Это даже не тест.

Хм, без лишней скромности скажу, это - я.

ИЗИДА 11–31 марта, 18-29 октября, 19-31 декабря.

Эта богиня символизирует женственность и материнство. Супруга Осириса, она олицетворяет богиню-мать и защищает новорожденных и мореплавателей. Особую популярность Изида снискала за то, что однажды оживила своего мужа Осириса, убитого ревнивым братом. Ее часто изображают как женщину, у которой между бычьих рогов светится солнечный диск, на коленях у нее сидит сын Гора.Счастье, если под ее знаком родилась представительница слабого пола. Ведь главная сущность Изиды - любовь. Ее подопечные сеют вокруг себя тепло и нежность. Но при этом точно знают, чего хотят в жизни. Звезды пророчат им успех в экономике и педагогике.Сверхъестественный дар приносит всем удачу - вот ваш талант. Вы - как счастливый талисман. Все темные силы обходят стороной место, где пребывает подопечный Изиды.Характер: вы жизнерадостны, открыты, амбициозны. Живете в полную силу, красиво, энергично, без предрассудков и угрызений совести. Вы обожаете новые захватывающие эксперименты.Вы спокойны, доверчивы, щедры, любите людей и бесконечно им доверяете. Вы влюбчивы, но умеете любить долго, сдабривая семейную жизнь приятными (или не очень) сюрпризами.Однако вы настолько идеалистичны, что, не найдя однажды достойного партнера, разочаровываетесь в людях и предпочитаете жить "одной, чем с кем попало".

Пройти тест

---

Помогите, плиииз!

Может, кто-нибудь сможет перевести надписи на этой картинке? Некотороые (совсем мало) мне понятны, остальные - нет...

---

Бу-ха-ха!!!

Подсмотрела у Макушироки. Посмотрим, что у меня получится.
И так, перечислим наугад любимых героев.

1. Наруто.
2. Саске.
3. Джирайя.
4. Джек Воробей.
5. Ичиго.
6. Мацумото Рангику.
7. Ренджи.
8. Кон.
9. Фудзимия Ран.
10. Шульдих.
11. Ясон Минк.
12. Какаши.
13. Орочимару.

Вопросы и ответы.

1. Вы когда-нибудь читали фики с пейрингом 6/11? А хотели бы?
Хотела бы я прочесть о том, как Рангику отымет Ясона? Да, очень! Но врятли, кто напишет такой изврат шедевр. А жаль Рангику бы смогла из этого блонди человека сделать.

2. Вы думаете, номер 4 – сексапильный? Насколько?
О да! Еще, как! Он такой лапа, и за чем только Элизабет за Тернера замуж вышла? (только Воробья помыть надо).

3. Что случилось бы, если бы номера 12 и 8 забеременели?
Какаши и Кон забеременели? Омг… От кого? Хм… Ну с Коном более менее понятно. Он, бедолага, проглотил еще одну таблетку с душой+, вот теперь мучается. От сюда мораль, не берите в рот всякую гадость. А вот с Какаши… Ну, разве, что он поспорил с Гаем. И не спрашивайте меня, что было потом. Я такую траву не курю.
4. Вы можете рекомендовать какой-нибудь фик о номере 9?
Хороший фанфик о Ране Фуджимии? Да могу, и не один. «Дурная трава», автор Луна, переводной фик «Стеклянные дома» (автора не помню). Оба этих фика выложены на форуме сайта Мистер Яой.
5. Номера 2 и 6 составили бы хорошую пару?
Нууу, думаю, что Рангику вряд ли бы повелась на Саске. У нее в капитанах Хицугайя, он тоже морозильник, но ему можно доверять, и с мозгами у него все в порядке. Так что Учиха, не выдерживает такой конкуренции.
6. 5/9 или 5/10? Почему?
Ичиго/Фуджимия или Ичиго/Шульдих? Думаю второе. Ичиго и Ран друг друга бы точно убили бы. А вот Шу мог по приколу Ичи в постель затащить.
7. Что случилось бы, если бы номер 7 вломился бы в комнату, где номера 2 и 12 занимались сексом?
Какаши и Саске занимаются любовью, а Ренджи вломился к ним в комнату. Ренджи: «О! Прошу прощения, ошибся аниме». Закрыл дверь, покрутил пальцем у виска. А из-за двери двойной крик: «Чидори!». И все заверте… (с)
8. Напишите примерное саммари (аннотацию) для фика с пейрингом 3/10.
Омг… Джек и Шульдих. Щварц поручают новое задание, добыть сердце Деви Дженса. В процессе его выполнения Шу и Джек не единожды цапались, ибо им все казалось, что один другого передразнивает. В конце концов, они подрались, потом напились, а на утро проснулись в одной постели… голыми.
9. Можете ли вы представить себе флаффный фик с пейрингом 1/8?
О да! Маленький Наруто был очень одинок, пока не нашел игрушечного льва. И стали они спать в одной постельке. До тех пор пока Кон не увидел Цунаде.
10. Предложите название для фика с пейрингом 7/10 в жанре hurt/comfort
Кхм… «Страшилки про двух рыжих». Шульдих решил подшутить над Ренджи. Абрай шутку не оценил… (продолжение вырезано цензурой).
11. Какой сюжет вы бы использовали, если бы вам предложили написать фик, в котором 4 лишает девственности 1?
Ой, ну я попала… Наруто получает сведения о том, что Саске видели на Тартуге (уж не знаю, каким ветром его туда занесло). Он решает в одиночку отправится туда же. В порту он встречает капитана Джека Воробья и узнает, что тот, как раз отплывает на Тартугу. Наруто употребляет все свое обаяние, что бы попасть на борт «Черной жемчужины». Но Джек Воробей, оказывается, питает некоторую слабость к невинным голубоглазым блондинам. Э… мне продолжать? В общем, когда Наруто встретил Саске, то Учиха не смог устоять против обаяния своего друга, помноженное на знания, полученные от Джека в результате практических занятий.
12. Кто-нибудь из ваших друзей читал слэш с участием номера 7?
О да! Я сама такое читала не один раз. Ренджи такой красивый парень!
13. Кто-нибудь из ваших друзей читал гет с участием номера 3?
Думаю да. Жаба-сама великий озорник по части женского полу.
14. Кто-нибудь из ваших друзей пишет фики или делает фанарт про номер Одиннадцать?
Хм, вряд ли к сожалению, а жаль.
15. Кто-нибудь из ваших друзей пишет фики про тройку Два/Четыре/Пять?
Омг… Нет, однозначно! Но я бы такую траву покурила почитала.
16. Что мог кричать номер Десять на высоте страсти?
Шу орал, что-нибудь матерное, при этом путая имена своих многочисленных партнеров.
17. Если бы Вы писали сонгфик о номере Восемь, какую бы выбрали песню?
Про Кона? Ну, как не странно, песню Аллы Пугачевой «Арлекин».
18. Если бы Вы писали фик про тройку 1/6/12, какие бы вы указали предупреждения?
Предупреждение первое: трава. Второе: о том, как опасно читать неприличные книжки.
19. Как, по-вашему, номер 2 мог бы соблазнить номер 10?
Как бы Саске соблазнил Шульдиха? Своей недоступностью. Учиха упорно бы делал вид, что Шу для него пустое место, а сам бы одевался в самую сексуальную одежку. Все остальное телепат сделал бы сам.
20. Когда в последний раз вы читали фик о номере 5?
Про Ичиго? По моему на этой неделе.
21. Какие секретные сексуальные пристрастия есть у номера 13?
Омг… Любовь к жаренным лягушачьим лапкам. Что, это не сексуальное пристрастие? Ну, не скажите, если учесть, что лапки эти были добыты в процессе сражения с Джирайей за его невинность…
22. Мог ли номер 11 переспать с номером 9? Пьяный или трезвый?
Мог ли Ясон Минк переспать с Раном Фуджимией. Эм… в принципе мог, и даже трезвый. Только бы об этом Рики с Шульдихом не узнали.
23. Если номера 3 и 7 окажутся вместе, кто будет сверху?
Разумеется Джирайя. Он всегда сверху. А Ренджи умеет уважать старших.
24. 1 и 9 счастливы вместе, пока 9 не изменяет ему с 4. Безутешный 1 проводит одну горячую ночь с 11, и терпит неудачу с 12. Затем он следует мудрому совету 5, и находит истинную любовь с 3...
Итак, Наруто и Фудзимия счастливы вместе – уже трава. Но после того как Ран рехнулся и изменил Наруто с Джеком Воробьем, счастье разлетелось на куски (Лисеныш понял, что Фудзимия еще более сумасшедший, чем Саске). Бедный Наруто провел горячую ночь с Ясоном Минком (сумасшествие оказалось заразным) и обломился с Какаши (Хатаки не смог оторваться от извращенских книг Джирайи). Затем, умный Ичиго (?!) посоветовал Узумаки обратить свое внимание на автора такого увлекательного чтива, к тому же своего наставника. Ну, что ж, Курасаки оказался прав: старый конь борозды не испортил.
25. Как вам понравится канон 7/8?
Ренджи/Кон?! Да я то ладно… А вот Бъякуе такое точно бы не понравилось.
26. Вызывает ли у вас отвращение пейринг 4/8?
Джек Воробей/Кон… От Воробья всего можно ожидать. Бедный Кон.
27. Что может объединять 5, 7 и 1?
Кроме шуток, Ичиго, Ренджи и Наруто может объединить желание стать сильнее. У них даже может получиться неплохой секс на троих. Такой безудержный, «поцанячий», под девизом «А слабо!». Да, я чокнутая извращенка, я знаю.
28. Как бы вы повели себя, внезапно встретив на улице настоящего 9?
Если бы я увидела Рана Фуджимию, я бы сперва встала, как вкопанная. Затем полезла бы в сумку за сотовым, что бы сфотать этого красавчика. А потом я бы сделала ноги, на всякий случай.
29. Про кого из этих двоих - 2 и 3 - вы написали бы стеб, а про кого pwp nc-17?
Про Джирайю я бы написала стеб, а про Саске NC-17. Очень надеюсь, что напишу и то, и другое.
30. Если предположить такой бред, что 3 и 11 женаты, то кто из вышеперечисленных мог бы быть их ребенком?
Джек Воробей, однозначно. Только он мог появиться на свет от такого брака (Джирайя/Ясон Минк).
31. Кто из вышеперечисленных, на ваш взгляд, является идеальной парой для 10?
Пейринг Ран Фудзимия/Шульдих (или наоборот) один из любимейших мной.
32. Знаете ли вы человека, чей любимый персонаж - 6?
Да, знаю, я сама.
33. Естественная реакция 7 на поцелуй 2?
«Реви, Забимару!!!!»
34. В каком жанре вы видите пейринг 12/1?
Джен, определенно.
35. А если прибавить к ним 9?
Все равно, джен. Ха, Ран учил Наруто фехтовать.
36. В кого вероятнее влюбился бы 1 - в 3 или 5?
Хм, я думаю, что Наруто все-таки не геронтофил, поэтому в Ичиго.
37. Чем, на ваш взгляд, можно оправдать совместную попойку 5, 8, 11, 2 и 7?
Тем, что, встретившись, они друг друга не убили.
38. Могли бы вы написать какой-нибудь фик про 9?
Да, наверное. Только информацию надо о Ране поискать. А то мое представление о «Белом кресте» сложилось в основном благодаря фикам.
39. Напишите краткое содержание фика про 3/7
Ой, я столько не выпью…Единственно, что приходит в голову: Ренджи решил взять у Джирайи несколько уроков обольщения. В конце, концов, Жаба-сан предложил перейти к практике на собственном примере.
40. Может ли 8 из ревности убить 6?
Что бы Кон из ревности убил Рангику, да никогда! Он до нее не допрыгнет, а вот, она просто наступить на него может. Но вот ревновать Моцумото Кон может, даже, может быть, и ревнует.

