Мев в переводе с древнекельтского означает смех.
Ночные игры.
Автор: Мев.
Бета: Shiko_ (что бы я без нее делала!)
Жанр: детектив, мистика.
Пейринг: Илья Курякин I Наполеон Соло
Рейтинг: R (планируется)
Размер: макси (планируется)
Саммари: Курякину и Соло поручают подозрительно простое задание. Но что бы его выполнить напарникам придется вмешаться в древнюю и кровавую игру.
Размещение: только с моего разрешения
Часть 1. Никогда не заговаривайте с незнакомками.
читать дальшеВиски торфяным огнем прокатилось по горлу. Соло скривился. Дурацкое задание, отвратительная погода, угрюмый и молчаливый, как вечная мерзлота, напарник. Замерзающий под осенними ветрами Париж за окном тоже не радовал. Но самой идиотской деталью в сложившейся безрадостной картине была покрытая изумрудной патиной бронзовая статуэтка, изображающая жилистого, носатого мужика в перьях и змеях, лихо отсасывающего самому себе.
- Никогда не интересовался искусством Мезоамерики, - лениво проронил Наполеон, баюкая в руке стакан с выпивкой, - мне всегда была близка Италия, в крайнем случае, Франция…
- А так же Германия, Англия. Нидерланды с Испанией тоже подойдут, - хмыкнул Курякин, не отрываясь от изучения пухлой, исписанной мелким почерком тетради, найденной Соло в том же сейфе, где и статуэтка.
- Я вообще не понимаю, зачем было привлекать к этой миссии именно нас, - продолжал брюзжать американец. - С кражей справился бы любой мало-мальски опытный агент. В доме клиента не было ни приличной сигнализации, ни охраны, даже сейф был пошлейшим образом замаскирован под картину. Скука!
Русский не ответил, углубившись в чтение. Наполеон снова пригубил виски из собственных, черт побери, подходящих к концу запасов. В Париже всегда было сложно достать приличный односолодовый, должным образом выдержанный виски, а уж в том районе, где им пришлось на сей раз расположиться, и подавно. Соло с тоской взглянул в окно. По узкой, серой улице холодный ветер гонял опавшую листву, мелкий мусор и замёрзших парижан. Бледное вечернее солнце, время от времени проглядывавшее сквозь слой облаков, не старалось никого согреть, а только сильнее оттеняло облезлую покраску домов да аляповатую вывеску подозрительного заведения на углу улицы.
- Что-нибудь интересное вычитал?
- Тласольтеотль - пожирательница грязи, также известная, как Ишкуина, Тетеоиннан, Чикунавиакатль …
- Что-что?
- Если верить записям, - Илья выразительно потряс тетрадью, - статуэтка была найдена в развалинах храма этой занятной богини.
- И почему она поедала грязь? – американец плюхнулся на старый, сварливо заскрипевший диван. - Не слишком подходящее для богини занятие.
- Ну, это смотря чему она покровительствует, - русский пролистал несколько страниц. - Вот: «Ишкуина первоначально считалась богиней плодородия, впоследствии стала отождествляться с владычицей ночи, покровительницей сексуальных грехов, проституции, развлечений и покаяния».
- Какая разносторонняя богиня, - усмехнулся Наполеон и допил виски. - Пойти, что ли, поискать ее подопечных? Присоединишься?
Илья отрицательно качнул головой, поудобнее устроился в обшарпанном кресле, вытянул ноги и включил торшер.
- Постарайся ни во что не влипнуть, - бледно-желтый свет лампы вызолотил его волосы и бросил отчётливую тень от ресниц на скулы. - Через два дня нам лететь в Мехико.
- Как скажешь, мам, - американец шутливо шаркнул ножкой и укутался в теплое, хоть и давно вышедшее из моды, пальто. Совсем не его стиль, но чего ни сделаешь, чтобы не выделяться среди не слишком респектабельной публики девятнадцатого округа Парижа.
Ресторанчик на углу оказался куда приличнее его вывески, изображавшей то ли запечённую курицу в кольцах лука, то ли обнаженную прелестницу в жемчугах. Круглые столики поблескивали чистыми столешницами; удобные стулья не грозились развалиться при первой возможности; начищенная латунь светильников старательно притворялась позолотой. Здесь даже имелась крохотная сцена. Публика тоже приятно удивила опрятностью и пока еще трезвостью взоров. Соло вдохнул аппетитные запахи, доносившиеся с кухни, и решил здесь же и отужинать.
Официантка, замотанная в теплую шаль, принесла меню и грустно шмыгнула покрасневшим от насморка носом. «Совсем не богиня», - вздохнул Наполеон и заказал для начала суп с ветчиной и грибами.
Суп оказался отменным, в меру наваристым, густым и пикантным. К нему официантка принесла большую глиняную кружку подогретого вина с пряностями и медом, и для Соло ресторанчик окончательно превратился в островок уюта в океане промозглого уныния.
За окнами сгустилась тьма, публики прибавилось. Воздух наполнился табачным дымом, запахами разнообразной снеди, голосами и тихой ненавязчивой музыкой. Увлекшись вином и супом, Наполеон не сразу уловил в общем гаме мелодичные переливы гитарных струн и ритмичное биение барабанного сердца. Когда же нежный девичий голос с бархатистой хрипотцой принялся выводить первые ноты незнакомой песни, Соло обернулся к сцене и изумленно приподнял брови. На низком помосте пританцовывала девчонка лет восемнадцати в отчаянно коротком бархатном платье цвета запёкшейся крови, с распущенными по плечам темными волосами и ярко-алой помадой на губах. Смуглая и босая, как раскаявшаяся грешница на соборной паперти в Мадриде. Два угрюмых типа с гитарой и барабаном расположились у сцены на низких табуретах, стараясь раствориться в тени занавеса. Певица взмахнула тонкой рукой, встряхнула блестящими, словно шелк волосами. Гитарист всей пятерней ударил по струнам, и быстрая, как стук копыт несущегося галопом коня, песня вонзилась в клубы табачного дыма, прерывая разговоры, отрывая едоков от тарелок. Девица пела на незнакомом Соло диалекте испанского, он понимал лишь отдельные фразы: «жаркие объятья», «любовь и соль», «любимый, согрей меня» и прочие характерные для деревенских сентиментальных песен слова.
Зажигательный, быстрый мотив сменился тягучей, томной мелодией. Певица покачивалась в такт ей, словно танцующая кобра, и зрители медленно качались на стульях следом, не в силах отвести от нее взоры. Шмыгающая носом официантка принесла новую кружку вина. Соло пригубил горячий, щедро приправленный перцем напиток, и закашлялся: ощущение было таким, будто он глотнул адской смолы с не доваренными в ней грешниками. По-хорошему пора было уже возвращаться на конспиративную квартиру, Угроза наверняка заждался. Но выходить из теплого прокуренного сумрака в прошитую ледяным ветром ночь не хотелось. К тому же, этот вечер мог увенчаться и вовсе прекрасным, золотисто-смуглым в багряном бархате финалом. Если зрение Соло не подводило, а оно делало это крайне редко, певица его приметила и время от времени бросала на него призывные, жгучие взгляды. Возраст девушки Наполеона не смущал, на девственницу она совершенно не походила. Каждый ее жест, улыбка, мурлыкающие обертоны богатого голоса были пронизаны такой чувственностью, что сразу становилось ясно: эта малышка прекрасно знает, чего хочет от мужчины, и каким образом этого добиться.
Отставив опустевшую тарелку в сторону, Наполеон принялся размышлять: удастся ли уговорить Угрозу погулять где-нибудь пару часиков? «Это вряд ли, - он печально вздохнул, - боюсь, после такой просьбы мне будет не до красоток». Перед мысленным взором возник образ Ильи, сурово поджавшего губы и потрясающего увесистым томом с должностными инструкциями, техникой безопасности и прочими ограничениями, адресованными лично Наполеону Соло.
