — отчетливо скрипнул зубами Курякин.
И у него были причины для негодования. По багровым стенам в идеальном порядке были развешаны разнообразные плетки и розги. Вдоль противоположной стены протянулась витрина, где на черном бархате дожидались своего часа дилдо и анальные пробки всех видов и мастей. В центре коморки стоял крестообразный станок с фиксаторами для рук и ног. В нише у дальней стены возвышалась мраморная копия знаменитого Давида Микеланджело. Глаза статуи закрывала чёрная бархатная повязка.
— Знаешь, я очень рад, что твоя отрава все-таки вырубила Фишера, — Наполеон деловито прошёлся по приюту извращенца. — Наш клиент оказался затейником.
— Не то слово!
— Думаю, вот на этом «распятье» ты бы и изображал святого Себастьяна, — фыркнул Соло и похлопал ладонью по крестовине.
Ошарашенный Курякин потряс головой и шагнул в комнату. Внезапно его ноги подкосились, и чтобы не упасть, он поспешно схватился за верхний фиксатор креста.
— Угроза! — встревоженный Наполеон тут же оказался рядом с напарником. — Только снова не говори, что ты в норме.
Илья вздохнул, стиснул зубы и выпрямился, всем видом показывая, что он готов не только продолжить обыск, но и начистить чью-то слишком любопытную физиономию.
— Ты, что-нибудь пил вместе с Фишером? — не отставал Соло.
— Пришлось, — процедил сквозь зубы Курякин и облизнул пересохшие губы, — иначе он не соглашался пить. Буквально глаз с меня не сводил.
Наполеону захотелось хорошенько стукнуться лбом о стену, а еще лучше, двинуть его «Я справлюсь с чем угодно» напарнику.
— Знаешь, что он мог тебе подсыпать?
— Судя по ощущениям, конский возбудитель, — Илья перевел дыхание. — Продолжим, мы обязаны хоть что-нибудь найти.
Соло скептически оглядел комнатку. Если исключить стены и пол, то тайник мот располагаться только в пьедестале статуи, выглядевшем даже слишком солидным и объемистым. Он присел у ног Давида и принялся деловито ощупывать его основание. Илья примостился рядом. Казалось от его напряженного, точно перетянутая струна, тела шли волны жара. Его взгляд жег затылок Наполеона и гнал стаи мурашек вдоль позвоночника.
— Не пыхти на меня. Отвлекаешь.
Илья послушно попытался отодвинуться, но тело снова его подвело, и ему пришлось схватиться за колено напарника.
Соло едва не подпрыгнул от крепкой хватки казавшейся раскаленной ладони. Беспардонные мурашки скопились жарким облаком в солнечном сплетении и потекли в пах. Наполеон облизнул враз высохшие губы:
— Дорогая, я сейчас несколько занят и не готов ответить на твой флирт, — ехидная усмешка привычно спрятала его смущение.
Илья резко вскочил, покачнулся и вынужденно схватился за плечо Давида. Раздался отчетливый щелчок, и в пьедестале открылась маленькая дверца.
— Занятно, — Соло запустил в тайник руку и сразу же нащупал нечто плоское и кожаное, оказавшееся старым штурманским планшетом.
Внутри планшет был плотно набит старыми, пожелтевшими бумагами, исписанными мелким, убористым почерком. Курякин тут же в них зарылся. Он сосредоточенно шевелил губами, хмурился, шелестел бумагами, словом, вел себя как обычно. И только яркий румянец вкупе с неровным дыханием говорили о том, что возбуждение его так и не отпустило.
— Это шифр, — выдал он наконец.
— Я понял, — Соло словно бы со стороны наблюдал, как его рука осторожно смахнула со лба напарника испарину. — Скажи, как ты умудряешься справиться с возбуждением? Вас этому учат, да?
Илья отшатнулся от него, в его взгляде мешались удивление, злость и задавленная жажда.
— Ты совсем рехнулся?! Нашёл время!