---

Астрология

В момент вашего рождения был 22-ой день Лунного цикла. Этот Лунный день наделяет людей следующими общими чертами и характеристиками.
Миссия:
· браться за самые сложные задачи - по силам все.
Потенциал, данный природой:
· в высшем проявлении - хранители мудрости, способные проникать в смысл всех вещей, постигать любую науку; в низшем - консерваторы, отмеченные отсутствием динамики в мировоззрении, убежденные в своей монополии на истину.
Черты личности:
· одаренные, честные и деятельные люди, но свойственен некоторый цинизм;
· хранители традиций, тайн и мудрости;
· тяга к философии, к чтению книг древних мыслителей, древних священных текстов;
· развиваются равномерно и гармонично, способны как на серьезное размышление, так и на легкомысленное веселье.
Возможные негативные качества:
· если нет развития - могут стать закостенелыми консерваторами, не воспринимающими ничего нового, уверенными в том, что они и так знают всё, что положено.
Здоровье:
· живут до глубокой старости;
· отличаются непомерным аппетитом.

В момент вашего рождения Луна была в знаке Зодиака Весы. Это определяет следующие черты характера, профессиональные склонности и подверженности заболеваниям.
Общее описание:
· эмоционально и психологически гибок;
· умеет ладить;
· зависит от мнения окружающих, от внешних условий, от общественного признания;
· страдает невниманием к главному, к сути событий (внимание уделяет мелочам, что отвлекает);
· излишне трезв и расчетлив, холоден, сух и ершист;
· прекрасной памятью и холодным, расчетливым умом;
· склонен к созерцанию, критике, оценке;
· имеет болезненную реакцию на внешнюю дисгармонию, безвкусицу, вульгарность;
· прекрасно владеет искусством флирта и соблазнения, имеет повышенный интерес к противоположному полу;
· умеет играть на слабостях окружающих, использовать их в своих целях, манипулировать ими.
Черты характера:
· наблюдательность, склонность к аналитической работе, умение в малом увидеть частицу большого;
· хорошо воспринимает и запоминает информацию, но медлителен;
· прагматичен, склонен к скрупулезному труду, оказывает окружающим всевозможные услуги;
· не любит находиться в центре внимания;
· развитое чувство долга, повышенное внимание к мелочам, готовность к подчинению;
· способность четко и ясно излагать свои мысли, критичность, пристрастен и нетерпим к недостаткам;
· непревзойденный интриган и игрок, приятен в общении, но бывают мстительным и злопамятным;
· щепетилен в вопросах здоровья и диеты, любит придумывать себе мнимые болезни и посещать врачей без повода;
· тяготеет больше к классическому искусству, классическим формам, к образованными, интеллигентными людям;
· является прекрасным слушателем и собеседником, но подпадет под чужое влияние;
· избирателен в контактах, склонен к общению с людьми утонченными (некоторая заносчивость, снобизм);
· зависим от чужого мнения, чувствителен к словам и реакциям окружающих, жаждет общественного признания;
· любит изящные, красивые вещи, украшения, произведения искусства.
Лучшие профессии могут быть связаны с:
· практической медициной (в области хирургии, фармацевтики, диетологии, дерматологии, гастроэнтерологии);
· дипломатией, умением слушать, чувством такта;
· политикой, адвокатурой;
· педагогикой, искусствоведением,
· дизайном, стилем, модой;
· искусством парикмахера, косметолога.
Подвержен заболеваниям:
· почек и мочевыводящей системы;
· кожных покровов;
· связанными с состоянием крови и аллергиями;
· сосудов головы с нарушениями кровообращения;
· поджелудочной железы.
·

Пройти тест можно здесь
horo.mail.ru/birthdaymoon.htm

Прочитала все вышеперечисленное, задумалась. Хм, ну да, я такая. И мне это нравится.

---

Укиё-э

Новая порция гравюр изображающих жизнь «Плывущего мира».

Юдзё ожидает решения потенциальных клиентов.


Играющая гейша.


Красавица.


Некоторые клиенты вели себя по скотски.


Еще одна красавица.


Прекрасная гейша.


Хм, под кат заглядывайте осторожно, ибо, увидев следующие гравюры, вы поймете от куда пошел хентай.