Певица тем временем умолкла и, демонстративно не глядя в сторону Соло, принялась рассыпать воздушные поцелуи аплодирующей публике. «Придется снять номер, - он решительно допил адское пойло и направился к сцене. - Надеюсь, в этой дыре найдется приличная гостиница». Он грубо оттер плечом замешкавшегося носатого типа, топтавшегося возле музыкантов, улыбнулся и галантным жестом предложил девушке руку.
- Мадмуазель… - она обернулась.
Наполеону доводилось видеть множество прекрасных женских глаз: прозрачно-серых, как глоток морозного воздуха, зеленых, словно болотные мхи, или цвета крепко заваренного чая. Глаза же этой парижской певички были похожи на уголья, раскаленные, припыленные сажей. Их взгляд затягивал, плавил волю с рассудком словно олово. «Ей не может быть восемнадцать», - думал Соло глядя, как алые губы изгибаются в торжествующей усмешке, обнажая сахарно белые зубы. Хватка ее небольшой смуглой ладони была неожиданно крепкой. Длинные пальцы с аккуратными ноготками скользнули по кисти американца, и вот уже она держит его за запястье. Спустя минуту он с удивлением обнаружил, что, едва поспевая, идет за ней по узкому полутемному коридору мимо источавшей разнообразные запахи кухни. Внезапно девица остановилась, повернулась к Наполеону и крепко его обняла, толкая к противоположной стене. «Что прямо здесь?» - успел он удивиться и тут же почувствовал, как твердая поверхность за его спиной подается назад, расступается, и он падает в темноту.
Неровный круг белесого холодного света медленно уменьшался в размерах. Нет, не так, не свет уменьшался, а он, Соло, медленно проваливался куда-то во тьму. Холод сдавливал его в ледяных объятьях, грудь словно опоясали стальными обручами. Наполеон выгнулся, силясь сделать вдох, и тут же ощутил, как поток холодной, чуть солоноватой воды устремился в его легкие. Он забился, как рыба в сетях, в глазах поплыло, легкие разрывало и жгло, свет окончательно померк. «Я умираю?! – спросил он, продолжая извиваться, и тут же сам себе ответил. - Да, это так».
Но смерть не продлилась долго. Ощутив легкое прикосновение к плечу, Соло открыл глаза и уставился на светящийся скелет в ошметках гниющей плоти. Остов щерил ровные белые зубы и тянул к нему костлявую руку. Наполеон повернул голову и увидел медленно приближающееся дно, усыпанное светящимися костями. Черепа не сводили с него равнодушных взглядов темных провалов глазниц. Их челюсти щелкали, отбивая рваный ритм. Многочисленные кисти рук, перебирая костяшками пальцев, ползали среди ребер и позвонков, словно причудливые фосфоресцирующие крабы. «Скоро я стану таким же, как они, - равнодушно подумал Наполеон. - Угроза наверняка с ног собьется, разыскивая меня». Он опустился на шевелящиеся останки и почувствовал, как костяной «краб» тут же заполз в его волосы. В памяти всплыло воспоминание, как когда-то давно, когда он был еще жив, Курякин осторожно перебирал его слипшиеся от крови волосы, искал глубокую царапину, оставленную крупным зеркальным осколком. Лицо русского было спокойным, губы сжаты в нитку, ему многое хотелось высказать безрассудному напарнику. Беспощадное солнце, высветлив его волосы и превратив их в нимб, отражалось в многочисленных зеркальных осколках, среди которых пришлось расположиться напарникам. Казалось, звезды пали на земную твердь, и суровый ангел пытался исцелить и вразумить незадачливого сына земли. «Илья!» - переставшее биться сердце внезапно иглой прошила горькая тоска. Наполеон содрогнулся всем телом и открыл глаза.
Тусклая лампочка над дверью была не в силах разогнать полумрак и лишь обозначала силуэты предметов. Впрочем, смотреть здесь было не на что: ведра, швабры да метлы с тряпками – обычная подсобка. Соло неуверенно приподнялся, тело было на удивление послушным, голова ясной, словом, никаких обычных для отравления последствий не наблюдалось. В том, что его отравили, Наполеон нисколько не сомневался. В конце концов, опыт в этом неблагородном деле он имел обширнейший. Он медленно поднялся на ноги, пригладил волосы, вспомнил о ледяных прикосновениях рук скелетов, вздрогнул и принялся проверять карманы. Все было на месте. Кем бы ни была горячая певичка, ее не заинтересовали ни бумажник, ни часы, ни пистолет. «Соло, ты – осел!» - внезапно раздался в голове голос Сандерса, хотя, скорее всего, это был голос разума. Американец прикусил губу и был вынужден согласиться: сопливая девчонка умудрилась запудрить ему мозги, опоить, завести черт знает куда и выбросить, как фантик от конфеты, даже не польстившись на его имущество. И во что это в итоге выльется совершенно непонятно. «Теряю хватку». Наполеон быстро пересек коридор и осторожно выглянул в зал ресторана. Разумеется, ни певицы, ни ее музыкантов нигде не было видно. На сцене восседал плотный старик в лихо заломленном берете и баюкал на коленях инкрустированный перламутром аккордеон. Народу в зале прибавилось, облака табачного дыма стали настолько плотными, что под их прикрытием можно было провести незамеченной целую роту. Соло хотел было поискать черный ход, но решил не попадаться лишний раз на глаза местному персоналу. Он поднял воротник пальто, придал лицу скучающее выражение и быстрым шагом вышел на улицу.
Южный ветер дохнул на город нежданным теплом и заволок небо низкими, брюхатыми дождем тучами. Вдалеке лениво пророкотал гром. Соло с тревогой взглянул вверх, но тут же успокоился: дождь поможет ему стряхнуть хвост, если таковой имеется. Американец юркнул в темную, пропахшую кошками подворотню и прислушался. Тишина. Следующий час он провел, наворачивая круги по кварталу, пока ливень, равного которому Париж не знал минимум четверть века, не упал на город, как леопард на зазевавшуюся антилопу. «Нечего сказать, развлекся, - с мрачным весельем думал Соло, перепрыгивая через ручьи и прислушиваясь к чавканью воды в ботинках. - Зато хвост, должно быть, смыло, и я спокойно могу возвращаться. Теперь Угроза точно заждался».
В квартире было тепло и сухо, уютно светился торшер. Илья, свернувшись калачиком, иначе ему было не уместиться, посапывал на диване. Раскрытая тетрадь валялась рядом на полу. «Ну вот, а я спешил, беспокоился», - Соло, не разуваясь, прошел в гостиную, и с почти отеческим умилением стал рассматривать спящего друга. В кои-то веки это можно было сделать, не напоровшись на настороженный взгляд. «Как удивительно меняет нас спокойный сон, - Наполеон склонил голову на бок, - всего-то перемен: морщинка у переносицы разгладилась, губы расслабились и приоткрылись. А гляди, десятка лет, как не бывало, почти мальчик». Словно услышав эту крамолу, «почти мальчик» тут же открыл глаза:
- С тебя течет, Ковбой.
- Видишь ли, на улице идет дождь, я бы даже сказал, тропический ливень, - американец изобразил печальный вздох и скорым шагом направился в свою комнату.
Там он извлек из-под кровати небольшой саквояж из старой потертой кожи и достал из него детектор для обнаружения жучков. Быстрая проверка не дала никаких результатов.
- Угроза, - он обернулся к замершему в дверях Илье, стиснул кулаки, но все-таки продолжил, - проверь меня на жучки. Пожалуйста.
Если русский и удивился, то он ничем этого не выдал. Бесшумно растворился в полумраке и вскоре вернулся с детектором в руках. Он тщательно, начиная с мокрых волос и заканчивая не менее мокрыми ботинками, проверил напарника и только после этого заговорил:
- Чисто. За тобой следили?