— Ладно, ладно! — Наполеон примирительно вскинул ладони. — Признаю, сглупил. Просто интересно, как ты собираешься выкручиваться?
— Самому интересно, — буркнул Илья. — Давай решать проблемы в порядке очереди.
— Отлично, — Соло достал из внутреннего кармана куртки микрокамеру. — Сперва все сфотографируем. Потом выберемся отсюда. А в гостинице ты выпьешь какую-нибудь отраву из своих запасов.
— Я уже принял универсальный абсорбент, полегчало, но совсем немного.
— Волшебно, — скрипнул зубами Наполеон и защелкал затвором камеры в два раза быстрее. — Ты в курсе, что если ничего не предпринять, то дело может закончиться инфарктом?
— Что ж, тогда придется дрочить до посинения, — невесело усмехнулся Курякин, собирая в планшет ненужные уже бумаги.
— Есть предложение получше, — не давая себе передумать, Соло схватил Илью за отвороты куртки, рванул на себя и впился в горячие, иссохшие губы.
Тело Угрозы, его губы, сперва ощущались каменными, будто вырезанными из разогретого на солнце гранита. Но вот он вздрогнул, мученически застонал, и губы его разомкнулись. Наполеон кинулся в атаку. Он вылизывал нёбо, втягивал в себя язык, кусал губы. Его колотило, как на проклятом кресле дядюшки Руди. Он боялся, что еще немного, и Угроза придет в себя, отпрянет от него и кулаком еще добавит. Вместо этого Илья сграбастал его в медвежьи объятья и запустил руку в волосы. Теперь уже пришла очередь Наполеона стонать.
— Убираем всё и валим отсюда, — распухшие от поцелуя губы едва его слушались. — В гостинице сперва я тебя, потом ты меня. Слышишь, Угроза?
Илья взглянул на него дикими глазами, облизнулся и с трудом кивнул.
Рождественские огни плясали по стенам, отражались в окнах, превращали запрокинутое лицо Ильи в нечеловечески прекрасный лик чужеземного божества. И Соло не мог не любоваться им, выгибая уже ноющую от напряжения шею.
— Ков...бой... ещё... сделай так ещё, — простонал Угроза и выгнулся, ударившись затылком о стену, когда Наполеон взял его целиком, пропустил в самое горло.
До гостиницы они добрались очень быстро. По лестнице к своему номеру они шли еще быстрее и в ногу, как вымуштрованные гвардейцы на параде. Угроза достал ключи, выронил их, и Наполеон сам их поднял и с профессиональной скоростью открыл дверь. Оказавшись внутри, Соло тут же притиснул напарника к стене, запустил пальцы в растрепанную шевелюру и впился в горячие, растрескавшиеся губы. Было сладко, горячо и солоно. Сладко и горячо от сдавленных стонов Ильи, и солоно от вкуса его крови.
— Ну как, не передумал еще? — коварно усмехнулся Наполеон, поглаживая солидную выпуклость на брюках Угрозы и слизывая кровь с ранки на его губах.
— А ты? — от бесшабашной улыбки Ильи и его крепкой хватки на заднице подгибались колени.
— Не дождешься!
Соло буквально рухнул на колени и порадовался тощему коврику в прихожей их номера. Без него его коленям было бы совсем несдобровать. Дрожащими руками он расстегнул ширинку, сдернул бельё и добрался до твердого, горячего и нежного, истомившегося ожиданием члена.
— Ты не обязан, — заплетающимся языком пробормотал Угроза и застонал, когда Соло на пробу лизнул его по всей длине.
— Заткнись, — беззлобно усмехнулся тот, — а лучше стони погромче.
С этим заданием Илья справился, как и с большинством своих заданий, на отлично. Он выгибался, облизывал припухшие губы, вскрикивал и толкался в жадный рот Наполеона. Осторожно толкался, щадя своего напарника. И это немного бесило. Соло хотелось довести Угрозу до белого каления, до крика, до беспамятства. Что бы Илья трахался, как дрался, не щадя ни себя, ни любовника.