---

Ёсивара

Предпоследние главы "Ёсивара - город наслаждений"

Мужские и женские роли

Далеко от всех,
В ущелье меж горных скал,
Один, совсем один,
Незрим для взоров людских,
Предамся тоскующей думе.
Сайгё (пер. В. Марковой)

На густонаселенном острове одинокая жизнь была не просто редким явлением, она могла быть пугающей, как предполагает вышеприведенное стихотворение. В городах и деревнях постоянный контакт в скученном обществе весьма оживлял японцев. Даже будучи нагими в смешанных банях, все, включая самураев с двумя мечами или борцов сумо, не забывали о ритуале. Текст XVIII в. описывает ситуацию так:


Согласно естественному установлению Неба и Земли, все люди — от высших до самых низших — должны раздевать догола, когда идут в баню. <…> Все становятся как новорожденные и освобождаются от всех желаний, от всех неприязней.

Быть одиноким, находиться далеко от дома грустно, как писал поэт Басё:


Осени поздней пора.
Я в одиночестве думаю:
«А как живет мой сосед?»
(пер. В. Марковой)

Не была ли и Ёсивара полна такими мыслями?

Проститутки, наложницы, гейши, помощницы и служанки — все ощущали себя частью семьи, которой была Япония. Именно вокруг прочной семейной системы было построено общество (точно так же как это было в еврейской культуре в период их гонений). Семьей был любой человек с отдаленными связями: предки, даже отчасти мифические и легендарные, дальние родственники с именем семьи, всего лишь записанные в качестве почетных сородичей. Император являлся отцом и для самой последней проститутки, и для содержателя публичного дома, у которого она трудилась.

Но семья была больше, чем тесные кровные отношения. Для многих семей было обычным делом жить под смежными крышами, представляя собой некий клан вокруг некоего пра–прадеда, почивающего под фамильным буддийским или синтоистским алтарем. В более широком смысле семья могла являть собой торговую марку, гильдию саму в себе, связанную с отраслью искусства или ремесла: театральные распорядители, актеры, изготовители зонтиков, содержатели постоялых дворов или харчевен, танцоры, певческие группы, азартные игроки, содержатели публичных домов, повара рыбных блюд и даже бандиты.

У каждой профессии был свой иэмото — глава семьи и отец клана, чье слово было законом для где–то тысячи его членов. Такой человек обычно был суров и справедлив (или, по крайней мере, на это очень надеялись). Титул иэмото обычно переходил от отца к сыну. Его слова и поступки влияли на жизнь всех его «сыновей» и «дочерей», и самая распоследняя начинающая протитутка точно знала свое место в общем распорядке вещей.

То была феодальная система, и в искусстве она выразилась в том, что многие сыновья стали такими же великими, если не более, как и их отцы. Истинно талантливый приемный сын лишь добавлял славы к имени.

С девочками же всегда были сложности. Танцовщицы, певицы, мастерицы игры на сямисэне и кото — если их принимали в семейство из–за таланта — должны были платить за это высокую плату и принимать семейное имя. Они отдавали большую часть своих сбережений. Они имели право исполнять исключительно в традициях семейства, к которому теперь принадлежали. Там не было ни возможности свободной импровизации, ни разрыва классических пут для того, чтобы выразить свои идеи в новой манере. Любопытство к новым горизонтам строго контролировалось.

После проведения церемонии принятия имени, новичок ремесленник или художник был готов появиться на публике. Система профессиональных союзов была столь жесткой, что в нее не мог проникнуть никакой «вольный художник». Чтецы–декламаторы театров кукол все были из Такэмото или Тоётакэ; кукловоды — из Ёсида и Киритакэ. То же самое творилось и в любой другой профессии: пекари, изготовители знамен, рисовальщики театральных афиш, литейщики бронзы, изготовители зеркал, содержатели публичных домов, пожарные, гейши, — все были членами групп, имевшими подобные права.

Девушки, которых продавали или принимали для обучения на гейш или проституток, проходили обычную процедуру (разумеется, с гораздо меньшими правами и полным отсутствием свободы). В качестве рабынь они имели ценность лишь будучи обучены своей специальности. Иерархический порядок, при котором каждый находился на своем месте, освященном традицией, делал жизнь обитателей Ёсивара менее унизительной, чем у девушек, развлекающих гостей в мелких кафе или данс–холлах западного мира.

В XX в. фамильные отношения — действительные или искусственные — все еще существовали. Однако жесткой приверженности своему ремеслу или искусству не осталось, и качество большинства таковых снизилось. Началась имитация Запада, рынок заполонили его товары. Старые традиции зачастую были, скорее, ритуальными, нежели реальными. Безупречные церемонии экзальтированных куртизанок и гейш стали казаться нарочитыми.

Единственным женским долгом было служение мужчине, исполнение всех нужд отца, брата, мужа, любовника, клиента. Начиная с жены государственного чиновника и до последней девки из самого низкопробного борделя, их положение в жизни было схоже с тем, что наблюдается у загипнотизированных неким напряженным сном. Если у нее рождались сыновья, они становились ее повелителями, и она должна была подчиняться. При таком социальном кодексе самопожертвование было женской судьбой до тех пор, пока она не становилась свекровью. Тогда, подобно мачехе Золушки, она превращала в ад жизнь невестки. Для молодой жены не было ничего слишком плохого или унизительного. Ее участью были смущение и боль; единственной же задачей — угождение мужчинам.

Муж редко интересовался своей женой, ее счастьем и ее интересами. Любовь была редка; жена существовала, чтобы служить ему, вести домашнее хозяйство и растить детей. Свои интимные удовольствия он получал от сексуальных похождений в чайных домиках Ёсивара, из внебрачных связей со служанками, гейшами и тем классом проституток, которых мог себе позволить. Он часто рассказывал жене об удовольствиях, получаемых вне дома, и о женщинах, с которыми спал. Алчный до приятностей гедонист, он не становился объектом каких–либо упреков; ни одна жена не осмелилась бы на это. Таков был старый кодекс, в соответствии с которым она не ожидала никакой верности, не высказывала никаких протестов, так как все было слишком усложнено традицией.

Частная жизнь мужчины в старой Японии оставалась полностью на его усмотрении: ночевать дома или вне его, тратить деньги на красивую одежду, сакэ, устраивать пирушки в чайных домах для своих друзей, развлекать актеров Кабуки, содержать гейшу или другую женщину в частном доме, напиваться и в таком состоянии возвращаться домой хоть каждую ночь. И в этом не было ничего чрезмерного. Разумеется, разумный мужчина был терпелив, добр и доволен своим домом, где его супруга прилагала все усилия к тому, чтобы в любое время он мог хорошо поесть, а его дети были ухожены.

Богатые приводили в дом наложниц, и те жили совместно с женами, которым оставалось только кланяться и держать свои мысли при себе. Признаки ревности или гнева считались проявлением дурных манер и отсутствием почтительности. Друзья должны были восхищаться ее спокойствием и говорить, что она — прекрасная женщина, воспринимающая все, как истинно японская жена. Кое–что из этого мы воспринимаем с ироническим скептицизмом, однако женское большинство не восставало против мужских свобод.

Слишком много сказано о любви японцев к детям. Они прекрасны, «милы как куклы», и о них непрестанно заботятся. Однако мужчина наполнял свой дом детьми, поскольку таков был его долг.

Что касается сексуальных отношений дома, то во многих общественных сферах на них до сих пор сохраняется старояпонский взгляд. В одном из современных исследований говорится:


Секс есть двусмысленный аспект семейных отношений. В традиционном браке обязанность жены — подчиняться заигрываниям мужа.
Сам акт обычно представляет собой короткое, «деловое» сношение с минимумом подготовительной игры. Муж, завернувшись в стеганое одеяло, ожидает, пока не угомонятся и не улягутся все домашние, а затем обнимает жену и удовлетворяет себя как можно тише и незаметнее, освобождая свое напряжение и, одновременно, исполняя свой долг для будущего.

Лафкадио Хёрн также дает ясное описание японской женщины в обществе конца XIX в. Ни один из западных авторов не писал о ней в таких деталях и с таким пониманием.