- Если хвост и был, то я его хорошенько вымочил под ливнем, а потом стряхнул, - победную усмешку Наполеона испортил оглушительный чих.
- Иди в ванную, потом поговорим.
Горячую воду можно было и поберечь, но Соло решил, что его насморк вряд ли украсит и без того пошедшую наперекосяк миссию. И теперь он блаженствовал, подставляя под обжигающие струи то один бок, то другой. Пытался рассмотреть свое отражение во влажной поверхности терракотовой плитки и размышлял: стоит ли ему выкладывать Угрозе все случившееся, или же изложить отредактированную, разумеется, ради его же блага, правду. Американец вздохнул, стукнулся пару раз лбом о стену и решил: он расскажет все, за исключением привидевшейся ему под действием отравы галлюцинации.
- Знаешь, Угроза, сегодняшний ливень - настоящее чудо для ноябрьского Парижа, - Наполеон торжественно вплыл на кухню, кутаясь в любимый бархатный халат.
Илья не ответил, он был занят: сервировал стол к позднему ужину с поистине советским аскетизмом. Свежий хлеб был порублен крупными ломтями, зато сквозь лимонные дольки можно было читать. Большой фаянсовый чайник источал ароматный пар крепко заваренного чая, открытая сахарница искрилась кусочками рафинада. Последний штрих - небольшая баночка засахарившегося меда.
- Садись и рассказывай, - Курякин поставил перед напарником большую кружку, из которой французы, должно быть, пили бульон.
Наполеон сделал осторожный глоток терпкого, обжигающего чая и приступил к рассказу.
- Похоже, тебе повезло, - после недолгого молчания обронил Илья.
- Это почему же? - Соло вскинул брови и потянулся за медом.
- Скорее всего, ты напоролся на обычных клофелинщиц.
- Но они ничего не взяли: ни деньги, ни часы...
- Ну и что? - русский налил себе чай в такую же, как и у напарника, большую кружку, - Нашли у тебя пистолет, подумали, что ты из залетных бандитов, и решили не связываться. Очень благоразумно с их стороны.
В несколько глотков Курякин опустошил свою чашку, бесшумно отодвинув стул, поднялся и замер перед окном. Ливень не стихал, с грохотом и вспышками молний гроза ворвалась в парижские небеса, словно казачий отряд.
- Возможно, нам повезло, и твое маленькое приключение не будет иметь последствий, - Илья распластал свою ладонь по стеклу, новая молния на миг превратила его лицо в мраморную маску, - так или иначе, уже слишком поздно для беспокойства. Пора спать.
- Спокойной ночи, Илья, - Соло тяжело поднялся.
- Спокойной, Ковбой, - Курякин обернулся, мягкая улыбка едва коснулась его губ.
Отмычка с противным скрежетом повернулась в замочной скважине. Соло прикусил губу и поднажал на дверцу сейфа. Впрочем, назвать несгораемый шкаф сейфом означало сильно ему польстить. Застарелая ржавчина, щедро покрывшая не только стенки шкафа, но и его внутренности, была единственной причиной, почему Наполеон все еще возился с этим раритетом.
- Ну, давай же, - пропыхтел он, - Еще немного…
Дверца лязгнула, но осталась на прежнем месте. Соло зло сплюнул и утер пот со лба. Он понятия не имел, как оказался в этом старом, заброшенном доме, пропахшем сыростью, пылью и мышиным пометом. Не знал он и того, чего ради тратит свое время на проржавевшую рухлядь. Вместо того, чтобы пыхтеть тут, пачкая щегольские брюки пылью, можно было бы отправиться в ближайший бар и приятно провести там время. Но нет, он продолжал ворочать отмычкой в несговорчивой, как старая дева, скважине. Что его ждет за ржавой дверцей, какие сокровища? Кто знает.
Наконец замок глухо щелкнул, и дверца шкафа с отвратительным скрежетом поддалась. В нос тут же ударила густая волна тяжелого мясного запаха. Так пахнет на бойне, когда мясник подвешивает тушу только что забитого животного, что бы выпустить из него кровь. Наполеон сглотнул.
- Что за чертовщина?
Этой кровавой вони совершенно не откуда было взяться в доме, где толстый слой пыли на полу соперничал в толщине с истлевшими коврами. На мгновение Соло захотелось захлопнуть дверцу и убраться отсюда подобру-поздорову. В конце концов, от сейфов, источающих такое зловоние, не стоит ожидать бриллиантовых россыпей или потерянного шедевра итальянского Ренессанса. Он тряхнул головой и решительно взялся за ручку.
Сперва он принял его за тыкву средних размеров, этот предмет. Тусклый луч карманного фонарика воровато выхватывал из шкафа то багровые потеки, то покрытую бурой шерстью округлость. Дрогнувшей рукой Соло вытащил на свет эмалированный таз с побитыми краями, где в кровавой жиже плавала человеческая голова. Минуту Наполеон всматривался в бледное нечеловечески спокойное лицо, а потом уронил страшную ношу на пол. То, что он принял за бурую шерсть, оказались светлыми волосами, слипшимися от все еще свежей, но уже начавшей запекаться крови.
- Нет! – его затрясло, тошнота подступила к горлу - Нет, Илья, нет!
Он подскочил на кровати, мокрый как мышь, и слепо уставился в окружающий его полумрак. В щели плотно задернутых штор робко просачивался мутный утренний свет. Дрожащими руками Соло скинул с себя одеяло. Нужно было встать, смыть с себя холодный пот ночного кошмара. Нужно было убедиться, что дрянной сон на самом деле так и остался дурным сновидением, что русский медведь безмятежно дрыхнет в своей берлоге, и никакая сволочь не добралась до его упрямой головы. Наполеон тронул себя за шею и поморщился.
Укутавшись в любимый бархатный халат, Соло подошел к окну и быстрым движением отдернул портьеру. Густой молочно-белый туман надежно прятал просыпающийся Париж от любопытных взглядов. Улица пустовала. Мутновато-желтые огни окон, спрятавшихся в тумане домов, стремительно гасли один за другим.
Тихая, настырная, как давняя зубная боль, тревога поселилась где-то за ребрами и медленно разрасталась, грозя затопить собой все мысли. Хотелось сорваться с места, куда-то бежать, что-то делать, лишь бы не стоять на одном месте, ожидая, пока туман просочится сквозь оконные стекла и проглотит тебя, как удав глотает мышь, целиком. «Кофе! И покрепче», - Наполеон решительно отвернулся от окна.
Тишина, такая же плотная, как утренний туман, царила в квартире. Разве может быть так тихо в старом, не слишком ухоженном доме? Старые дома всегда полны звуками: поскрипыванием половиц, мышиными шорохами, вздохами сквозняков. Соло нарочито громко кашлянул и сам же поморщился, до того этот привычный звук показался ему неуместным. Он толкнул дверь, и та бесшумно отворилась, впустив его в залитую бледными сумерками кухню.
Илью он заметил далеко не сразу. Соло шагнул было к газовой плите, но остановился чертыхнувшись. Оставленные на столе спички куда-то запропастились, а взять с собою зажигалку он не догадался.
- Держи, - голос Курякина прозвучал внезапно. Илья словно отслоился от сгустка теней в углу и протягивал ему пропавшие спички.
Потянувшись за коробком, Наполеон случайно поймал взгляд друга и замер. Обычно всегда сосредоточенный и внимательный взгляд Ильи сейчас словно бы поплыл. Зрачки были расширены так, что тонкое серебристо-голубое кольцо радужки напоминало солнечную корону при затмении. Ресницы едва заметно дрожали. Все его лицо выражало, какую-то странную, беззащитную растерянность, словно бы он не мог вспомнить, как, а главное, зачем он здесь оказался.
