Мев в переводе с древнекельтского означает смех.
Последняя часть статьи о лисах-оборртнях.
читать дальше14. Противоядие от лис
Поскольку лисы в большинстве случаев считались злыми духами, то против них можно было применить испытанные временем верные средства защиты.
Это яркий свет и громкий звук, декламация сутр, плевок и даже мочеиспускание, ветви персика и ивы, красные бобы, полынь, побеги бамбука, разноцветные шелковые шнуры, петухи и коты, кровь собаки, зеркало и меч, изображение тигра, древесный уголь, земля, взятая из могилы, гвоздь из гроба, древние монеты, кусочки яшмы, обрывки рыболовной сети и пр [cxlviii] . Однако чем взрослее лиса, тем более изощренным должен быть способ, который поможет человеку избавиться от “лисьих наваждений”. Де Гроот отмечает, что, согласно китайским верованиям, раскрыть коварство лисиц-оборотней и заставить их явить свой подлинный облик можно не только ранив их или убив, или напустив на них свору собак, а еще и при помощи волшебных заклинаний, а если они принимают облик ученого или святого, их можно перехитрить или превзойти в споре [cxlix] . Бороться с лисами могли ученые-книжники, священнослужители, буддистские монахи или монахи–даосы, маги-провидцы. Мог и обычный человек, если у него хватало силы воли и мощи тела. Так, например, Пу Сунлин в послесловии к рассказу “Как он хватал лису и стрелял в черта” отмечает: “Раз есть в человеке живой и сильный дух, то черт там или лис, - что они могут с ним поделать? [cl] ”
Лисам можно было дать отравленную еду или использовать против них амулеты с загадочными надписями, но у каждого был свой, проверенный временем способ. Талисманы или акции даосов, играющие роль “оберегов”, были одним из важных инструментов даосской религии. Бумажные или напечатанные на полосках шелка заклинания распространялись массовыми, миллиардными тиражами [cli] . Важную роль в даосском культе оберегов и заклинаний играли бронзовые зеркала, обладание которыми, как было принято считать, давало почти полную гарантию от дурного влияния злых духов.
Считалось, что имевшая астрологическую символику оборотная сторона диска зеркала обеспечивала поддержку небесных сил. Это, в свою очередь, наделяло лицевую сторону диска “чудесным” свойством показывать “истинное лицо” всех попавших в поле его зрения злых демонов и тем самым обезвреживая их [clii] . О магической силе подобного рода зеркал писали целые трактаты, десятки историй и рассказов, суть которых сводилась к тому, что магическое свойство зеркала помогало его счастливому обладателю обнаружить: в какой-либо женщине – чародейку-лису, в группе развлекающихся гуляк – свору собак и пр. [cliii]
Из всего вышесказанного следует, что лисиц в Китае всегда жестоко преследовали. Выкурить лису из норы вместе со всем потомством, а потом сжечь было в Срединном государстве обычным делом. А тот факт, что в кодексе законов династии Мин (1368-1644 гг.) и династии Цин (1644-1911 гг.) есть специальные уложения, запрещающие выкуривать лисиц из их обиталищ и тем самым разрушать могилы [cliv] , лишь подтверждает мысль о том, насколько часто подобное случалось в Китае.
15. Представления о лисе в других традициях
В мифопоэтических традициях образ лисы выступает как распространённый зооморфный классификатор, нередко функционирующий и в языковой сфере. Символические значения, связываемые с лисой в разных традициях, образуют единый и весьма устойчивый комплекс лишь отчасти мифологизированных значений (хитрость, ловкость, пронырливость, сообразительность, льстивость, вороватость, обман, лицемерие, осторожность, терпеливость, эгоизм, себялюбие, жадность, сладострастие, злонамеренность, злоумышленность, мстительность, одиночество) [clv] .
С образом лисы часто соотносится представление о чем-то сомнительном, фальшивом. Лиса нередко оказывается неудачницей, попадает впросак и т. п.
Широко распространены истории о превращении лисы в человека (особенно при полнолунии). У индейцев Северной Америки, гренландских эскимосов, коряков, народов Сибири, в Китае известен сюжет о бедном человеке, к которому каждое утро в дом приходит лиса, сбрасывает свою шкуру и становится женщиной; когда человек это случайно обнаруживает, он прячет шкуру и женщина становится его женой; но жена находит свою шкуру, оборачивается лисой и убегает из дома. В Северо-Восточной Азии при обилии сказок о хитростях и проделках лисы существуют сюжеты, связывающие лису с вороном, творцом мира, создателем солнца, луны, звёзд, земли, культурным героем; в них лиса противостоит ворону как хтоническое животное. Особенно показателен мотив измены ворона Кутха с лисой своей жене в мифах ительменов.