В широком смысле я могу сказать, что большая часть нашей литературы, помимо так называемой «художественной», представляется отталкивающей для японской морали, и не потому, что она рассматривает любовную страсть per se (саму по себе), но из–за того, что описывает ее в приложении к добродетельным девам и потому — в связи с семейным кругом. Как общее правило, там, где страстная любовь является темой японской литературы высшего разряда, это не то чувство, что приводит к установлению семейных отношений. Это совершенно иная разновидность любви, относительно которой на Востоке полностью отсутствует жеманство: маёи, или безрассудство страсти, возбужденное всего лишь физической привлекательностью; ее героини не являются дочерьми рафинированных семейств, но в большинстве случаев — гетерами или профессиональными танцовщицами.
Героиней японских романов часто является типичная женщина: как совершенная мать; как преданная дочь, стремящаяся пожертвовать всем ради долга; как верная жена, следующая за мужем в сражение, сражающаяся с ним бок о бок и спасающая его жизнь ценой своей собственной, но никогда — как сентиментальная дева, умирающая от любви, или заставляющая умирать от этого других. В литературном исполнении мы не находим ее также в виде опасной красавицы, завлекательницы мужчин; в реальной японской жизни она также никогда не выступает в такой роли. Общество, как смесь полов, как существование, при котором высшая утонченность очарования принадлежит женщинам, никогда не существовало на Дальнем Востоке. И в Японии общество, в известном смысле слова, остается мужским.
В Японии не принято даже, чтобы муж шел по улице рядом с женой, тем более — подавал ей руку, чтобы помочь подняться или спуститься по ступеням. Это, однако, совершенно не есть доказательство отсутствия у него привязанности. Это всего лишь — результат социального отношения, полностью отличного от нашего; это всего лишь — соблюдение этикета, основанного на той идее, что публичное демонстрирование семейных отношений неприлично. Отчего? Так как в восточном восприятии они указывают на выражение личностного, а, следовательно, эгоистического сентимента. На Востоке закон жизни — долг. Привязанность всегда и везде должна быть ему подчиняема. Любое публичное проявление личной привязанности определенного рода эквивалентно публичному признанию в моральной слабости.

Литература и искусство любви

Обитательницы Ёсивара читали и перечитывали «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон, представляя, сколь прекрасны любовь и секс были в те давние времена. Они листали сборники любовной поэзии прошлого, чтобы ощутить истинно романтическое настроение, как в этом хайку Басё, первого великого поэта «японского Возрождения» — эпохи Токугава:


Помнишь, как любовались мы
Первым снегом? Ах, и в этом году
Он, уж верно, выпал опять.
(пер. В. Марковой)

Мы не можем ни датировать, ни идентифицировать авторов всех стихов, появляющихся в старой литературе, однако в них часто звучит нотка искренности. Поэма женщины–куртизанки, в противоположность произведению великого поэта, читается, скорее, как старая версия «Моего мужчины»:


Утром и ночью
Я разбираю свои непричесанные пряди,
Как будто перебираю рисовую рассаду,
И думаю — когда ты прийдешь?

Или возьмем этот откровенно эротический символизм:


Грустит мое тело —
Водоросль, стремящаяся плыть…
А вода искушает
Корни, держащие ее,
Чтобы она вновь поплыла.

Кэнко–хоси, древний автор, дает нам описание любви вдумчивого человека, однако он, вероятно, был уже стар, когда писал это.


Мужчина, который не знает толка в любви, будь он хоть семи пядей во лбу, — неполноценен и подобен яшмовому кубку без дна. <…>
При этом, однако, нужно стремиться к тому, чтобы всерьез не потерять голову от любви, чтобы не давать женщине повода считать вас легкой добычей. <…>
Ничто так не приводит в смятение людские сердца, как вожделение. Что за глупая шутка — человеческое сердце! Вот хотя бы запах — уж начто вещь преходящая, и всем известно, что аромат — это нечто, ненадолго присущее одежде, но несмотря на это, не что иное, как тончайшие благовония неизменно волнуют наши сердца.
(пер. В. Горегляда)

Да, Кэнко–хоси жил очарованиями прошлого.

С приходом в Японию буддизма были переведены и опубликованы некоторые индуистские тексты эротического содержания, часто с иллюстрациями японских художников.

В Ёсивара ходило несколько изданий классического текста «Камасутры», книги индийского искусства любви. Там есть целый раздел, озаглавленный «О применении ударов. О звуке сит», где сказано:


Говорят, что любовное удовольствие подобно состязанию, ибо любви свойственны распри и дурное настроение. В силу подобной склонности нанесение ударов — также часть [любовного удовольствия]. Места [ударов] — плечи, голова, [впадина] между грудей, спина, нижняя часть, бока.
(пер. А. Я. Сыркина)

Описание звучит полуигриво, полузловеще. «Удары любви», наносимые злобным, садистически настроенным гостем, могли быть болезненными. Но в «Камасутре» ничто не оставлено пустым домыслам и догадкам, все детализировано.


Эти [удары] четырех видов: тыльной частью руки, согнутой ладонью, кулаком и распрямленной ладонью. <…> Сидящую на его коленях он ударяет кулаком по спине. При этом она, словно сердясь, издает «рокот», «плач», «воркованье» и наносит ответный удар.
(пер. А. Я. Сыркина)

Японские мужья могли почерпнуть там предостережения относительно того, что могло случиться у них дома, покуда они пропадали в Ёсивара с другими женщинами. Японские жены, при всей их покорности и принятии мужского мира гейш и проституток, могли выйти из себя.


Добродетельность женщины часто подвергается опасности по следующим причинам: частые посещения вечеринок и собраний, отсутствие сдержанности, невоздержанность мужа, отсутствие осмотрительности в ее отношениях с другими мужчинами, частые продолжительные отсутствия ее мужа, долгие путешествия в другие страны, разрушение ее любви и чувств мужем, компания распущенных женщин, ревность мужа.

Существуют стихотворения и даже документальные свидетельства того, что японские женщины высшего класса и при дворе действительно имели любовников, убегали от мужей и следовали советам «Камасутры».


Приближение к вышедшим замуж за других происходит по уже разъясненным причинам. Пусть [при этом мужчина] сначала примет во внимание, доступны ли они, безопасны, достойны ли сближения, [каковы их] намерения и поведение. Когда же он видит, что любовь его переходит от одного состояния к другому, то, чтобы спасти собственное тело от разрушения, пусть приближается к вышедшим замуж за других.
(пер. А. Я. Сыркина)

Список самых известных художников, изображавших Ёсивара:


Моронобу 1618–1694

Сукэнобу 1671–1751

Харунобу 1724–1770

Сигэмаса 1739–1820

Киёнага 1752–1815

Утамаро 1754–1806

Эйси 1756–1829

Хокусай 1760–1849

Тоёкуни 1769–1825

Сяраку писал 1794–1795

Кунисада 1786–1864

Хиросигэ 1797–1858

Куниёси 1797–1861


Они и их ученики — истинные историки Ёсивара. Они исполнили много серий гравюр с досок, изображавших великих куртизанок, гейш, служанок, актеров и уличную толпу. Произведения массового искусства, ценившиеся в те времена совсем не высоко, сейчас они превозносятся как высочайшие образцы творческого духа. Подобно джазу — музыке игорных и публичных домов в Новом Орлеане, некоторые из укиё–э, или картин Плывущего мира переместились из борделей в сферу искусства, однако для этого потребовалось немало времени.

Самые первые картины постельных сцен из Ёсивара появились в начале XVII в. в путеводителях. «Подушка для поэтов» изображала представителей обоих полов в непринужденных позах, разговаривающими и пьющими чай, но не в процессе соития. Один из ранних японских художников–граверов Моронобу подошел к теме «весенних картинок» (сюнга) конкретно, изображая не только женщин и их любовников в различных сексуальных позах, но также и всех остальных персонажей Плывущего мира: маленьких служанок, слуг–мужчин, балагуров, содержателей публичных домов и даже драки пьяных гостей. На протяжении более двух столетий уличные сцены Ёсивара, абуна–э (непристойные картины), сюнга, знаменитые гейши, проститутки и актеры Кабуки стали предметами изображения знаменитых художников. Киёнобу (1664–1729) был известен своими эротическими гравюрами и изображениями танцев в Кабуки. За ним последовал Масанобу, писавший то же несколькими десятилетиями позже. В середине XVIII в. сюнга (которые временами запрещали) проявились в таланте Утамаро, одного из лучших художников, создателя «Песни подушки», изображавшего яростные, почти клинические моменты сексуальных восторгов. Хокусай (со своей дочерью Оэй) и Куниёси в свое время стали особо почитаемыми на Западе.