- Илья?
Русский вздрогнул, его блуждающий взгляд остановился на Соло и словно бы потяжелел. Стал острым, целеустремленным, похожим на острие стрелы, нашедшей свою цель. Наполеону уже доводилось видеть его таким. В том приснопамятном номере римского отеля, где смерть в лице лучшего агента КГБ едва не прервала его земной путь.
- Что? - каркнул он, чувствуя, как засаднило, мгновенно пересохшее горло.
Илья досадливо качнул головой, одним шагом оказался совсем рядом и, каким-то нечеловечески мягким, пружинистым движением опустился перед ним на колени. Наполеон оторопело рассматривал светло-русую макушку друга и думал, когда же они успели так синхронно сойти с ума? Что могло произойти за эту дождливую ночь, что окончательно сорвало крышу у и без того не самого здравомыслящего русского? И почему он сам до сих пор стоит тут столбом? Из размышлений его вывело прикосновение. Курякин сперва несмело провел рукой по скрытому бархатом халата колену американца. Скользнул выше уже более уверенно, пока его широченная ладонь не уместилась на непроизвольно сжавшейся ягодице Соло. Наконец Илья поднял голову, взглянул на Соло снизу вверх, и от этого взгляда пол ушел из-под ног американца. Он словно чувствовал, как этот мягкий, пленяющий взгляд теплым медом вливается в него и оседает где-то в груди, заставляя сердце частить и сбиваться.
Наполеон рванулся, запутался в удушливом коконе одеяла и с руганью рухнул на пол. Снова сон!
Утреннее солнце бросало на старый паркет светло-янтарные полосы. Золотистые пылинки в луче света устроили дикие пляски вокруг одурело оглядывающегося Наполеона. С улицы послышалось противное дребезжание, видно, молочник снова забыл смазать свою тележку. Обычное утро, яркое, солнечное, никакого тебе тумана. Соло облегченно выдохнул и поднялся с пола. «И какая только хрень порой не приснится», - он улыбнулся солнцу и, не глядя, протянул руку к спинке стула, куда вечером кинул свой бархатный халат. Стул был на месте, а вот халата на нем не было. Он нахмурился. Следить за своими вещами его приучили еще в армии, и он точно помнил, где оставил любимый халат. Соло внимательно огляделся, вроде бы все на своих местах, разве что портьера почему-то отдернута. Раздражение, смешанное с тревогой, неприятно царапнуло сердце. Тут он углядел фрагмент изумрудного бархата, запутавшегося в скрученном одеяле, и с досады хлопнул себя по лбу. Вчерашнее происшествие, видимо, так выбило его из колеи, что вместо стула халат оказался в кровати. И шторы тоже забыл задернуть. Наверное.
Наполеон встряхнулся, закутался в халат, на секунду сердце сжалось от недоброго предчувствия, но он его проигнорировал и направился на кухню, откуда доносился аромат крепкого свежезаваренного кофе. Угроза редко варил кофе, предпочитая чай, и только, когда ему требовалось быстро привести мысли в порядок, он брался за джезву.
Маленькую кухню с давно некрашеными стенами заливал солнечный свет, от чего она казалась еще меньше. Хмурый больше обычного, тщательно выбритый, но с темными кругами под глазами Илья сидел за столом и листал трофейную тетрадь. Рядом исходила ароматным паром кружка, тетрадь же обзавелась целым ворохом закладок. Все говорило о том, что если Курякин и ложился, то спал недолго и беспокойно.
- Доброе утро, - Наполеон выдал самую бодрую улыбку из всех, имеющихся в его арсенале.
Русский недоверчиво хмыкнул и молча поставил перед напарником такую же, как у него самого чашку кофе.
- Хлеба нет, - обронил Илья и снова взялся за тетрадь.
- Не может быть! Я сам вчера купил прекрасную ковригу в булочной на соседней улице.
- Она заплесневела.
- Что? – Соло изумленно вытаращился на друга, так что тому пришлось встать и продемонстрировать мусорное ведро, где нашел свое последнее пристанище прикрытый зеленой «шубой» кусок хлеба.
- Ерунда какая-то!
- Молко тоже скисло, - добил Угроза.
Тут же захотелось поджаристых гренок с горячим молоком. Соло с потерянным видом отхлебнул кофе, несладкий и крепкий, как вера Курякина в коммунизм, и уставился в окно. Выщербленная мостовая блестела в лучах солнца, словно лакированный паркет. Пузатый, пожилой парижанин шел по ней осторожно, как гусак по замерзшему пруду. От вчерашнего ливня остались лишь сверкающие ледяной коркой лужи, да покрытые ледяной же глазурью камни мостовой. Небо налилось стылой, зимней лазурью и стало напоминать ироничный взгляд Угрозы. Повинуясь неясному порыву, Наполеон открыл окно и тут же получил освежающую оплеуху отморозного ветра, по-разбойничьи ворвавшегося на кухню.
- Все тепло выпустишь, - недовольно буркнул Илья, спасая от сквозняка заметки неизвестного археолога.
Соло криво ухмыльнулся и закрыл окно. Он прекрасно понимал, что после вчерашних похождений им обоим лучше залечь на дно и не отсвечивать, но как же ему сейчас хотелось прогуляться по заледеневшим солнечным улочкам, дышать полной грудью колючим ветром. Тем более что, как выяснилось, у них закончились самые необходимые продукты. «Пройдусь до ближайшей продуктовой лавки, ничего страшного не случится, - американец залпом допил кофе, - может, даже Угроза не заметит моего отсутствия». Он бросил на напарника оценивающий взгляд, казалось, тот полностью погрузился в чтение.
Пока Наполеон скользил по полутемной прихожей, ему постоянно мерещился укоризненный взгляд друга, щекочущий его затылок. Казалось, вот сейчас Курякин отслоится от ближайшей тени, сложит руки на груди и выдаст свое любимое: «Ты ужасный шпион, Ковбой». Но нет, тени оставались недвижимыми, а Илья все также шелестел тетрадью на кухне. Соло укутался в пальто, взялся за дверную ручку, выдохнул и толкнул дверь.
Тусклая лампочка мерцала и подмигивала, словно в припадке, и едва разгоняла мрак лестничной площадки. Перед глазами Наполеона заплясали пестрые пятна, он болезненно сощурился, сделал шаг и тут же наступил на что-то мягкое. Он недоуменно опустил взгляд и замер. Если бы не густой, железистый запах свежей крови, запах из его кошмара, он бы решил, что у него галлюцинация. На полу, у самого порога их конспиративной квартиры распростерлось человеческое тело. Мертвое. Молодая женщина, укутанная в нечто напоминающее шаль, лежала, раскинув руки. На бледном лице отрешенное спокойствие, взгляд открытых глаз, казался сосредоточенным, словно покойница старательно вглядывается в лицо Наполеона, пытаясь его узнать. На хрупком горле темным полумесяцем изгибался аккуратный разрез. Улыбка Лилит.
В неверном свете лампочки было сложно ее узнать, но Соло всегда запоминал встретившихся ему женщин. И теперь он оторопело смотрел на труп официантки, подсыпавшей ему в вино отраву. Он осторожно, не оборачиваясь, шагнул обратно в прихожую, радуясь, что не наступил в маслянисто, поблескивающую кровавую лужу. Радовался он, как выяснилось, рано. С противным скрежетом отворилась соседняя дверь и из темной щели высунулась старушечья голова. Судорожный вздох развеял пустые надежды, что подслеповатая соседка не заметит труп. Старушка так и не рискнула покинуть безопасный мрак своей квартиры и потрясенно переводила взгляд с мертвой официантки на Соло и обратно.
- Мадам, вызовите полицию, - он постарался вложить в эту фразу максимум чопорного высокомерия и захлопнул дверь.
Автор: Мев.
Бета: Shiko_ (что бы я без нее делала!)