Изменение лисой своего облика объясняет её роль как демона, злого духа, оборотня, колдуна и даже самого дьявола (в христианской символике; в китайской и японской традициях рассказы о лисе обнаруживают совпадения с европейскими средневековыми историями о суккубах, инкубах, роковых невестах и т. п.), с одной стороны, и функцию лисы как трикстера (обманщицы, шутницы и т. п.), соперничающего с другим трикстером (поедание мяса у Койота, обман Ворона у народов Северо-Восточной Азии) или животным, пользующимся особым престижем (медведь) или известностью (волк, заяц, петух и т. п.),- с другой. Именно в этой функции лиса становится одним из персонажей животного эпоса в двух главных его формах - фольклорно-сказочной и литературной (иногда даже поэтической). В русской фольклорной традиции лиса является главным героем животной сказки, позже перешедшим и в лубок.
В Западной Европе складывается, начиная с XI в. эпос о Ренаре (Ренар, первоначально мужское собственное имя, стало во французском языке обычным обозначением лисы). Особую роль сыграл старофранцузский “Роман о Лисе” (“Le Roman de Renart”). Позже многие авторы, как более, так и менее известные, использовали этот персонаж, превращавшийся мало-помалу в их произведениях в воплощение зла (например, “Лис-оборотень”, написанный около 1270 г. Рютбефом). Роман расходится по Европе во многих переводах и порождает множество подражаний [clvi] . Сходные циклы о Л. известны в Америке (например, “Сказки дядюшки Римуса”, где наряду с Братцем Кроликом участвует лис). Специализированный “лисий фольклор”, особый словарь охоты на лис и приёмы “лисьей магии” создаются среди охотников (к примеру, в английских охотничьих клубах).
Представления о девятихвостых лисах имеются и в корейской мифологии. Так, старая девятихвостая лиса кумихо способна превращаться в человека. Кумихо вообще – символ коварства [clvii] . Также, по-видимому, в представлениях корейцев лисе приписывались вредоносные свойства. Этот мотив встречается в некоторых корейских мифах. Так, в одном из них, подводный владыка западного моря попросил лучника Котхаджи застрелить из лука монаха, который каждое утро спускался с небес, бормотал заклинания и съедал печень и потроха отпрысков владыки моря. Котхаджи убил монаха, который обернулся старым лисом, тут же испустившим дух [clviii] .
В японской традиции образ лисы-оборотня был заимствован из Китая. Первоначально лиса-оборотень считалась исключительно демонической силой. Она могла принимать человеческий облик, приближаться к людям и даже жить среди них, насылая порчу и болезнь. Распознать в человеке лису мог часто только даос, хотя оборотень нередко стремился принять и его облик.
Однако позднее лиса стала восприниматься как существо, находящее удовольствие в том, чтобы обманывать, жадное и не приносящее необоснованного вреда. Японские лисы любят превращаться в молоденьких девушек, однако зачастую их цель — не вступление в связь с человеком, а исключительно сиюминутная выгода: чтоб подвезли на лошади, чтоб удалось стащить рыбки и полакомиться вдоволь, а порой и чтобы подурачить запоздалого путника. Особенно достается от лис тем, кто словом или поступком позволил себе усомниться в лисьей силе или заявил во всеуслышание, что может справиться с лисой. Лисы — большие мастера превращаться и в родственников своих жертв. Однако, как правило, домочадцы быстро обнаруживают подлог, и лиса оказывается пленницей людей. Правда, финал подобного рода историй в большинстве случаев благополучный — лису отпускают, взяв с нее слово больше не появляться в этих местах.
Существовало несколько способов избавления от лисьей мороки. Самыми действенными считались прочтение буддийской молитвы и посыпание солью. Соль следовало сыпать вокруг обмороченного, приговаривая: “Уходи, оборотень, прочь!” Удостовериться, оборотень перед вами или нет, можно было с помощью огня. Если огонь подносили слишком близко, лиса тут же принимала свой истинный облик. То же самое случалось с ней и в глубоком сне.
Свидетельство, приводимое в статье H.A. Casal, The Goblin Fox and Badger and other Witch Animals of Japan (“Folklore Studies”, vol. XVIII, Tokyo, 1959, P. 4) [clix] , подтверждает то, что вера в духов оставалась неизменной на протяжении долгого периода времени: в газетном сообщении, датированном 1875 г., писалось, что в районе Кобэ “иностранец, живущий на холме к северу от храма Икута, несколько ночей назад стал свидетелем странного суеверия японцев.
Шестьдесят или семьдесят жителей соседней деревни вышли ночью с громкими криками на улицу, неся с собой фонари, барабаны и колокольчики. Он узнал, что из этой деревни уже три дня, как исчез человек, и предполагают, что его похитила лиса.