Сюнга вновь исчезли на какое–то время в начале XIX в. при строгих сёгунах. Это, впрочем, не загнало в подполье фантастическое и временами комичное эротическое искусство Японии. Хиросигэ был, вероятно, последним великим художником–гравером Японии времен сёгуната до прибытия коммодора Пэрри и введения цензуры в эпоху Мэйдзи. Он писал сцены из жизни Ёсивара с артистизмом и беззастенчивой чувственностью. Его вид Великих Ворот на рассвете с пьяными самураями, которым помогают добраться домой, и проститутками в еще освещенных проемах дверей — одно из самых знаменитых изображений этого города удовольствий. К 1900 г. победило западное чувство стыда, и на Токийской Осенней Художественной Выставке полиция закрыла тканью изображения совокупляющихся фигур — инцидент, получивший название «Дела с набедренными повязками» (Косимаки дзикэн). Нудизм во всех видах стал запрещенным.

Одним из издателей XVIII в., пользовавшийся деревянными досками, был Цутаэ Дзисабуро, которого сокращенно называли Цута–дзю. Он был круглым как шарик, постоянно куда–то спешил, быстро говорил, был готов отпустить шутку или рискованное замечание, постоянно рассказывал что–то, занимавшее его, высоким пронзительным тоном. Его деловые способности, хороший вкус и щедрость были хорошо известны.

Принадлежавшее ему издательство не было крупным, представляя собой всего лишь лавку кубической формы, втиснутую между строениями рядом с театром Мияко–дза Кабуки, плотно завешанную листами гравюр, болтавшимися на ветру. Каждое утро ее двери снимались с петель, так что в помещение можно было зайти, или вступить, как в часть улицы. Остававшиеся три стены были покрыты раскрашенными деревянными досками. На низких столиках лежали кипы гравюр вперемешку с томами любовных поэм и эротических повестей, иллюстрированных красочными или кровопролитными сценами. В задней комнате лежало еще больше гравюр, перевязанных лентами. Помощник подрезал их края острым ножом. Гравер вносил последние изменения на вишневую доску с изображением известной куртизанки или признанной гейши. Он мог резать по рисунку Утамаро, Сяраку или другого автора, создавая рельефную картину.

Печатник работал с такой доской; его руки были полностью покрыты красной и голубой красками; он тряс головой над пробным оттиском на влажной темно–красной бумаге, указывая, где резчик ошибся в правильном согласовании цветных блоков. И сам Цута–дзю, стоявший с нанятыми работниками, готовый ругаться, кричать, ударить или выбежать в лавку, чтобы поклониться какому–то самураю, желающему приобрести набор гравюр о «Сорока семи ронинах», или эротический набор об искусстве любви. Хотя самураям запрещалось посещать граверные лавки простолюдинов, так как считалось, что гравюры оказывают опасное воздействие, эти военные оставались постоянными клиентами таких заведений.

Цута–дзю не был особо удачливым издателем, по сравнению с теми, кто выпускал произведения более классических и популярных художников. Однако у него был наметанный глаз на новое в дизайне и энтузиазм в работе. Он открыл великого Утамаро, а теперь заполучил нового молодого человека, чьи рисунки заставили жирное лицо издателя расплыться в удовлетворенной улыбке от возбужденного удовольствия: Сяраку Тосюсай!

Однако домохозяйки, проститутки, гейши, актеры, профессиональные игроки и торговцы, покупавшие одну или несколько гравюр по стоимости от десяти до шестнадцати мон за штуку, не были особенно впечатлены новичком. Большинству из них не понравились ошеломляющие гравюры Сяраку: большие головы актеров, изогнувшиеся тела в ходе драматического действия, в сценах из знаменитых пьес, актеры–гомосексуалисты, игравшие женские роли. Они брали более слабые вещи: любо веселых детей, либо долгую, грациозную чувственность из работ Харунобу или Утамаро, серии триптихов Сюнсё и Киёнага с изображением вечеринок женщин и их любовников на реке с огнями фейерверков над их головами, либо сцены батальных схваток из пьес работы Сукэнобу и Моронобу.

Подобно текстам, документам,официальным отчетам, повестям, путеводителям по веселым домам, эти гравюры доносят до нас цвета, узоры, вообще — воздействие, оказанное этими женщинами на культуру. То, что это являлось значительной формой искусства, никто, похоже, не осознавал до гораздо более позднего времени. Проститутка как объект искусства представляла собой революционную мысль

---

Царица Ночь

---

О шитье и съемках.

Четвертого – пятого ноября роливики Владивостока устраивают осенний турнир и бал, называемый «Орлиная сопка». Раньше, лет шесть назад, осенний турнир и вправду проходил на Орлиной сопке (одной из высочайших сопок Владивостока), в доме культуры ДВГТУ. Теперь же это мероприятие происходит, там, где удается добыть подходящее помещение. В любом случае, для нас (владивостокских роливиков) это большое событие. К нему тщательно готовятся: шьют костюмы, мастерят доспехи и оружие, придумывают легенды для своих персонажей.
Моя подруга, ЗГ-Зверек, старается не пропустить ни одного турнира. Она хорошо умеет шить, и смастерить красивый эффектный прикид для нее не проблема. А вот я… Мдя, у меня определенно руки растут не из того места. Все костюмы, которые, я когда–либо надевала, шила для меня Зверек. Я только покупала ткань и находила выкройки (из журналов мод, или Интернета). Вот и в этот раз, получилось именно так.
Турнир должен продлиться два дня. Первый день посвящен игре, поединкам и прочим мероприятиям. Второй – балу. Так, что наши девушки должны приготовить не один, а два прикида. Зверек все продумала. В первый день она должна была быть в кимоно и изображать кицуне (лисицу-оборотня). Во второй день, на балу, она должна была щеголять в роскошном бальном платье из янтарной многослойной органзы и черного бархата. Я же решила, что в этом году на турнир не пойду, ибо мое платье было еще не дошито (Зверек то была занята).
В общем, в субботу днем я пришла к Зверьку в гости с целью помочь ей, чем смогу. У Зверька очень красивое кимоно, его ей привез муж из Японии. Оно шелковое, расписное, просто загляденье. Оби, правда, упрощенный вариант, а не три отдельных пояса, один из, которых (сам оби) делается из восьмиметрового шелкового отреза, но тоже красивое. Нижнее кимоно (нагоджубан) Зверек шила сама из тонкой, белой хлопчатобумажной ткани с рисунком в виде белых и серебристых, цветущих веточек.
Вот в эту-то роскошь я и укутывала Зверька. Мдя, что я могу сказать, тяжелая это работка. Без специальной подготовки вы вряд ли сможете правильно одеть, кого-либо в кимоно. Сначала мы пытались, как положено, регулировать длину кимоно, подгибая его в районе пояса, что бы потом закрепить все это оби. Но сколько мы не мучились (даже пытались наметывать подгиб) результат был убогий. Тогда мы плюнули и просто подогнули подол и прошили его. В оби же я ее увязывала с командами: «Выдохни! Не дыши! Держи пояс! Стой смирно!». В общем, тяжело это. И самое обидное, Зверек так и не поехала на турнир: место, где он проводится слишком далеко от нас расположенно, в пригороде. За то через неделю должен состояться Аниме-фест. К тому времени, я надеюсь, мой прикид будет уже готов (Зверек, солнышко, плиииз!). Вот там-то мы оттянемся!
Так, что вместо турнира мы устроили фотосессию. Зверек одолжила мне свое кимоно (вот, теперь пришла моя очередь не дышать), красивенное платье и принялась меня фотографировать на фоне расписной раздвижной двери. Дверь эту Зверек расписала сама, красивым фентазийным пейзажем (старинный замок на фоне цветущего весеннего сада).
Зверек, лапушка, спасибо тебе за все!!!
Под катом находятся результаты нашей фотосессии. Я совсем не фотогенична, так, что, кто не желает любоваться на мою рожицу, под кат не заглядывайте.

---

Любовь и смерть. Синдзю.

Эта статья потрясла меня до глубины души. Прочесть ее в оригинале можно здесь geysha2006.narod.ru/Sindzu1.htm

Смерть и самоубийство в японской культуре всегда занимали ключевое место. Сеппуку из моральных соображений совершали не только самураи, но и благородные дамы. Кроме этого задолго до "синдзю" японские женщины расставались с жизнью на могилах мужей и возлюбленных. Поэтому прихотливая связь, которая образовалась в японском менталитете между любовью и смертью не должна удивлять. Скорее было бы удивительно, если бы такой связи не было. Наиболее ярким проявлением этой характернейшей связи, конечно, являются до сих пор встречающиеся в Японии самоубийства влюбленных.