Жанр: детектив, мистика.
Пейринг: Илья Курякин I Наполеон Соло
Рейтинг: R (планируется)
Размер: макси (планируется)
Саммари: Курякину и Соло поручают подозрительно простое задание. Но что бы его выполнить напарникам придется вмешаться в древнюю и кровавую игру.
Размещение: только с моего разрешения
Часть 1. Никогда не заговаривайте с незнакомками.
читать дальшеВиски торфяным огнем прокатилось по горлу. Соло скривился. Дурацкое задание, отвратительная погода, угрюмый и молчаливый, как вечная мерзлота, напарник. Замерзающий под осенними ветрами Париж за окном тоже не радовал. Но самой идиотской деталью в сложившейся безрадостной картине была покрытая изумрудной патиной бронзовая статуэтка, изображающая жилистого, носатого мужика в перьях и змеях, лихо отсасывающего самому себе.
- Никогда не интересовался искусством Мезоамерики, - лениво проронил Наполеон, баюкая в руке стакан с выпивкой, - мне всегда была близка Италия, в крайнем случае, Франция…
- А так же Германия, Англия. Нидерланды с Испанией тоже подойдут, - хмыкнул Курякин, не отрываясь от изучения пухлой, исписанной мелким почерком тетради, найденной Соло в том же сейфе, где и статуэтка.
- Я вообще не понимаю, зачем было привлекать к этой миссии именно нас, - продолжал брюзжать американец. - С кражей справился бы любой мало-мальски опытный агент. В доме клиента не было ни приличной сигнализации, ни охраны, даже сейф был пошлейшим образом замаскирован под картину. Скука!
Русский не ответил, углубившись в чтение. Наполеон снова пригубил виски из собственных, черт побери, подходящих к концу запасов. В Париже всегда было сложно достать приличный односолодовый, должным образом выдержанный виски, а уж в том районе, где им пришлось на сей раз расположиться, и подавно. Соло с тоской взглянул в окно. По узкой, серой улице холодный ветер гонял опавшую листву, мелкий мусор и замёрзших парижан. Бледное вечернее солнце, время от времени проглядывавшее сквозь слой облаков, не старалось никого согреть, а только сильнее оттеняло облезлую покраску домов да аляповатую вывеску подозрительного заведения на углу улицы.
- Что-нибудь интересное вычитал?
- Тласольтеотль - пожирательница грязи, также известная, как Ишкуина, Тетеоиннан, Чикунавиакатль …
- Что-что?
- Если верить записям, - Илья выразительно потряс тетрадью, - статуэтка была найдена в развалинах храма этой занятной богини.
- И почему она поедала грязь? – американец плюхнулся на старый, сварливо заскрипевший диван. - Не слишком подходящее для богини занятие.
- Ну, это смотря чему она покровительствует, - русский пролистал несколько страниц. - Вот: «Ишкуина первоначально считалась богиней плодородия, впоследствии стала отождествляться с владычицей ночи, покровительницей сексуальных грехов, проституции, развлечений и покаяния».
- Какая разносторонняя богиня, - усмехнулся Наполеон и допил виски. - Пойти, что ли, поискать ее подопечных? Присоединишься?
Илья отрицательно качнул головой, поудобнее устроился в обшарпанном кресле, вытянул ноги и включил торшер.
- Постарайся ни во что не влипнуть, - бледно-желтый свет лампы вызолотил его волосы и бросил отчётливую тень от ресниц на скулы. - Через два дня нам лететь в Мехико.
- Как скажешь, мам, - американец шутливо шаркнул ножкой и укутался в теплое, хоть и давно вышедшее из моды, пальто. Совсем не его стиль, но чего ни сделаешь, чтобы не выделяться среди не слишком респектабельной публики девятнадцатого округа Парижа.
Ресторанчик на углу оказался куда приличнее его вывески, изображавшей то ли запечённую курицу в кольцах лука, то ли обнаженную прелестницу в жемчугах. Круглые столики поблескивали чистыми столешницами; удобные стулья не грозились развалиться при первой возможности; начищенная латунь светильников старательно притворялась позолотой. Здесь даже имелась крохотная сцена. Публика тоже приятно удивила опрятностью и пока еще трезвостью взоров. Соло вдохнул аппетитные запахи, доносившиеся с кухни, и решил здесь же и отужинать.
Официантка, замотанная в теплую шаль, принесла меню и грустно шмыгнула покрасневшим от насморка носом. «Совсем не богиня», - вздохнул Наполеон и заказал для начала суп с ветчиной и грибами.
Суп оказался отменным, в меру наваристым, густым и пикантным. К нему официантка принесла большую глиняную кружку подогретого вина с пряностями и медом, и для Соло ресторанчик окончательно превратился в островок уюта в океане промозглого уныния.
За окнами сгустилась тьма, публики прибавилось. Воздух наполнился табачным дымом, запахами разнообразной снеди, голосами и тихой ненавязчивой музыкой. Увлекшись вином и супом, Наполеон не сразу уловил в общем гаме мелодичные переливы гитарных струн и ритмичное биение барабанного сердца. Когда же нежный девичий голос с бархатистой хрипотцой принялся выводить первые ноты незнакомой песни, Соло обернулся к сцене и изумленно приподнял брови. На низком помосте пританцовывала девчонка лет восемнадцати в отчаянно коротком бархатном платье цвета запёкшейся крови, с распущенными по плечам темными волосами и ярко-алой помадой на губах. Смуглая и босая, как раскаявшаяся грешница на соборной паперти в Мадриде. Два угрюмых типа с гитарой и барабаном расположились у сцены на низких табуретах, стараясь раствориться в тени занавеса. Певица взмахнула тонкой рукой, встряхнула блестящими, словно шелк волосами. Гитарист всей пятерней ударил по струнам, и быстрая, как стук копыт несущегося галопом коня, песня вонзилась в клубы табачного дыма, прерывая разговоры, отрывая едоков от тарелок. Девица пела на незнакомом Соло диалекте испанского, он понимал лишь отдельные фразы: «жаркие объятья», «любовь и соль», «любимый, согрей меня» и прочие характерные для деревенских сентиментальных песен слова.
Зажигательный, быстрый мотив сменился тягучей, томной мелодией. Певица покачивалась в такт ей, словно танцующая кобра, и зрители медленно качались на стульях следом, не в силах отвести от нее взоры. Шмыгающая носом официантка принесла новую кружку вина. Соло пригубил горячий, щедро приправленный перцем напиток, и закашлялся: ощущение было таким, будто он глотнул адской смолы с не доваренными в ней грешниками. По-хорошему пора было уже возвращаться на конспиративную квартиру, Угроза наверняка заждался. Но выходить из теплого прокуренного сумрака в прошитую ледяным ветром ночь не хотелось. К тому же, этот вечер мог увенчаться и вовсе прекрасным, золотисто-смуглым в багряном бархате финалом. Если зрение Соло не подводило, а оно делало это крайне редко, певица его приметила и время от времени бросала на него призывные, жгучие взгляды. Возраст девушки Наполеона не смущал, на девственницу она совершенно не походила. Каждый ее жест, улыбка, мурлыкающие обертоны богатого голоса были пронизаны такой чувственностью, что сразу становилось ясно: эта малышка прекрасно знает, чего хочет от мужчины, и каким образом этого добиться.
Отставив опустевшую тарелку в сторону, Наполеон принялся размышлять: удастся ли уговорить Угрозу погулять где-нибудь пару часиков? «Это вряд ли, - он печально вздохнул, - боюсь, после такой просьбы мне будет не до красоток». Перед мысленным взором возник образ Ильи, сурово поджавшего губы и потрясающего увесистым томом с должностными инструкциями, техникой безопасности и прочими ограничениями, адресованными лично Наполеону Соло.