Гадатель указал направление, в котором следует отправиться на поиски. Во время поисков выкрикивали имя пропавшего и просили лису вернуть его друзьям”.
М.В. де Виссер в 1908 году писал: “В наши дни старые суеверия еще живы, как говорят нам ежедневно японские газеты. Священная сабля в Фудоском храме в Нарита, так же как храм Нитирэн в Кумамото, привлекает толпы паломников, считающих, что ими овладели лисы, и верящих в возможность исцеления в этих святых местах… Культ лисы и вера в лисьи чары не ушла еще в прошлое” [clx] .
16. Заключительная лекция
Не сразу можно ответить на вопрос о том, почему именно лисицы в китайской традиции получают право на постоянное вмешательство в человеческую жизнь и на столь тесное сосуществование с ней. Ответ на него, возможно кроется в нескольких факторах, как то: особенностях исторического развития китайцев, неординарности китайских религиозных воззрений и традиционных верований (система религиозного синкретизма), в неразрывной связи прошлого и настоящего, которая находит свое отражение практически во всех сферах жизни китайцев, безграничной творческой силе воображения, в мифологическом образе мышления и т.д. Возможно, ответ кроется в том, что лисицы в представлениях китайцев более хтоничны, поскольку находятся в прямой связи с подземным миром (миром мертвых, в чьих могилах они, как верят китайцы, обитают, и где находят свое первое перерождение – превращение в человека). Несмотря на то, что в китайском бестиарии первые места отводятся дракону, фениксу, мифическому единорогу цилиню и пр., а среди реальных животных более почитаемы китайцами, прежде всего, тигр и лев, лисе в “зверином” пантеоне отводится заметное почетное место [clxi] . Контакт лисы с человеком выступает наиболее реальным.
Современному человеку кажется иррациональным и противоречивым тот символизм, который пронизывает жизнь много столетий назад. Сцены, которые некогда порождали благочестивое изумление или суеверный страх или ужас, воспринимаются современным сознанием, чаще всего, как нечто комическое. Это всего лишь показатель дистанции, разделяющей культуры разных эпох.
Истоки культа лисы следует искать, наверное, еще в тотемизме.
Конечно, к началу распространения суеверий, связанных со сверхъестественными возможностями лис, такая связь была уже давно забыта, однако она все-таки существует.
Как считает В.Я. Петрухин, проникновение животных в освоенный человеком мир началось с осознания потребности в регулярном контакте с миром природы как иным миром в древних первобытных обществах. Поведение животных, соответственно, наделялось особым коммуникативным смыслом и считалось сигналом, даваемым иным миром, который стремились расшифровать посредством гаданий и магических ритуалов [clxii] . В росписях верхнепалеолитических пещер, где преобладают животные персонажи, сцены столкновения зверя и человека помещались, по мнению многих исследователей, в наиболее сакральных частях пещер [clxiii] . С.А. Токарев пишет, что с пережитками тотемизма связано почитание животных в Японии: лисиц, обезьян, черепах, змей и т.д. [clxiv] Но, поскольку японская традиция по отношению к китайской вторична, то, можно считать, что почитание тех же животных в Китае также имеет прямую связь с тотемизмом.
На основании обилия рассказов о лисах в сборниках, относящихся к танскому времени, был сделан вывод, что культ лисы оформляется именно в это время [clxv] . Свое распространение, по мнению исследователей [clxvi] , он получает, начиная с III века н.э., вследствие политической и социальной нестабильности и распространения в связи с этим мистицизма и различных религиозных учений.
Под воздействием буддизма сформировалось четкое представление о загробном мире, идее воздаяния за грехи и о цепи перерождений. До сих пор актуальными оставались даосские поиски бессмертия. На основе всего этого и начинает создаваться, разрастаясь со временем, как снежный ком, культ лисы в Китае.
Под влиянием религиозной квинтэссенции даосизма, буддизма Махаяны, древних шаманских верований составляются многочисленные сборники рассказов об удивительном, одним из главных персонажей которых становится лиса. В дотанской прозе, представленной в разделе “лисы” “Обширных записок об удивительном”, лиса предстает чаще всего в качестве предвестника зла. Страх перед лисой и накликаемыми ею бедами был очень велик. Главным критерием волшебных сил лисы являлся ее возраст. Из сочинения “Гуан и цзи” (“Обширные записки об удивительном”) мы узнаем, что возрастные различия между лисами находят формальное отражение, например, в фамилиях, которые они носят [clxvii] . В старых китайских сяошо постоянно встречаются упоминания о существующей связи между лисами и мертвыми. Связь с мертвыми, пусть даже чисто пространственная, отчасти объясняет те вредоносные свойства, которые приписывались лисе.