Наполеон выпустил член изо рта, куснул Курякина за тазовую косточку:
— Давай, Угроза, не сдерживай себя. Хочу тебя всего!
— Если я не буду сдерживаться... ты пожалеешь, — прохрипел Илья.
— Спорим!
И Наполеон снова насадился на член до самого горла и пару раз сглотнул.
— А! Бля! — Илья вскинул бедра и снова стукнулся затылком о стену, — Ещё! Ещё, Ковбой!
И Соло дал ещё. Он остервенело сосал, ловил горлом толчки дрожащих бёдер, перекатывал в пригоршне потяжелевшие яйца. А Илья вскрикивал, матерился на нескольких языках сразу и толкался вперёд, будучи уже не в состоянии осторожничать.
Не переставая работать языком, Соло окончательно сдернул брюки с бёдер Угрозы. С наслаждением стиснул идеально тугие ягодицы, развел их и проскользнул пальцем по ложбинке, уперся во вход и осторожно притёрся. Илья зашёлся хриплым криком, схватил Наполеона за волосы и дернул на себя, наполняя его горло горячим семенем.
— Вот так, Угроза, — прохрипел Соло, облизываясь. — Знал бы, что ты такой, давно бы напоил бы тебя возбудителем.
— У тебя такой голос...
— Как у портовой потаскушки? — усмехнулся Наполеон и медленно поднялся с колен.
— Нет, — Илья мотнул головой и стиснул его в объятьях. — Бархатный.
— Затраханный. Не трудись натягивать штаны. Ночь только началась.
— И не думал даже, — Илья скинул куртку на пол, выпутался из штанов и спокойно продефилировал в спальню Наполеона.
Тот проводил голодным взглядом его идеальную задницу и поторопился следом. Давненько Наполеону не приходилось так быстро раздеваться, раскидывая одежду по комнате. Хорошо еще, что на миссию он надел специальный костюм, привыкший еще и не к такому обращению.
В спальне Илья включил торшер, неторопливо стянул с себя водолазку и насмешливо оглянулся на напарника. Наполеона затрясло. Кое-кто уже успел утолить первый голод, а у него уже яйца звенели. Хотелось схватить Угрозу, бросить на кровать, медведем навалиться сверху и быстро, жёстко отыметь. Чтобы стереть с его губ эту снисходительную ухмылочку.
— И где ты только этого нахватался? — прохрипел он, сгребая Илью в объятья.
— Да есть тут один, — хмыкнул Угроза и ловким броском через бедро закинул Соло на постель, — ходит, дамочек пачками соблазняет.
Наполеон неуклюже завозился среди подушек и перевернулся на бок. Илья поставил на постель колено и посмотрел на напарника внимательным, испытующим взглядом. Тот усмехнулся и приглашающе похлопал по матрасу рядом с собой.
В отсветах праздничной иллюминации тело Угрозы казалось не просто совершенным, оно выглядело живым произведением искусства. Широкий разворот плеч гармоничным треугольником сходился к узкой талии. Мощные мышцы под шелковистой кожей с едва заметными отметинами шрамов, так и просили приласкать их, размять. Темные горошины сосков среди редкой золотистой поросли снова напряглись и манили беззащитной нежностью. Соло сглотнул и перевел взгляд ниже, где между мускулистых бедер, уже в полной боевой готовности покачивался идеальный, ровный и толстый член. Наполеон всхлипнул и откинулся на подушки, бесстыже разводя перед Ильей ноги.
На скулах Курякина вспыхнул жаркий румянец, по припухшим губам быстро проскользнул кончик языка. Одним движением он оказался на постели, навалился, нетерпеливо куснул в основание шеи. Наполеон одной рукой вцепился в широкую спину, другой в идеальную ягодицу и вжал в себя это горячее, мощное тело.
— Ты когда-нибудь был снизу?
Илья отлип от его шеи и слегка нахмурился:
— Нет. А ты?