Певица тем временем умолкла и, демонстративно не глядя в сторону Соло, принялась рассыпать воздушные поцелуи аплодирующей публике. «Придется снять номер, - он решительно допил адское пойло и направился к сцене. - Надеюсь, в этой дыре найдется приличная гостиница». Он грубо оттер плечом замешкавшегося носатого типа, топтавшегося возле музыкантов, улыбнулся и галантным жестом предложил девушке руку.
- Мадмуазель… - она обернулась.
Наполеону доводилось видеть множество прекрасных женских глаз: прозрачно-серых, как глоток морозного воздуха, зеленых, словно болотные мхи, или цвета крепко заваренного чая. Глаза же этой парижской певички были похожи на уголья, раскаленные, припыленные сажей. Их взгляд затягивал, плавил волю с рассудком словно олово. «Ей не может быть восемнадцать», - думал Соло глядя, как алые губы изгибаются в торжествующей усмешке, обнажая сахарно белые зубы. Хватка ее небольшой смуглой ладони была неожиданно крепкой. Длинные пальцы с аккуратными ноготками скользнули по кисти американца, и вот уже она держит его за запястье. Спустя минуту он с удивлением обнаружил, что, едва поспевая, идет за ней по узкому полутемному коридору мимо источавшей разнообразные запахи кухни. Внезапно девица остановилась, повернулась к Наполеону и крепко его обняла, толкая к противоположной стене. «Что прямо здесь?» - успел он удивиться и тут же почувствовал, как твердая поверхность за его спиной подается назад, расступается, и он падает в темноту.
Неровный круг белесого холодного света медленно уменьшался в размерах. Нет, не так, не свет уменьшался, а он, Соло, медленно проваливался куда-то во тьму. Холод сдавливал его в ледяных объятьях, грудь словно опоясали стальными обручами. Наполеон выгнулся, силясь сделать вдох, и тут же ощутил, как поток холодной, чуть солоноватой воды устремился в его легкие. Он забился, как рыба в сетях, в глазах поплыло, легкие разрывало и жгло, свет окончательно померк. «Я умираю?! – спросил он, продолжая извиваться, и тут же сам себе ответил. - Да, это так».
Но смерть не продлилась долго. Ощутив легкое прикосновение к плечу, Соло открыл глаза и уставился на светящийся скелет в ошметках гниющей плоти. Остов щерил ровные белые зубы и тянул к нему костлявую руку. Наполеон повернул голову и увидел медленно приближающееся дно, усыпанное светящимися костями. Черепа не сводили с него равнодушных взглядов темных провалов глазниц. Их челюсти щелкали, отбивая рваный ритм. Многочисленные кисти рук, перебирая костяшками пальцев, ползали среди ребер и позвонков, словно причудливые фосфоресцирующие крабы. «Скоро я стану таким же, как они, - равнодушно подумал Наполеон. - Угроза наверняка с ног собьется, разыскивая меня». Он опустился на шевелящиеся останки и почувствовал, как костяной «краб» тут же заполз в его волосы. В памяти всплыло воспоминание, как когда-то давно, когда он был еще жив, Курякин осторожно перебирал его слипшиеся от крови волосы, искал глубокую царапину, оставленную крупным зеркальным осколком. Лицо русского было спокойным, губы сжаты в нитку, ему многое хотелось высказать безрассудному напарнику. Беспощадное солнце, высветлив его волосы и превратив их в нимб, отражалось в многочисленных зеркальных осколках, среди которых пришлось расположиться напарникам. Казалось, звезды пали на земную твердь, и суровый ангел пытался исцелить и вразумить незадачливого сына земли. «Илья!» - переставшее биться сердце внезапно иглой прошила горькая тоска. Наполеон содрогнулся всем телом и открыл глаза.
Тусклая лампочка над дверью была не в силах разогнать полумрак и лишь обозначала силуэты предметов. Впрочем, смотреть здесь было не на что: ведра, швабры да метлы с тряпками – обычная подсобка. Соло неуверенно приподнялся, тело было на удивление послушным, голова ясной, словом, никаких обычных для отравления последствий не наблюдалось. В том, что его отравили, Наполеон нисколько не сомневался. В конце концов, опыт в этом неблагородном деле он имел обширнейший. Он медленно поднялся на ноги, пригладил волосы, вспомнил о ледяных прикосновениях рук скелетов, вздрогнул и принялся проверять карманы. Все было на месте. Кем бы ни была горячая певичка, ее не заинтересовали ни бумажник, ни часы, ни пистолет. «Соло, ты – осел!» - внезапно раздался в голове голос Сандерса, хотя, скорее всего, это был голос разума. Американец прикусил губу и был вынужден согласиться: сопливая девчонка умудрилась запудрить ему мозги, опоить, завести черт знает куда и выбросить, как фантик от конфеты, даже не польстившись на его имущество. И во что это в итоге выльется совершенно непонятно. «Теряю хватку». Наполеон быстро пересек коридор и осторожно выглянул в зал ресторана. Разумеется, ни певицы, ни ее музыкантов нигде не было видно. На сцене восседал плотный старик в лихо заломленном берете и баюкал на коленях инкрустированный перламутром аккордеон. Народу в зале прибавилось, облака табачного дыма стали настолько плотными, что под их прикрытием можно было провести незамеченной целую роту. Соло хотел было поискать черный ход, но решил не попадаться лишний раз на глаза местному персоналу. Он поднял воротник пальто, придал лицу скучающее выражение и быстрым шагом вышел на улицу.
Южный ветер дохнул на город нежданным теплом и заволок небо низкими, брюхатыми дождем тучами. Вдалеке лениво пророкотал гром. Соло с тревогой взглянул вверх, но тут же успокоился: дождь поможет ему стряхнуть хвост, если таковой имеется. Американец юркнул в темную, пропахшую кошками подворотню и прислушался. Тишина. Следующий час он провел, наворачивая круги по кварталу, пока ливень, равного которому Париж не знал минимум четверть века, не упал на город, как леопард на зазевавшуюся антилопу. «Нечего сказать, развлекся, - с мрачным весельем думал Соло, перепрыгивая через ручьи и прислушиваясь к чавканью воды в ботинках. - Зато хвост, должно быть, смыло, и я спокойно могу возвращаться. Теперь Угроза точно заждался».
В квартире было тепло и сухо, уютно светился торшер. Илья, свернувшись калачиком, иначе ему было не уместиться, посапывал на диване. Раскрытая тетрадь валялась рядом на полу. «Ну вот, а я спешил, беспокоился», - Соло, не разуваясь, прошел в гостиную, и с почти отеческим умилением стал рассматривать спящего друга. В кои-то веки это можно было сделать, не напоровшись на настороженный взгляд. «Как удивительно меняет нас спокойный сон, - Наполеон склонил голову на бок, - всего-то перемен: морщинка у переносицы разгладилась, губы расслабились и приоткрылись. А гляди, десятка лет, как не бывало, почти мальчик». Словно услышав эту крамолу, «почти мальчик» тут же открыл глаза:
- С тебя течет, Ковбой.
- Видишь ли, на улице идет дождь, я бы даже сказал, тропический ливень, - американец изобразил печальный вздох и скорым шагом направился в свою комнату.
Там он извлек из-под кровати небольшой саквояж из старой потертой кожи и достал из него детектор для обнаружения жучков. Быстрая проверка не дала никаких результатов.
- Угроза, - он обернулся к замершему в дверях Илье, стиснул кулаки, но все-таки продолжил, - проверь меня на жучки. Пожалуйста.
Если русский и удивился, то он ничем этого не выдал. Бесшумно растворился в полумраке и вскоре вернулся с детектором в руках. Он тщательно, начиная с мокрых волос и заканчивая не менее мокрыми ботинками, проверил напарника и только после этого заговорил:
- Чисто. За тобой следили?