Позднее, при династии Тан, отношение к лисе изменилось. Вероятно, уже в это время в простом народе лису стали воспринимать также в качестве животного-покровителя [clxviii] . В рассказах танского времени чуть ли не главной темой становится тема полюбовного сосуществования лисы и человека. Танские новеллы чуаньци дали благоприятную почву для углубления и развития образа лисы-оборотня. Многообразие свойств и возможностей, которые приписываются лисе, приобретает невероятные размеры.
Лиса может творить зло иногда исключительно из своей, ничем не спровоцированной злонамеренности: она может вселяться в людей и доводить их до умопомрачения, болезни и даже смерти; может просто безобразничать в доме, и тогда начнут пропадать вещи, рушиться стены, портиться пища; однако чаще всего лиса выступает в качестве назидательной фигуры: она наказывает за пороки и дурные дела. Но, пожалуй, самая красочная ипостась, которую может принимать лиса, это образ лисы-обольстительницы или лисы-бесовки. Именно с образом обворожительной красавицы, искусной любовницы, эрудированной, воспитанной и прекрасно образованной девушки соотносится чаще всего общее представление китайцев о лисе. Тема любви человека к сверхъестественному существу – неземной фее-лисе красной нитью проходит в большинстве новелл чуаньци, а также в рассказах последующих эпох, а особенно в произведениях Пу Сунлина.
Часто в рассказах встречается тема превращения лисы в ученого отрока или мужа, который водит дружбу с местным чиновником или простым жителем, который не ищет карьеры и славы. Тема дружбы с лисом, настоящей, истинной, свободной от поисков выгоды, похоже, также симпатизировала китайским авторам, как и тема любви мужчины с девой-лисой.
Особняком стоят представления о лисах-покровителях. Имеются факты ритуального поклонения лисе в танское время, когда собственно и начал складываться культ лисы, и особенно в цинское время, когда фею-лису причисляли к так называемым семействам “сы да цзя” или “сы да мэнь”.
Лис получал подношения как покровитель вредных насекомых [clxix] , как покровитель канцелярского делопроизводства [clxx] , люди поклонялись лисе в надежде излечения болезней [clxxi] , и также как “дополнительному” богу здоровья [clxxii] , лиса чтили как покровителя официальных печатей высших государственных служб, во избежания лисьих наваждений чжэцзянские крестьяне поклонялись группе лис, которых они называли “Почтенные волшебные девы” [clxxiii] . Некоторые люди были уверены, что своим процветанием они обязаны именно тщательным жертвоприношениям в честь лисы [clxxiv] . Практика отношений китайцев с лисами отличается использованием многочисленных магических приемов, суть которых в общих чертах можно объединить под рубрикой экзорцизма (разнообразные магические действия, заклинания и обманные маневры).
Таким образом, мы видим, что китайская лиса обладает таким “набором” качеств и возможностей, что, пожалуй, позволяет ей выделяться среди всех прочих ролей, которые предоставлены ей в других мифологических традициях.
Религиозный синкретизм, скорее всего, является одной из причин такой “неразборчивости” или “всеядности” [clxxv] в традиционных верованиях и представлениях.
Парадокс, но в голове китайца довольно мирно сосуществовали (и сосуществуют поныне) верховные божества, первопредки, династийные правители, Будда, Конфуций, Иисус Христос, Мухаммед, различные животные, птицы, растения, к коим всем китаец относится с равноценным почтением.
Сверхъестественные животные не уступают другим божествам в своих возможностях. Лисы, материализуясь, играют разные роли в жизни человека: одобряют, порицают, помогают, вредят, мучают, посылают счастье, доводят до смерти, смеются над глупыми, почитают умных и справедливых. Они являются подлинными судьями, воздавая человеку за его нравственную сущность.
Весь окружающий мир в воображении китайца наделен сверхъестественными особенностями. Любые одушевленные и неодушевленные предметы в народном сознании обладают волшебными свойствами. Среди немифических животных только лиса удостоена такого внимания, и только ее образ принимает в воображении китайца такой красочный сакральный оттенок. В данной работе была предпринята попытка выяснить генетические истоки особенного отношения к лисе в Китае, раскрыть амбивалентный характер этого образа, а также показать ту особую роль, которую играет это животное в социальной картине быта китайца прошедших времен. Думается, что это будет интересно не только для тех, кто занимается изучением традиционной культуры Китая, но и также для всех тех, кто интересуется особенностями восприятия мира средневековым человеком.
читать дальше14. Противоядие от лис
Поскольку лисы в большинстве случаев считались злыми духами, то против них можно было применить испытанные временем верные средства защиты.