Эпидемия парных самоубийств влюбленных распространилась в Японии во второй половине 17 века. К 1703 г. был составлен целый свод таких самоубийств с указанием имен, возраста и других подробностей. Считается, что ввел в литературный обиход новое слово для обозначения добровольной смерти любовников - слово "синдзю", - новеллист Ихара Сайкаку (1642-1693), целый ряд эротических повестей которого кончаются самоубийством влюбленных. "Синдзю" первоначально имело значение "верность в любви" и являлось жаргонным словечком публичных домов. Сайкаку, а позднее великий драматург Мондзаэмон Тикамацу (1653-1725) дали этому слову возвышенный смысл: "верность даже в смерти". "Синдзю" стало означать то же, что и старое поэтическое слово "дзёси" ("смерть во имя любви").

Однако новое поветрие имело некоторые новые черты. Оно развилось в мещанской, а не аристократической среде.

Теперь эта новая любовь кончалась не охлаждением и прекращением встреч (как описано в эталонной хэйанской литературе), а самоубийством влюбленных в самый разгар их чувств. Влюбленная пара умирает, ибо силою обстоятельств не может соединиться брачными узами в этом мире. Тогда она переносит свою любовь в иной мир в экстатической надежде возродиться в новых рождениях мужем и женою. Совершая тем самым как бы жертвоприношение на алтарь вечности.

Синдзю происходило, как правило, вне человеческого жилья. Влюбленные бегут глубокой ночью в какое-то безлюдное место и на рассвете посреди пробуждающейся природы, с первыми ударами храмовых колоколов, гибнут. Совершается не самоубийство, а убийство и самоубийство. Мужчина сначала закалывает свою возлюбленную, а потом кончает с собой. В момент синдзю женщины нередко просили возлюбленных привязывать их к деревьям, чтобы не выглядеть безобразно по смерти - труп умершего считался нечистым, и зрелище трупа вызывало отвращение, считалось позорным.

За общими мотивами этих самоубийств влюбленных стояли неразрешимые противоречия в японском менталитете, связанные с тем, что с установлением сёгуната Токугава и прекращением военных действий массы самураев отвлеклись от междоусобных войн и обратились к менее воинственным занятиям, в частности стали участниками культурного процесса.

Тем самым они оказались вовлечены в конфликт архетипов – с одной стороны резко усилилось давление государства, проводившего политику насаждения конфуцианского духа (читай – китайского менталитета) среди самурайской массы, с другой стороны собственная, автохтонная японская культура и образ жизни давали о себе знать, в частности начала бурно развиваться сфера культурного досуга – как в старых формах, так и в совершенно новых - появились театры Кабуки и Бункаку, а так же «веселые кварталы» как неформальные центры «светской жизни». Именно в последних стремительно разворачивается драма романтических отношений, конфликт общественной морали, помешанной на конфуцианской идее служения и долга, и пробуждающейся индивидуальности, ищущей ответов на «проклятые вопросы» японской жизни.
Обедневшие по сути мещанские массы нового правящего класса уже не могли, как прежняя аристократия, решать большую часть своих проблем, в том числе любовных, самостоятельно. А общество становилось все требовательнее и не собиралось идти на поводу у разнузданных чувств влюбленных.

То, что японцы этого времени нашли столь экстремальный выход из создавшейся ситуации не удивительно. Это не в коей мере не бунт личности против общества, как это обычно получается на Западе. Наоборот, самоубийство влюбленных - синдзю - есть долг и искупительная жертва со стороны виновных; оно глубоко религиозно и традиционно в своей основе. За многие века средневековой истории в Японии вызрели и существовали самобытные формы брака и взаимоотношения полов, выработалась своя психология пола, которая оказалась очень устойчивой. И вместо того, чтобы разрушать эти традиционные установления японцы этого времени предпочли, в рамках все той же «хэянской эстетики» моно-но аварэ насладиться печальным мгновением высшего искупления и совершить свое сладострасное «харакири», нежели пойти безнадежной эгоистической самовлюбленной войной на общество и священную традицию. Покинув на мгновение спасительный и ясный «Путь меча» и вступив в изменчивые неверные дебри «Пути веера» самураи в русле времени возвращаются уже вместе со своими возлюбленными к «Пути меча» совершая свое «синдзю».
Обычай "синдзю" потрясал общество на протяжении полувека (с 80-х гг. XVII в. до 30-х гг. XVIII в.). Он был настолько распространен, что правительство повело с ним активную борьбу. Тем не менее искоренить полностью этот "феодальный обычай" не удалось, и даже в современной Японии он время от времени дает о себе знать во всех слоях общества. Так, знаменитый писатель XX в. Дадзай Осаму утопился с возлюбленной, а первая большая актриса театра современной драмы Сумако Мацуи покончила с собой после смерти любимого человека.

---

Хм... Еще один тест.

Омг, омг... Моя в ауте. Оказывается, я настоящая извращенка. Тем кто считает меня нежной рамантической девушкой под кат лучше не смотреть. Я придупредила!

Если уж вам и подходит какой-то хентай, то это скорее всего Tentacles

Не хватает острых ощущений? Тентакли (или по-народному, щупальца) помогут вам их получить! Смысл в том, что в девушках столько примечатльных отверстий, что грех было бы не воспользоваться ими, чтобы над бедными девушками поиздеваться.. а вдруг им, как и вам, понравится? И вот придумывают авторы хентая разнообразных монстров с длинными щупальцами, порой своеобразного вида, которые хватают девушек и лезут во все щели своими отростками. Чаще всего жанр телтаклей заключается в том, что объект издевательств крепко удерживается монстром (или веревками), и подвергается внутренним нападениям коварных щупальцеф. У таких зрелищ, кстати, очень много поклонников по всему миру.

Пройти тест

---

С праздником!!!

---

Праздничное...

Что за дела?! Надо писать рассказ для Хэллоуинской вечеринки в Кафе, а мне ломы!!! Сюжет то у меня есть, и основан он на рассказах моей бабушки. Не плохой такой сюжетец. Так, что рассказ этот я обязательно напишу, но боюсь не к этому Хэллоуину.
А пока, выкладываю немного информации об этом празднике.