- Если хвост и был, то я его хорошенько вымочил под ливнем, а потом стряхнул, - победную усмешку Наполеона испортил оглушительный чих.
- Иди в ванную, потом поговорим.
Горячую воду можно было и поберечь, но Соло решил, что его насморк вряд ли украсит и без того пошедшую наперекосяк миссию. И теперь он блаженствовал, подставляя под обжигающие струи то один бок, то другой. Пытался рассмотреть свое отражение во влажной поверхности терракотовой плитки и размышлял: стоит ли ему выкладывать Угрозе все случившееся, или же изложить отредактированную, разумеется, ради его же блага, правду. Американец вздохнул, стукнулся пару раз лбом о стену и решил: он расскажет все, за исключением привидевшейся ему под действием отравы галлюцинации.
- Знаешь, Угроза, сегодняшний ливень - настоящее чудо для ноябрьского Парижа, - Наполеон торжественно вплыл на кухню, кутаясь в любимый бархатный халат.
Илья не ответил, он был занят: сервировал стол к позднему ужину с поистине советским аскетизмом. Свежий хлеб был порублен крупными ломтями, зато сквозь лимонные дольки можно было читать. Большой фаянсовый чайник источал ароматный пар крепко заваренного чая, открытая сахарница искрилась кусочками рафинада. Последний штрих - небольшая баночка засахарившегося меда.
- Садись и рассказывай, - Курякин поставил перед напарником большую кружку, из которой французы, должно быть, пили бульон.
Наполеон сделал осторожный глоток терпкого, обжигающего чая и приступил к рассказу.
- Похоже, тебе повезло, - после недолгого молчания обронил Илья.
- Это почему же? - Соло вскинул брови и потянулся за медом.
- Скорее всего, ты напоролся на обычных клофелинщиц.
- Но они ничего не взяли: ни деньги, ни часы...
- Ну и что? - русский налил себе чай в такую же, как и у напарника, большую кружку, - Нашли у тебя пистолет, подумали, что ты из залетных бандитов, и решили не связываться. Очень благоразумно с их стороны.
В несколько глотков Курякин опустошил свою чашку, бесшумно отодвинув стул, поднялся и замер перед окном. Ливень не стихал, с грохотом и вспышками молний гроза ворвалась в парижские небеса, словно казачий отряд.
- Возможно, нам повезло, и твое маленькое приключение не будет иметь последствий, - Илья распластал свою ладонь по стеклу, новая молния на миг превратила его лицо в мраморную маску, - так или иначе, уже слишком поздно для беспокойства. Пора спать.
- Спокойной ночи, Илья, - Соло тяжело поднялся.
- Спокойной, Ковбой, - Курякин обернулся, мягкая улыбка едва коснулась его губ.
Отмычка с противным скрежетом повернулась в замочной скважине. Соло прикусил губу и поднажал на дверцу сейфа. Впрочем, назвать несгораемый шкаф сейфом означало сильно ему польстить. Застарелая ржавчина, щедро покрывшая не только стенки шкафа, но и его внутренности, была единственной причиной, почему Наполеон все еще возился с этим раритетом.
- Ну, давай же, - пропыхтел он, - Еще немного…
Дверца лязгнула, но осталась на прежнем месте. Соло зло сплюнул и утер пот со лба. Он понятия не имел, как оказался в этом старом, заброшенном доме, пропахшем сыростью, пылью и мышиным пометом. Не знал он и того, чего ради тратит свое время на проржавевшую рухлядь. Вместо того, чтобы пыхтеть тут, пачкая щегольские брюки пылью, можно было бы отправиться в ближайший бар и приятно провести там время. Но нет, он продолжал ворочать отмычкой в несговорчивой, как старая дева, скважине. Что его ждет за ржавой дверцей, какие сокровища? Кто знает.
Наконец замок глухо щелкнул, и дверца шкафа с отвратительным скрежетом поддалась. В нос тут же ударила густая волна тяжелого мясного запаха. Так пахнет на бойне, когда мясник подвешивает тушу только что забитого животного, что бы выпустить из него кровь. Наполеон сглотнул.
- Что за чертовщина?
Этой кровавой вони совершенно не откуда было взяться в доме, где толстый слой пыли на полу соперничал в толщине с истлевшими коврами. На мгновение Соло захотелось захлопнуть дверцу и убраться отсюда подобру-поздорову. В конце концов, от сейфов, источающих такое зловоние, не стоит ожидать бриллиантовых россыпей или потерянного шедевра итальянского Ренессанса. Он тряхнул головой и решительно взялся за ручку.
Сперва он принял его за тыкву средних размеров, этот предмет. Тусклый луч карманного фонарика воровато выхватывал из шкафа то багровые потеки, то покрытую бурой шерстью округлость. Дрогнувшей рукой Соло вытащил на свет эмалированный таз с побитыми краями, где в кровавой жиже плавала человеческая голова. Минуту Наполеон всматривался в бледное нечеловечески спокойное лицо, а потом уронил страшную ношу на пол. То, что он принял за бурую шерсть, оказались светлыми волосами, слипшимися от все еще свежей, но уже начавшей запекаться крови.
- Нет! – его затрясло, тошнота подступила к горлу - Нет, Илья, нет!
Он подскочил на кровати, мокрый как мышь, и слепо уставился в окружающий его полумрак. В щели плотно задернутых штор робко просачивался мутный утренний свет. Дрожащими руками Соло скинул с себя одеяло. Нужно было встать, смыть с себя холодный пот ночного кошмара. Нужно было убедиться, что дрянной сон на самом деле так и остался дурным сновидением, что русский медведь безмятежно дрыхнет в своей берлоге, и никакая сволочь не добралась до его упрямой головы. Наполеон тронул себя за шею и поморщился.
Укутавшись в любимый бархатный халат, Соло подошел к окну и быстрым движением отдернул портьеру. Густой молочно-белый туман надежно прятал просыпающийся Париж от любопытных взглядов. Улица пустовала. Мутновато-желтые огни окон, спрятавшихся в тумане домов, стремительно гасли один за другим.
Тихая, настырная, как давняя зубная боль, тревога поселилась где-то за ребрами и медленно разрасталась, грозя затопить собой все мысли. Хотелось сорваться с места, куда-то бежать, что-то делать, лишь бы не стоять на одном месте, ожидая, пока туман просочится сквозь оконные стекла и проглотит тебя, как удав глотает мышь, целиком. «Кофе! И покрепче», - Наполеон решительно отвернулся от окна.
Тишина, такая же плотная, как утренний туман, царила в квартире. Разве может быть так тихо в старом, не слишком ухоженном доме? Старые дома всегда полны звуками: поскрипыванием половиц, мышиными шорохами, вздохами сквозняков. Соло нарочито громко кашлянул и сам же поморщился, до того этот привычный звук показался ему неуместным. Он толкнул дверь, и та бесшумно отворилась, впустив его в залитую бледными сумерками кухню.
Илью он заметил далеко не сразу. Соло шагнул было к газовой плите, но остановился чертыхнувшись. Оставленные на столе спички куда-то запропастились, а взять с собою зажигалку он не догадался.
- Держи, - голос Курякина прозвучал внезапно. Илья словно отслоился от сгустка теней в углу и протягивал ему пропавшие спички.
Потянувшись за коробком, Наполеон случайно поймал взгляд друга и замер. Обычно всегда сосредоточенный и внимательный взгляд Ильи сейчас словно бы поплыл. Зрачки были расширены так, что тонкое серебристо-голубое кольцо радужки напоминало солнечную корону при затмении. Ресницы едва заметно дрожали. Все его лицо выражало, какую-то странную, беззащитную растерянность, словно бы он не мог вспомнить, как, а главное, зачем он здесь оказался.
- Илья?