Это яркий свет и громкий звук, декламация сутр, плевок и даже мочеиспускание, ветви персика и ивы, красные бобы, полынь, побеги бамбука, разноцветные шелковые шнуры, петухи и коты, кровь собаки, зеркало и меч, изображение тигра, древесный уголь, земля, взятая из могилы, гвоздь из гроба, древние монеты, кусочки яшмы, обрывки рыболовной сети и пр [cxlviii] . Однако чем взрослее лиса, тем более изощренным должен быть способ, который поможет человеку избавиться от “лисьих наваждений”. Де Гроот отмечает, что, согласно китайским верованиям, раскрыть коварство лисиц-оборотней и заставить их явить свой подлинный облик можно не только ранив их или убив, или напустив на них свору собак, а еще и при помощи волшебных заклинаний, а если они принимают облик ученого или святого, их можно перехитрить или превзойти в споре [cxlix] . Бороться с лисами могли ученые-книжники, священнослужители, буддистские монахи или монахи–даосы, маги-провидцы. Мог и обычный человек, если у него хватало силы воли и мощи тела. Так, например, Пу Сунлин в послесловии к рассказу “Как он хватал лису и стрелял в черта” отмечает: “Раз есть в человеке живой и сильный дух, то черт там или лис, - что они могут с ним поделать? [cl] ”
Лисам можно было дать отравленную еду или использовать против них амулеты с загадочными надписями, но у каждого был свой, проверенный временем способ. Талисманы или акции даосов, играющие роль “оберегов”, были одним из важных инструментов даосской религии. Бумажные или напечатанные на полосках шелка заклинания распространялись массовыми, миллиардными тиражами [cli] . Важную роль в даосском культе оберегов и заклинаний играли бронзовые зеркала, обладание которыми, как было принято считать, давало почти полную гарантию от дурного влияния злых духов.
Считалось, что имевшая астрологическую символику оборотная сторона диска зеркала обеспечивала поддержку небесных сил. Это, в свою очередь, наделяло лицевую сторону диска “чудесным” свойством показывать “истинное лицо” всех попавших в поле его зрения злых демонов и тем самым обезвреживая их [clii] . О магической силе подобного рода зеркал писали целые трактаты, десятки историй и рассказов, суть которых сводилась к тому, что магическое свойство зеркала помогало его счастливому обладателю обнаружить: в какой-либо женщине – чародейку-лису, в группе развлекающихся гуляк – свору собак и пр. [cliii]
Из всего вышесказанного следует, что лисиц в Китае всегда жестоко преследовали. Выкурить лису из норы вместе со всем потомством, а потом сжечь было в Срединном государстве обычным делом. А тот факт, что в кодексе законов династии Мин (1368-1644 гг.) и династии Цин (1644-1911 гг.) есть специальные уложения, запрещающие выкуривать лисиц из их обиталищ и тем самым разрушать могилы [cliv] , лишь подтверждает мысль о том, насколько часто подобное случалось в Китае.
15. Представления о лисе в других традициях
В мифопоэтических традициях образ лисы выступает как распространённый зооморфный классификатор, нередко функционирующий и в языковой сфере. Символические значения, связываемые с лисой в разных традициях, образуют единый и весьма устойчивый комплекс лишь отчасти мифологизированных значений (хитрость, ловкость, пронырливость, сообразительность, льстивость, вороватость, обман, лицемерие, осторожность, терпеливость, эгоизм, себялюбие, жадность, сладострастие, злонамеренность, злоумышленность, мстительность, одиночество) [clv] .
С образом лисы часто соотносится представление о чем-то сомнительном, фальшивом. Лиса нередко оказывается неудачницей, попадает впросак и т. п.
Широко распространены истории о превращении лисы в человека (особенно при полнолунии). У индейцев Северной Америки, гренландских эскимосов, коряков, народов Сибири, в Китае известен сюжет о бедном человеке, к которому каждое утро в дом приходит лиса, сбрасывает свою шкуру и становится женщиной; когда человек это случайно обнаруживает, он прячет шкуру и женщина становится его женой; но жена находит свою шкуру, оборачивается лисой и убегает из дома. В Северо-Восточной Азии при обилии сказок о хитростях и проделках лисы существуют сюжеты, связывающие лису с вороном, творцом мира, создателем солнца, луны, звёзд, земли, культурным героем; в них лиса противостоит ворону как хтоническое животное. Особенно показателен мотив измены ворона Кутха с лисой своей жене в мифах ительменов.
Изменение лисой своего облика объясняет её роль как демона, злого духа, оборотня, колдуна и даже самого дьявола (в христианской символике; в китайской и японской традициях рассказы о лисе обнаруживают совпадения с европейскими средневековыми историями о суккубах, инкубах, роковых невестах и т. п.), с одной стороны, и функцию лисы как трикстера (обманщицы, шутницы и т. п.), соперничающего с другим трикстером (поедание мяса у Койота, обман Ворона у народов Северо-Восточной Азии) или животным, пользующимся особым престижем (медведь) или известностью (волк, заяц, петух и т. п.),- с другой. Именно в этой функции лиса становится одним из персонажей животного эпоса в двух главных его формах - фольклорно-сказочной и литературной (иногда даже поэтической). В русской фольклорной традиции лиса является главным героем животной сказки, позже перешедшим и в лубок.