— Доводилось пару раз. Давно, — Соло приласкал напрягшуюся шею Угрозы. — Поставим вопрос иначе: ты с мужчинами вообще когда-нибудь был?
Илья растерянно покачал головой. В его взгляде пополам мешались упрямство и неуверенность.
— Тогда давай сперва я тебя, — Соло осторожно выбрался из-под любовника и нежно чмокнул его в нос. — Хотелось бы завтра не лежать пластом, а иметь возможность нормально двигаться.
Илья, хмурясь, помолчал минуту, потом улыбнулся какой-то мягкой, непривычно беззащитной улыбкой и кивнул.
Наполеон нетерпеливо рылся в своем саквояже, где держал принадлежности для грима, добыл, наконец, жестяную баночку с вазелином, пачку презервативов и вернулся в постель. Конечно, не мешало бы добавить в смазку анестетик, но возиться с ним не было никаких сил. Лучше он посильнее распалит Илью, так, чтобы он даже и не заметил боль.
Он провел жадными руками по вздрогнувшему, напруженному телу, огладил рельефный пресс и скользнул ниже.
— Расслабься, Угроза, — рука уверенно взялась за горячий член. — Я тебя не обижу.
— Откуда в тебе столько выдержки? — прохрипел Илья, послушно раздвигая ноги. — Я бы на твоем месте уже давно...
— Когда имеешь дело с сейфами, поневоле запасешься терпением, — Соло нежно обхватил темно-красную головку губами, щедро зачерпнул вазелин и осторожно коснулся входа. — Тебе еще предстоит побывать на моем месте, тогда и посмотрим, как обстоят дела с твоей выдержкой.
Дальше уже было не до болтовни. Наполеон неторопливо ласкал член любовника, то всасывая его в себя, то облизывая его, как леденец, и одновременно вскрывал Илью, вот уж действительно, как самый надежный и неуступчивый сейф. Курякин медленно расслаблялся, постанывал и поглаживал дрожащей рукой непослушные чёрные кудри. И совершенно пропустил тот момент, когда бесстыжий палец осторожно проник внутрь. Зато на втором вздрогнул и напрягся всем телом.
— Не зажимайся, не надо. Пальцы сломаешь, — Соло на секунду отстранился, оглядел Угрозу диким взглядом и снова взял в рот.
Маслянисто поблескивающие пальцы ритмично толкались в тугую, шелковистую задницу, и было легко представить, каково в ней будет его члену. Невыносимо жарко и тесно. Соло застонал, пуская по члену Ильи вибрацию. Тот сдавленно вскрикнул и дернул бедрами навстречу толчкам. Потом снова и снова. Наполеон поднял взгляд, не в силах перестать любоваться мерными перекатами мощных мышц пресса под покрытой испаренной бархатистой кожей.
— Вот, так, — прохрипел он, — так... тебе же нравится. Нравится, да?
— Заткнись, Ков... — Соло мстительно согнул пальцы, и Илья заметался на постели, подмахивая и исходя на хриплые стоны, — Хватит... уже, ну... давай!
— Рано... рано еще, терпи.
Третий палец некоторые сочли бы излишеством, но Соло не хотел навредить Илье, даже если он сам насаживался на пальцы с остервенелой жадностью, оскалившись и вскрикивая на каждом толчке. Собственный член уже не просто ныл, он буквально горел.
— Если... ты сейчас... не трахнешь меня... то я…, — в такт толчкам простонал Илья и вскрикнул потому, что Наполеон не стал дожидаться окончания угрозы.
Он быстро вытащил пальцы, споро натянул презерватив и буквально вкатился в скользкое, горячее, жаждущее тело. И замер, вслушиваясь в сорванное дыхание Ильи.
— Чего застыл? — голос Курякина был низким, с бархатистой хрипотцой, и Соло пришлось зажмуриться до боли в веках, пережидая острую волну возбуждения, которую всколыхнул этот проникновенный, немного дрожащий голос.
— Ну же, — Угроза скрестил ноги на пояснице любовника и поддал ему пятками.