Русский вздрогнул, его блуждающий взгляд остановился на Соло и словно бы потяжелел. Стал острым, целеустремленным, похожим на острие стрелы, нашедшей свою цель. Наполеону уже доводилось видеть его таким. В том приснопамятном номере римского отеля, где смерть в лице лучшего агента КГБ едва не прервала его земной путь.
- Что? - каркнул он, чувствуя, как засаднило, мгновенно пересохшее горло.
Илья досадливо качнул головой, одним шагом оказался совсем рядом и, каким-то нечеловечески мягким, пружинистым движением опустился перед ним на колени. Наполеон оторопело рассматривал светло-русую макушку друга и думал, когда же они успели так синхронно сойти с ума? Что могло произойти за эту дождливую ночь, что окончательно сорвало крышу у и без того не самого здравомыслящего русского? И почему он сам до сих пор стоит тут столбом? Из размышлений его вывело прикосновение. Курякин сперва несмело провел рукой по скрытому бархатом халата колену американца. Скользнул выше уже более уверенно, пока его широченная ладонь не уместилась на непроизвольно сжавшейся ягодице Соло. Наконец Илья поднял голову, взглянул на Соло снизу вверх, и от этого взгляда пол ушел из-под ног американца. Он словно чувствовал, как этот мягкий, пленяющий взгляд теплым медом вливается в него и оседает где-то в груди, заставляя сердце частить и сбиваться.
Наполеон рванулся, запутался в удушливом коконе одеяла и с руганью рухнул на пол. Снова сон!
Утреннее солнце бросало на старый паркет светло-янтарные полосы. Золотистые пылинки в луче света устроили дикие пляски вокруг одурело оглядывающегося Наполеона. С улицы послышалось противное дребезжание, видно, молочник снова забыл смазать свою тележку. Обычное утро, яркое, солнечное, никакого тебе тумана. Соло облегченно выдохнул и поднялся с пола. «И какая только хрень порой не приснится», - он улыбнулся солнцу и, не глядя, протянул руку к спинке стула, куда вечером кинул свой бархатный халат. Стул был на месте, а вот халата на нем не было. Он нахмурился. Следить за своими вещами его приучили еще в армии, и он точно помнил, где оставил любимый халат. Соло внимательно огляделся, вроде бы все на своих местах, разве что портьера почему-то отдернута. Раздражение, смешанное с тревогой, неприятно царапнуло сердце. Тут он углядел фрагмент изумрудного бархата, запутавшегося в скрученном одеяле, и с досады хлопнул себя по лбу. Вчерашнее происшествие, видимо, так выбило его из колеи, что вместо стула халат оказался в кровати. И шторы тоже забыл задернуть. Наверное.
Наполеон встряхнулся, закутался в халат, на секунду сердце сжалось от недоброго предчувствия, но он его проигнорировал и направился на кухню, откуда доносился аромат крепкого свежезаваренного кофе. Угроза редко варил кофе, предпочитая чай, и только, когда ему требовалось быстро привести мысли в порядок, он брался за джезву.
Маленькую кухню с давно некрашеными стенами заливал солнечный свет, от чего она казалась еще меньше. Хмурый больше обычного, тщательно выбритый, но с темными кругами под глазами Илья сидел за столом и листал трофейную тетрадь. Рядом исходила ароматным паром кружка, тетрадь же обзавелась целым ворохом закладок. Все говорило о том, что если Курякин и ложился, то спал недолго и беспокойно.
- Доброе утро, - Наполеон выдал самую бодрую улыбку из всех, имеющихся в его арсенале.
Русский недоверчиво хмыкнул и молча поставил перед напарником такую же, как у него самого чашку кофе.
- Хлеба нет, - обронил Илья и снова взялся за тетрадь.
- Не может быть! Я сам вчера купил прекрасную ковригу в булочной на соседней улице.
- Она заплесневела.
- Что? – Соло изумленно вытаращился на друга, так что тому пришлось встать и продемонстрировать мусорное ведро, где нашел свое последнее пристанище прикрытый зеленой «шубой» кусок хлеба.
- Ерунда какая-то!
- Молко тоже скисло, - добил Угроза.
Тут же захотелось поджаристых гренок с горячим молоком. Соло с потерянным видом отхлебнул кофе, несладкий и крепкий, как вера Курякина в коммунизм, и уставился в окно. Выщербленная мостовая блестела в лучах солнца, словно лакированный паркет. Пузатый, пожилой парижанин шел по ней осторожно, как гусак по замерзшему пруду. От вчерашнего ливня остались лишь сверкающие ледяной коркой лужи, да покрытые ледяной же глазурью камни мостовой. Небо налилось стылой, зимней лазурью и стало напоминать ироничный взгляд Угрозы. Повинуясь неясному порыву, Наполеон открыл окно и тут же получил освежающую оплеуху отморозного ветра, по-разбойничьи ворвавшегося на кухню.
- Все тепло выпустишь, - недовольно буркнул Илья, спасая от сквозняка заметки неизвестного археолога.
Соло криво ухмыльнулся и закрыл окно. Он прекрасно понимал, что после вчерашних похождений им обоим лучше залечь на дно и не отсвечивать, но как же ему сейчас хотелось прогуляться по заледеневшим солнечным улочкам, дышать полной грудью колючим ветром. Тем более что, как выяснилось, у них закончились самые необходимые продукты. «Пройдусь до ближайшей продуктовой лавки, ничего страшного не случится, - американец залпом допил кофе, - может, даже Угроза не заметит моего отсутствия». Он бросил на напарника оценивающий взгляд, казалось, тот полностью погрузился в чтение.
Пока Наполеон скользил по полутемной прихожей, ему постоянно мерещился укоризненный взгляд друга, щекочущий его затылок. Казалось, вот сейчас Курякин отслоится от ближайшей тени, сложит руки на груди и выдаст свое любимое: «Ты ужасный шпион, Ковбой». Но нет, тени оставались недвижимыми, а Илья все также шелестел тетрадью на кухне. Соло укутался в пальто, взялся за дверную ручку, выдохнул и толкнул дверь.
Тусклая лампочка мерцала и подмигивала, словно в припадке, и едва разгоняла мрак лестничной площадки. Перед глазами Наполеона заплясали пестрые пятна, он болезненно сощурился, сделал шаг и тут же наступил на что-то мягкое. Он недоуменно опустил взгляд и замер. Если бы не густой, железистый запах свежей крови, запах из его кошмара, он бы решил, что у него галлюцинация. На полу, у самого порога их конспиративной квартиры распростерлось человеческое тело. Мертвое. Молодая женщина, укутанная в нечто напоминающее шаль, лежала, раскинув руки. На бледном лице отрешенное спокойствие, взгляд открытых глаз, казался сосредоточенным, словно покойница старательно вглядывается в лицо Наполеона, пытаясь его узнать. На хрупком горле темным полумесяцем изгибался аккуратный разрез. Улыбка Лилит.
В неверном свете лампочки было сложно ее узнать, но Соло всегда запоминал встретившихся ему женщин. И теперь он оторопело смотрел на труп официантки, подсыпавшей ему в вино отраву. Он осторожно, не оборачиваясь, шагнул обратно в прихожую, радуясь, что не наступил в маслянисто, поблескивающую кровавую лужу. Радовался он, как выяснилось, рано. С противным скрежетом отворилась соседняя дверь и из темной щели высунулась старушечья голова. Судорожный вздох развеял пустые надежды, что подслеповатая соседка не заметит труп. Старушка так и не рискнула покинуть безопасный мрак своей квартиры и потрясенно переводила взгляд с мертвой официантки на Соло и обратно.
- Мадам, вызовите полицию, - он постарался вложить в эту фразу максимум чопорного высокомерия и захлопнул дверь.
@темы: Мое тварчество
-
-
01.04.2018 в 12:00-
-
01.04.2018 в 14:42-
-
01.04.2018 в 14:58-
-
01.04.2018 в 15:17