В Западной Европе складывается, начиная с XI в. эпос о Ренаре (Ренар, первоначально мужское собственное имя, стало во французском языке обычным обозначением лисы). Особую роль сыграл старофранцузский “Роман о Лисе” (“Le Roman de Renart”). Позже многие авторы, как более, так и менее известные, использовали этот персонаж, превращавшийся мало-помалу в их произведениях в воплощение зла (например, “Лис-оборотень”, написанный около 1270 г. Рютбефом). Роман расходится по Европе во многих переводах и порождает множество подражаний [clvi] . Сходные циклы о Л. известны в Америке (например, “Сказки дядюшки Римуса”, где наряду с Братцем Кроликом участвует лис). Специализированный “лисий фольклор”, особый словарь охоты на лис и приёмы “лисьей магии” создаются среди охотников (к примеру, в английских охотничьих клубах).
Представления о девятихвостых лисах имеются и в корейской мифологии. Так, старая девятихвостая лиса кумихо способна превращаться в человека. Кумихо вообще – символ коварства [clvii] . Также, по-видимому, в представлениях корейцев лисе приписывались вредоносные свойства. Этот мотив встречается в некоторых корейских мифах. Так, в одном из них, подводный владыка западного моря попросил лучника Котхаджи застрелить из лука монаха, который каждое утро спускался с небес, бормотал заклинания и съедал печень и потроха отпрысков владыки моря. Котхаджи убил монаха, который обернулся старым лисом, тут же испустившим дух [clviii] .
В японской традиции образ лисы-оборотня был заимствован из Китая. Первоначально лиса-оборотень считалась исключительно демонической силой. Она могла принимать человеческий облик, приближаться к людям и даже жить среди них, насылая порчу и болезнь. Распознать в человеке лису мог часто только даос, хотя оборотень нередко стремился принять и его облик.
Однако позднее лиса стала восприниматься как существо, находящее удовольствие в том, чтобы обманывать, жадное и не приносящее необоснованного вреда. Японские лисы любят превращаться в молоденьких девушек, однако зачастую их цель — не вступление в связь с человеком, а исключительно сиюминутная выгода: чтоб подвезли на лошади, чтоб удалось стащить рыбки и полакомиться вдоволь, а порой и чтобы подурачить запоздалого путника. Особенно достается от лис тем, кто словом или поступком позволил себе усомниться в лисьей силе или заявил во всеуслышание, что может справиться с лисой. Лисы — большие мастера превращаться и в родственников своих жертв. Однако, как правило, домочадцы быстро обнаруживают подлог, и лиса оказывается пленницей людей. Правда, финал подобного рода историй в большинстве случаев благополучный — лису отпускают, взяв с нее слово больше не появляться в этих местах.
Существовало несколько способов избавления от лисьей мороки. Самыми действенными считались прочтение буддийской молитвы и посыпание солью. Соль следовало сыпать вокруг обмороченного, приговаривая: “Уходи, оборотень, прочь!” Удостовериться, оборотень перед вами или нет, можно было с помощью огня. Если огонь подносили слишком близко, лиса тут же принимала свой истинный облик. То же самое случалось с ней и в глубоком сне.
Свидетельство, приводимое в статье H.A. Casal, The Goblin Fox and Badger and other Witch Animals of Japan (“Folklore Studies”, vol. XVIII, Tokyo, 1959, P. 4) [clix] , подтверждает то, что вера в духов оставалась неизменной на протяжении долгого периода времени: в газетном сообщении, датированном 1875 г., писалось, что в районе Кобэ “иностранец, живущий на холме к северу от храма Икута, несколько ночей назад стал свидетелем странного суеверия японцев.
Шестьдесят или семьдесят жителей соседней деревни вышли ночью с громкими криками на улицу, неся с собой фонари, барабаны и колокольчики. Он узнал, что из этой деревни уже три дня, как исчез человек, и предполагают, что его похитила лиса.
Гадатель указал направление, в котором следует отправиться на поиски. Во время поисков выкрикивали имя пропавшего и просили лису вернуть его друзьям”.
М.В. де Виссер в 1908 году писал: “В наши дни старые суеверия еще живы, как говорят нам ежедневно японские газеты. Священная сабля в Фудоском храме в Нарита, так же как храм Нитирэн в Кумамото, привлекает толпы паломников, считающих, что ими овладели лисы, и верящих в возможность исцеления в этих святых местах… Культ лисы и вера в лисьи чары не ушла еще в прошлое” [clx] .