— Зараза! — выругался Наполеон и одним движением вошел до конца. — Этого ты хотел... да?
Илья не ответил, зажмурившись, он выгнулся на постели, и с приоткрытых губ срывались резкие, короткие выдохи. Наконец он выровнял дыхание, разлепил ресницы, и Наполеон чуть не утонул в жадном взгляде пронзительно голубых глаз с расширенными зрачками:
— Ещё!
Соло не умел отказывать, когда его так просят, и он дал ещё. От глубоких, размеренных толчков по жилам тёк огонь, кровать стучалась о стену, как метроном, Илья глухо стонал и прикусывал губы. Наполеон не выдержал и накрыл их ртом, ловя стоны. Угроза стиснул его в объятьях, будто желая растворить его в себе без остатка.
— Ты бы... знал, как... давно я этого хотел, — слова из горла выходили вперемежку со стонами, Соло почти выскользнул из любовника, а потом снова толкнулся, глубоко и резко.
Илья ахнул и стальным капканом сжал ноги на пояснице Наполеона.
— Пусти... хребет сломаешь, — выдохнул тот, но не остановился.
Хватка ослабла, Соло приподнялся на руках и оглядел жадным взглядом распластавшегося под ним Угрозу - от взмокших светлых волос до истекающего смазкой члена.
— Какой ты... — Наполеон не мог молчать, — видел бы ты сейчас себя... знал бы, давно бы затрахал...
— Меньше... болтай, — Илья выгнулся мостиком, оперившись о кровать плечами и затылком, и быстро заработал бедрами, насаживаясь на член, трахая себя им в удобном для себя темпе.
— Сменим позицию, — Наполеон опрокинулся на постель, придерживая любовника за поясницу, вытянул ноги, и вот теперь уже Илья был сверху, в позе наездника, — давай, Угроза... делай, что хочется.
Илья на секунду замер, прислушиваясь к себе, глянул на Соло тёмным, раскаленным взглядом, облизнулся и медленно, на пробу, приподнялся и опустился.
— Да, вот тааак... — выдохнул Наполеон, почему-то чувствуя себя насаженной на огненную иглу удовольствия бабочкой. — Ещё!
Илья опёрся руками о постель по обе стороны от головы любовника и задвигался в быстром, размашистом ритме. Запрокинул голову, выгнул спину. И Соло, как завороженный, провел рукой по его груди, прихватывая твердые соски, вниз по вздрагивающим мышцам пресса, к горячему стволу, так правильно легшему в ладонь. Слушал хриплые стоны и сорванное дыхание, чувствовал себя берестой в огне. И молился только об одном, чтобы продержаться еще чуть-чуть, чтобы не сорваться за край от того, как Илья сжимается там внутри и кричит.
Угроза был тяжёлым, расслабленным, сонным, и выпускать его из объятий совсем не хотелось.
— В душ, — вздохнул, наконец, Илья. Неохотно скатился с Соло и пошлепал в ванную. — Тебе особое приглашение нужно?
Душевая в их номере была не особо просторной, и они постоянно стукались локтями, терлись намыленными боками, но ни оному из них не пришла в голову мысль мыться по очереди. В конце концов, Илья фыркнул, как рассерженный ёж, отобрал у Наполеона мочалку и принялся его ею растирать. Осторожно и тщательно. Соло жмурился, послушно подставлялся под бережные, почти нежные, движения. А потом развернулся лицом к стене, опёрся на руки и пошире расставил ноги.
— Теперь пришла твоя очередь потрудиться.
— А то ты в прошлый раз перетрудился, бедняжечка, — усмехнулся Илья и любовно огладил мускулистый зад напарника.
Уверенные, слегка загрубевшие ладони нежно скользили по коже, смывали мыльную пену, ласкали. Соло улыбнулся, откинулся на широкую грудь Курякина, притираясь и чувствуя его возбуждение. Свое тело уже не казалось таким уж расслабленным. Ленивая нега стекла в солнечное сплетение и под уверенными ласками разгорелась жарким томлением, жаждой. Илья поцеловал его в шею, укусил, и тут же зализал укус, легкими поцелуями поднялся к затылку, прикусил мочку уха. Наполеон ахнул, обернулся, поймал чужие припухшие губы и застонал в поцелуй. Глубокий и сладкий.