Хэллоуин, который еще совсем недавно широко праздновался лишь в США и Канаде, теперь приобретает все большую популярность в Европе и постепенно осваивает территорию стран СНГ. И это не удивительно, ведь в США этот праздник считается самым массовым после Рождества. Ежегодно американцы тратят на Хэллоуин около 2,5 миллиардов долларов. Один Нью-Йорк собирает доход от праздника 40 миллионов долларов. Что мы знаем об этом празднике, откуда он берет свое начало. Является ли Хэллоуин чем-то большим, чем просто ночь, когда дети, переодевшись в разные костюмы, собирают сладости? Чтобы во всем этом разобраться, нужно лишь заглянуть в историю - на несколько тысячелетий назад…
В дохристианскую эпоху земли современной Англии, Ирландии и северной Франции населяли кельтские племена. Год у них состоял из двух частей - лета и зимы. Они были язычниками и как верховного бога почитали бога Солнца, который, по приданию, в течение каждой зимы находился в плену у Самхэйна - властелина мертвых и князя тьмы.
Именно в день, соответствующий нашему 31 октября, древние кельты отмечали свой главный праздник - Самхэйн (Samhain). Этому празднику кельты придавали очень большое значение, так как он означал окончание сбора урожая и символизировал конец старого и начало нового года.
Еще Самхэйн - это ворота в зиму. Мы до сих пор склонны воспринимать зиму с неприязнью. Кажется, что все живое умирает. Являясь язычниками, кельты верили в зарождение жизни из смерти, а приход смерти рассматривали в этот день как приход жизни. По легенде, белая пустыня, где живет Самхэйн, необычайно красива. Она освобождена от всего лишнего, наносного. Его время - это время сбросить груз забот и сует, накопившихся за лето и потерявших свое значение, следуя примеру деревьев, которые освобождаются от листьев, отживших свой срок. Ведь если деревья не сбросят их, мертвые листья не дадут им возможность ожить вновь весной. Легенда гласит, что в эту ночь Самхэйн открывает ворота в прошлое и будущее. 31 октября лето сменялось зимой, день - ночью, жизнь - смертью, и все барьеры между материальным и сверхъестественным мирами устранялись, ворота между ними открывались на одну ночь Две стихии становятся доступны в настоящем. Это время, когда человек не ограничен клеткой своего времени и может осознать свое место в паутине вечности. Однако переход в другое пространство или время обычно бывает болезненным. Ворота хорошо охраняются. Ведьмы и демоны - герои Хэллоуина - это тени хранителей ворот…
Не удивительно, что с Самхэйном было связано множество обрядов и обычаев. Так, в Ирландии в этот день в главный город страны, священную Тару, собирались все воины Фианны - благородного ирландского воинства, а по возможности - и все остальное население страны; устраивался огромный пир, который продолжался как днем, так и ночью. Исследователи истории кельтов полагают также, что в день Самхэйна люди тушили весь огонь в домах, чтобы вновь зажечь его от огня друидов - своих жрецов, являвшихся одновременно учеными, поэтами и духовными вождями (согласно другим источникам, друиды являлись еще и неким мистический орденом, контролировавших все аспекты жизни кельтского народа). Также считалось, что в ночь Самхэйна завеса, разделяющая мир людей и мир сидов (волшебных существ, настроенных по отношению к людям нейтрально или враждебно), становится на столько тонкой, что люди и сиды могут проникать в миры друг друга. Поэтому, с точки зрения кельтов, риск встретить сида в ночь Самхэйна был очень велик. Другими словами, это был день, когда потревоженные духи, демоны, гоблины и прочие мистические существа могли с наибольшей легкостью прийти в материальный мир. Именно поэтому люди одевались так же, как эти существа, и ходили по домам, прося еду для умиротворения нечистой силы. Поскольку Самхэйн олицетворял конец года, то он являлся наиболее удобным временем для общения с духами и умершими. Наконец, в Самайн устраивались разнообразные гадания.
В I в. нашей эры, когда римляне завоевали кельтскую территорию, кельты уже праздновали Самхэйн на протяжении нескольких веков. Римляне не стали выступать против этого праздника, потому что он совпадал с их собственным Днем Помоны - богини растений. В некоторых областях римляне и кельты жили вместе, поэтому вполне логично, что Самхэйн стал постепенно "растворяться" в римской традиции.
Христианизация островов Британии и Ирландии привела к тому, что населению пришлось отказаться от кельтских языческих обычаев. Однако память о Самайне осталась жить в поколениях обитателей Ирландии и Шотландии.
Дальше нас история забрасывает в IX век, когда Папой Григорием III было перенесено празднование Дня всех святых с 13 мая на 1 ноября (тогда этот день посвящали тем святым, у которых не было своего праздника в течение года). День накануне - 31 октября - в средневековом английском языке получил название All Hallows Even, или All Hallows Eve (что означает "вечер всех святых"). Позже его стали называть Hallowe'en, и в конце концов - Halloween. К этому времени кельты уже не представляли физической опасности для Империи, друиды также исчезли. "Совместив" христианский и языческий праздники, Папа, видимо, надеялся на постепенное искоренение языческих традиций. Но, как оказалось, совпадение дат привело к тому, что языческий праздник не только выжил, но и неразрывно сросся в народном сознании с праздником церковным, из-за чего Хэллоуин приобрел окраску Самхэйна и буйно отмечался. При этом представления о сидах, проникающих в мир людей, в средневековом христианском сознании превратились в представления о нечистой силе, выходящей в этот день пугать благочестивых обывателей. Именно поэтому в эпохи Средневековья и Нового времени Хэллоуин облюбовали ведьмы, обязательно устраивавшие в этот день шабаш.
С постепенным превращением Самхэйна в День всех святых родилась игра "Угощай или пожалеешь". Она заключается в том, чтобы "откупиться" сладостями от детей, которые настойчиво стучат в дверь. В случае отказа весьма велика вероятность обнаружить ручки дверей полностью вымазанными сажей… Кроме того, появилась традиция вырезать на картофелинах или репках страшные рожицы и помещать внутрь свечи - получался своеобразный фонарь. Легенда гласит, что его изобрел скупой и хитрый ирландский кузнец по имени Джек. Он сумел два раза обмануть Дьявола и получил от него обещание не покушаться на собственную душу. Однако за свою греховную мирскую жизнь ирландец не был допущен и в Рай. В ожидании Судного дня Джек должен был бродить по Земле, освещая себе путь кусочком угля, защищенным от дождя обыкновенной тыквой. Отсюда и название фонаря - Jack-o-lanterns. Очередной этап распространения праздника связывают с 1517 годом и с "95 Тезисами" Мартина Лютера, положившими начало протестантской религии. Кроме того, большое влияние на распространение праздника оказало открытие Америки...
Считается, что в современном виде праздник состоялся лишь в XIX веке благодаря европейским эмигрантам, привезшим с собой в США обычай буйствовать на Хэллоуин и соблюдать связанные с этим праздником суеверия. Однако на новом месте жительства праздник вновь претерпел небольшие изменения - например, обнаружилось, что тыквы гораздо удобнее, чем репки. Первыми большими городами, где в 20-х годах XX века прошло празднование Хэллоуина, стали Нью-Йорк и Лос-Анджелес. К началу XX в. во всех городах США стала распространяться мода устраивать на Хэллоуин акции мелкого вандализма - бить стекла, поджигать деревья и т.п. Популярность этого сумасшествия была настолько велика, что в 20-е годы американским бойскаутам пришла в голову идея пропагандировать отказ от вандализма в этот день, не отказываясь от самого праздника; их лозунг гласил: "Sane Halloween!" (Да здравствует здоровый Хэллоуин). Хулиганство бойскауты заменили маскарадом и попрошайничеством конфет. С середины этого же века Хэллоуин становится еще и выгодным коммерческим предприятием. Костюмы, свечи, украшения, поздравительные открытки и тыквы пользуются огромной популярностью, несмотря на то, что праздник до сих пор не является официальным. С этих пор Хэллоуин и стал любимым праздником американских школьников…

---

Блеск и грязь Ёсивара

Изнаночная стороно Ёсивара

Две знаменитые гейши

Настоящая история о Мадам Баттерфляй началась в 1902 г., когда американец Джордж Морган ― близкий родственник большого любителя женщин и мультимиллионера Пьерпонта Моргана, высадился в Японии. Он бежал от разбитой ньюйоркской любви, и Япония предложила ему замену. На представлении «Мияко Одори» в театре гейш он встретил двадцатидвухлетнюю Оюки ― гейшу с четырнадцати лет, искрившуюся блистательной красотой.

Джордж влюбился снова, внезапно и по–сумасшедцему. Через переводчика он высказал свои чувства, однако Оюки, сама влюбленная в студента Императорского Университета Каваками, ответила вежливым отказом в стиле «нет–большое–спасибо–Морган–сан». Хоть и сам Морган, а для нее он был не более чем «белым дьяволом–варваром».

Влюбленный Джордж не сдавался, но продолжал говорить о своих чувствах и даже выучил несколько выражений из японской любовной лексики и кое–какие стихи. Его дядя Пьерпонт никогда не сталкивался с подобными трудностями в отношениях с женщинами. Однако Оюки со своей женской элегантностью была тверда: она не станет его содержанкой, и, пожалуйста, перестаньте появляться рядом со мной ― это очень раздражает! Ее отказ был вежлив, но тверд.

В это же самое время родители Каваками, ее возлюбленного студента, из слухов узнали о том, что он увлекается гейшами, и перестали выдавать ему содержание, а других доходов у парня не было. Похоже, дела шли к заключение соглашения о романтическом двойном самоубийстве влюбленных.

Однако Оюки была практичной и способной к самопожертвованию. Для спасения карьеры студента она полностью приняла в свою жизнь Джорджа Моргана, как официального любовника; сам же Джордж, как считается, ничего не знал о том, что его подарки и деньги шли на содержание в учебном заведении Каваками, которого хорошо одевали, сытно кормили и, можно с уверенностью сказать, ― неплохо любили.