16. Заключительная лекция
Не сразу можно ответить на вопрос о том, почему именно лисицы в китайской традиции получают право на постоянное вмешательство в человеческую жизнь и на столь тесное сосуществование с ней. Ответ на него, возможно кроется в нескольких факторах, как то: особенностях исторического развития китайцев, неординарности китайских религиозных воззрений и традиционных верований (система религиозного синкретизма), в неразрывной связи прошлого и настоящего, которая находит свое отражение практически во всех сферах жизни китайцев, безграничной творческой силе воображения, в мифологическом образе мышления и т.д. Возможно, ответ кроется в том, что лисицы в представлениях китайцев более хтоничны, поскольку находятся в прямой связи с подземным миром (миром мертвых, в чьих могилах они, как верят китайцы, обитают, и где находят свое первое перерождение – превращение в человека). Несмотря на то, что в китайском бестиарии первые места отводятся дракону, фениксу, мифическому единорогу цилиню и пр., а среди реальных животных более почитаемы китайцами, прежде всего, тигр и лев, лисе в “зверином” пантеоне отводится заметное почетное место [clxi] . Контакт лисы с человеком выступает наиболее реальным.
Современному человеку кажется иррациональным и противоречивым тот символизм, который пронизывает жизнь много столетий назад. Сцены, которые некогда порождали благочестивое изумление или суеверный страх или ужас, воспринимаются современным сознанием, чаще всего, как нечто комическое. Это всего лишь показатель дистанции, разделяющей культуры разных эпох.
Истоки культа лисы следует искать, наверное, еще в тотемизме.
Конечно, к началу распространения суеверий, связанных со сверхъестественными возможностями лис, такая связь была уже давно забыта, однако она все-таки существует.
Как считает В.Я. Петрухин, проникновение животных в освоенный человеком мир началось с осознания потребности в регулярном контакте с миром природы как иным миром в древних первобытных обществах. Поведение животных, соответственно, наделялось особым коммуникативным смыслом и считалось сигналом, даваемым иным миром, который стремились расшифровать посредством гаданий и магических ритуалов [clxii] . В росписях верхнепалеолитических пещер, где преобладают животные персонажи, сцены столкновения зверя и человека помещались, по мнению многих исследователей, в наиболее сакральных частях пещер [clxiii] . С.А. Токарев пишет, что с пережитками тотемизма связано почитание животных в Японии: лисиц, обезьян, черепах, змей и т.д. [clxiv] Но, поскольку японская традиция по отношению к китайской вторична, то, можно считать, что почитание тех же животных в Китае также имеет прямую связь с тотемизмом.
На основании обилия рассказов о лисах в сборниках, относящихся к танскому времени, был сделан вывод, что культ лисы оформляется именно в это время [clxv] . Свое распространение, по мнению исследователей [clxvi] , он получает, начиная с III века н.э., вследствие политической и социальной нестабильности и распространения в связи с этим мистицизма и различных религиозных учений.
Под воздействием буддизма сформировалось четкое представление о загробном мире, идее воздаяния за грехи и о цепи перерождений. До сих пор актуальными оставались даосские поиски бессмертия. На основе всего этого и начинает создаваться, разрастаясь со временем, как снежный ком, культ лисы в Китае.
Под влиянием религиозной квинтэссенции даосизма, буддизма Махаяны, древних шаманских верований составляются многочисленные сборники рассказов об удивительном, одним из главных персонажей которых становится лиса. В дотанской прозе, представленной в разделе “лисы” “Обширных записок об удивительном”, лиса предстает чаще всего в качестве предвестника зла. Страх перед лисой и накликаемыми ею бедами был очень велик. Главным критерием волшебных сил лисы являлся ее возраст. Из сочинения “Гуан и цзи” (“Обширные записки об удивительном”) мы узнаем, что возрастные различия между лисами находят формальное отражение, например, в фамилиях, которые они носят [clxvii] . В старых китайских сяошо постоянно встречаются упоминания о существующей связи между лисами и мертвыми. Связь с мертвыми, пусть даже чисто пространственная, отчасти объясняет те вредоносные свойства, которые приписывались лисе.
Позднее, при династии Тан, отношение к лисе изменилось. Вероятно, уже в это время в простом народе лису стали воспринимать также в качестве животного-покровителя [clxviii] . В рассказах танского времени чуть ли не главной темой становится тема полюбовного сосуществования лисы и человека. Танские новеллы чуаньци дали благоприятную почву для углубления и развития образа лисы-оборотня. Многообразие свойств и возможностей, которые приписываются лисе, приобретает невероятные размеры.