Он сам взял с полочки свой лосьон для тела, дорогой, благоухающий восточными пряностями. И налил в ладонь Курякина ароматную лужицу. Потянул его руку вниз, к стоящему колом члену, а потом ещё ниже и дальше.
Сперва он опасался, что Илья побрезгует, отдернет руку. Но нет, Угроза готовил его сосредоточенно и добротно. Сам добавил лосьона, осторожно развёл пальцы, провёл ими по кругу. У Соло подогнулись колени, частое дыхание сорвалось на стоны, внизу живота тугой огненной пружиной свернулось удовольствие.
— Ну же!
— Терпение, — ухмыльнулась эта злопамятная зараза и добавила третий палец.
— Смерти моей хочешь!
— Вовсе... нет, — он запустил пальцы еще глубже, и в глазах Наполеона потемнело, из горла вырвался хриплый крик:
— Ещё!
Когда Илья поцеловал его в затылок, прижал к кафельной стенке и, наконец, вошёл, Наполеон не знал, чего хочет больше: сбежать или притереться к любовнику еще теснее. Слишком давно он не был снизу. Да, ему было больно, но и хорошо тоже. Особенно когда Илья поцеловал его в шею, ущипнул за сосок и взялся скользкой рукой за член. Он толкался и дрочил в едином, размеренном, глубоком, крышесносном темпе. И боль вскоре ушла, уступила место жаркому и чистому удовольствию. Наполеон застонал и принялся подмахивать, укусил костяшки собственного кулака, чтобы не кончить слишком быстро. Сжался. И Илья зашептал ему что-то сбивчивое на русском. Лихорадочно и жарко. Наполеон уловил лишь отдельные слова : «красивый», «сумасшедший», «мой», но и этого ему хватило. Он хрипло заорал, на руках отжал их обоих от стены и сам принялся насаживаться на член в безумном, жёстком ритме.
Из ванной они буквально выползли, измученные и довольные. Илья почти нёс его на руках, аккуратно сгрузил на кровать, закутал в одеяло и вытянулся рядом.
Рождественское утро осветило пасмурное небо унылой серостью. По сонным улицам устало брели припозднившиеся гуляки, официанты, танцовщицы и вышибалы. Веселый Лос-Анджелес медленно приходил в себя после праздничной ночи.
Двое лежали, обнявшись, в теплой постели. Прижимались друг к другу, как две идеально подогнанные детали совершенного механизма. И не было им никакого дела до того, что прямо сейчас Артур Фишер, наскоро собрав пожитки, катил в сторону международного аэропорта. Они спали в кои-то веки спокойным, крепким сном, и снилось им обоим что-то очень приятное. И от созерцания этих прекрасных сновидений их смог отвлечь только пятый сигнал коммуникатора.
Соло зевнул, недовольно сморщился, но таки сумел дотянуться до валявшейся на полу куртки. Несколько минут он слушал начальство, стоически пытаясь не зевать во весь рот. Буркнул в ответ, что всё понял, и что всё будет в ажуре. После отбоя он несколько секунд смотрел на коммуникатор, потом рассмеялся и забросил дорогостоящий аппарат подальше в угол.
— Что там? — спросил Илья, так и не соизволив открыть глаза.
— Ты не поверишь, — Наполеон в наглую разлёгся на его спине, — Информаторы донесли Уэверли, что у Фишера больше нет карт тайников. Он ими от Моссада откупился.
— Интересно, тогда что за шифровку мы у него нашли?
— Вот, пусть сам Уэверли с ней и нянчится, — ухмыльнулся Соло, чувствуя на своём теле крепкую хватку бережных, сильных рук. — А у нас Рождество.
@темы: Мое тварчество, (С.) Сперто, Житие мое