Лиса может творить зло иногда исключительно из своей, ничем не спровоцированной злонамеренности: она может вселяться в людей и доводить их до умопомрачения, болезни и даже смерти; может просто безобразничать в доме, и тогда начнут пропадать вещи, рушиться стены, портиться пища; однако чаще всего лиса выступает в качестве назидательной фигуры: она наказывает за пороки и дурные дела. Но, пожалуй, самая красочная ипостась, которую может принимать лиса, это образ лисы-обольстительницы или лисы-бесовки. Именно с образом обворожительной красавицы, искусной любовницы, эрудированной, воспитанной и прекрасно образованной девушки соотносится чаще всего общее представление китайцев о лисе. Тема любви человека к сверхъестественному существу – неземной фее-лисе красной нитью проходит в большинстве новелл чуаньци, а также в рассказах последующих эпох, а особенно в произведениях Пу Сунлина.
Часто в рассказах встречается тема превращения лисы в ученого отрока или мужа, который водит дружбу с местным чиновником или простым жителем, который не ищет карьеры и славы. Тема дружбы с лисом, настоящей, истинной, свободной от поисков выгоды, похоже, также симпатизировала китайским авторам, как и тема любви мужчины с девой-лисой.
Особняком стоят представления о лисах-покровителях. Имеются факты ритуального поклонения лисе в танское время, когда собственно и начал складываться культ лисы, и особенно в цинское время, когда фею-лису причисляли к так называемым семействам “сы да цзя” или “сы да мэнь”.
Лис получал подношения как покровитель вредных насекомых [clxix] , как покровитель канцелярского делопроизводства [clxx] , люди поклонялись лисе в надежде излечения болезней [clxxi] , и также как “дополнительному” богу здоровья [clxxii] , лиса чтили как покровителя официальных печатей высших государственных служб, во избежания лисьих наваждений чжэцзянские крестьяне поклонялись группе лис, которых они называли “Почтенные волшебные девы” [clxxiii] . Некоторые люди были уверены, что своим процветанием они обязаны именно тщательным жертвоприношениям в честь лисы [clxxiv] . Практика отношений китайцев с лисами отличается использованием многочисленных магических приемов, суть которых в общих чертах можно объединить под рубрикой экзорцизма (разнообразные магические действия, заклинания и обманные маневры).
Таким образом, мы видим, что китайская лиса обладает таким “набором” качеств и возможностей, что, пожалуй, позволяет ей выделяться среди всех прочих ролей, которые предоставлены ей в других мифологических традициях.
Религиозный синкретизм, скорее всего, является одной из причин такой “неразборчивости” или “всеядности” [clxxv] в традиционных верованиях и представлениях.
Парадокс, но в голове китайца довольно мирно сосуществовали (и сосуществуют поныне) верховные божества, первопредки, династийные правители, Будда, Конфуций, Иисус Христос, Мухаммед, различные животные, птицы, растения, к коим всем китаец относится с равноценным почтением.
Сверхъестественные животные не уступают другим божествам в своих возможностях. Лисы, материализуясь, играют разные роли в жизни человека: одобряют, порицают, помогают, вредят, мучают, посылают счастье, доводят до смерти, смеются над глупыми, почитают умных и справедливых. Они являются подлинными судьями, воздавая человеку за его нравственную сущность.
Весь окружающий мир в воображении китайца наделен сверхъестественными особенностями. Любые одушевленные и неодушевленные предметы в народном сознании обладают волшебными свойствами. Среди немифических животных только лиса удостоена такого внимания, и только ее образ принимает в воображении китайца такой красочный сакральный оттенок. В данной работе была предпринята попытка выяснить генетические истоки особенного отношения к лисе в Китае, раскрыть амбивалентный характер этого образа, а также показать ту особую роль, которую играет это животное в социальной картине быта китайца прошедших времен. Думается, что это будет интересно не только для тех, кто занимается изучением традиционной культуры Китая, но и также для всех тех, кто интересуется особенностями восприятия мира средневековым человеком.
. 
. Но так, как в нашем доме такой таблички нет (а жаль), я умудрилась поцапаться с сестрой спустя буквально три минуты после пробуждения. Мама нас разняла и отправила завтракать. А потом, предложила мне приготовить свиные отбивные на ужин, не чуя подвоха, я согласилась. После завтрака вся семья разбрелась по своим делам: папа пошел в гараж ковыряться с машиной, сестра отправилась к друзьям, мама по магазинам, а я осталась дома наедине с растаявшей свиной шеей. И тут, я в очередной раз убедилась, что моя мама мудрейшая из женщин. 
. Я вошла в раж, так, что соседи снизу стали стучать по батарее в такт моим ударам. Боюсь, что я не слишком вежливо посоветовала им заткнуться, но за то, меня отпустило. Как только последний кусок мяса превратился в мягкую лепешечку, мне стало по-настоящему хорошо. Я чувствовала себя так, будто с моих плеч свалился наш дом. А мясо получилось на столько качественно отбитым, что, сделанные из него отбивные буквально таяли во рту. 