В 1903 г. Каваками, теперь ― выпускник университета, уехал из города, не позаботившись даже о том, чтобы попрощаться с Оюки. Та пыталась отыскать его, чтобы просить и умолять взять ее хотя бы наложницей, но все было тщетно, и она предалась отчаянью.

Тем не менее, вскоре долг японской женщины призвал ее перенести свое внимание на Джорджа Моргана. Она пользовалась им, играла с ним в любовь, была ему неверна, и теперь сочла своим непреложным долгом (кодекс гейши) воздать ему за прошлое. Сделав несколько реверансов вежливости, она приняла его предложение, которое он терпеливо повторял уже долгое время.

Для скорой женитьбы возникли, однако, некоторые препятствия: Оюки была рабыней, жившей по контракту адамантной твердости, в соответствии с которым она еще долгие годы должна была провести в квартале гейш. Дому Морганов удалось выкупить Оюки за 40 000 иен, причем в японской среде преобладали смешанные чувства в отношении показушности белого дьявола, и Оюки пришлось отказаться от японского гражданства. В январе 1904 г. Джордж и Оюки были обвенчаны слегка подпоенным чиновником американского консульства в Кобэ (этикет запрещал проведение полной официальной церемонии).

У жениха и невесты все еще сохранялись трудности в общении, однако на медовый месяц в Нью–Йорк переводчик с ними не поехал. Во время долгого переезда по морю до Америки Оюки, обладавшая природной способностью приспосабливаться, взяла несколько уроков западных застольных манер и ведения домашнего хозяйства.

Дом Морганов на Уолл–стрит, Асторы, Гоулдзы, Вандербильты ― все социальные круги, к которым принадлежал Джордж ― отвергли смешанную пару (хотя предки их самих и были выходцами из низшего крестьянства и мелких разносчиков, — высшее общество, основанное в Америке мехоторговцами, жестянщиками, парнями с шаланд и барж). Оюки не приглашали на балы к миссис Астор, а имя Джорджа исчезло из «Социального Регистра». Уже через год такой совсем не идиллической жизни пара вновь оказалась в Японии.

То был 1905 год, шла война с Россией, и «белые варвары» были в стране отнюдь не в почете. Антизарубежные чувства вызывали волнения на улицах. Оюки пришлось переносить агрессивные нападки, ее приравнивали к собакам, ставили ниже самой распоследней проститутки.

Буквально через несколько дней они ощутили, как японцы воспринимают их брак, поэтому ― ничего не поделаешь ― им пришлось уехать, и они, наконец, осели в Париже, где приобрели собственный дом. Похоже, последовавшие десять лет оказались для них счастливыми. Оюки пришлось столкнуться с ужасами корсетов, чужеродной пищи и изоляции, когда «лучшие люди» навсегда отвернулись от «неудачной партии» Моргана. С лиц нашей пары исчезло выражение ожидания; они были счастливы вдвоем. Оюки научилась хорошо играть на пианино, однако мы не знаем ― какие мелодии были ее любимыми (хотя, разумеется, не из «Микадо» или «Мадам Баттерфляй»).

В 1914 г. их приватный мирок рухнул: немцы стояли у Марны. Первая Мировая война изменила денежные рынки, на которых основывалось состояние Джорджа. Для того, чтобы принять участие в разрешении серьезных деловых проблем, ему пришлось ехать в Соединенные Штаты. Оюки, сдержанная и одинокая, осталась ждать в Париже в большом пустом доме, глядя на свое пианино. Германские подлодки правили бал в Атлантике, и Джорджу, гражданскому лицу, трудно было вернуться из Нью–Йорка к своей жене в Париж, поскольку Франция была охвачена войной. Однако, упорный в своем намерении, он провел месяцы в странных зигзагообразные переездах. К 1916 г. ему удалось добраться до Испании, однако воссоединиться с ожидавшей Оюки ему было не суждено. Джордж Морган, усталый путешественник, внезапно умер от сердечного приступа в ходе этой капризной драмы.

Трагически терпеливая Оюки распорядилась насчет кремации тела и после окончания войны пустилась в грустное обратное путешествие, чтобы вернуть прах Джорджа его почтенному семейству, исполняя свой последний долг вдовы.

Война изменила многое в отношениях в обществе. Завещание Джорджа сделало ее очень богатой женщиной; она послала за своим пианино и поселилась в прекрасных ньюйоркских аппартаментах. Она играла на многих вечерах, и знатоки уверяли, что она являлась блестящим исполнителем со все еще грациозной и впечатляющей осанкой.

Прошли годы; разразилась Вторая Мировая война с ее Перл–Харбор и двумя атомными бомбами, сброшенными на невинные сотни тысяч граждан. До Оюки донесся зов родины, как к леммингу от моря; она захотела видов, запахов и языка ее детства, юности, дней и ночей, проведенных в облике гейши; не ярких и разгульных времен, но цветов и обликов детских дней.

Она решили возобновить свое японское гражданство. Она вернулась на место своего рождения и увидела сгоревший Токио и сровнянные с землей города и поселки.

Ей было уже далеко за семьдесят; почти полвека прошло с той поры, как она видела Японию в последний раз. И здесь, перегруженная столь многочисленными напластованиями памяти о местах, о любви, потерянной вместе со студентом Каваками и найденной с Джорджем Морганом, она, гейша, стала ждать последний объятий времени.

Насколько лучше эта история оперы Пуччини с ее сентиментальностью…

…

Самая знаменитая из великих гейш современности, чья история еще недавно будоражила Японию, умерла в 1948 г. В то время она являлась буддийской монахиней Мёсё, однако в качестве гейши ее звали О–кои (Карп), ― имя, данное в начале ее ученичества. Карп высоко почитаем в Японии за чувственную грациозность и яркую расцветку.

Мать О–кои нарушила ритуал и традицию, выйдя замуж по любви, а не в соответствии с требованиями семьи. В результате ее постигла страшная бедность, дела пришли в полное расстройство, а милая О–кои в возрасте четырех лет была отдана в приемные дочери хозяину чайного дома (тогда ее звали Тэру). Хотя приемные родители очень ее любили, однако, когда ей исполнилось семь, судьба привела к разорению и их, и они стали слугами у некогда знаменитой гейши.

Той понравилась живая, смышленая девочка, и она начала учить ее как гейшу: чайной церемонии, танцам, пению и аранжировке цветов. В 1883 г. О–кои в возрасте тринадцати лет вошла в знаменитый дом гейш Омудзя в районе Симбаси и получила свое громкое имя. Она была способной ученицей, сообразительной и с чувствительным, капризным характером.

В качестве начинающей гейши ей пришлось занять пятнадцать иен для покупки одежды и принадлежностей. Девушка, возбужденная присутствием гостей: богатых торговцев, известных политиков, военных и чиновников, приходивших к ним в дом развлекаться, уже знала, что станет знаменитой гейшей. Она веселила гостей, очаровывала великих своими песнями и танцами, играла на сямисэне, подливала сакэ и повторлая не вполне приличные жесты.

Жизнь гейши была недешевой, так что от нее ожидалось, что она найдет себе покровителя, богатого любовника. В восемнадцать О–кои выбрала Ядзима Хэйдзо, весьма преуспевавшего биржевого игрока ― уже немолодого, однако интересовавшегося приятным времяпровождением, который определил свою позицию, подписав контракт (практичный человек), в соответствии с которым брал О–кои в наложницы (или, как мы бы выразились, дамой на содержании).

В качестве дара от него она получила собственный чайный дом и своих дорогих приемных родителей в качестве слуг. Ее заведение стало самым популярным домом гейш в городе; у нее были талант, очарование и богатый покровитель. Она была красавицей; фривольной, но неприступной.

Токийским Дон Жуаном тех времен был актер театра Кабуки Итимура Удзаэмон, чьи любовные романы составляли основное содержание великосветских сплетен. Однако, иногда даже Казанова оказывается отвергнутым. Итимура был увлечен и обманут знаменитой кокеткой, известной гейшей, и об этом стало известно. Почитатели и поклонники его таланта решили, что он мог бы составить с великой О–кои замечательную пару (и основательно улучшить свою репутацию известного любовника). Группа почитателей актера сделала О–кои предложение: какой замечательный получится союз двух талантливых и прекрасных людей!

Ее приемным родителям идея не понравилась: для них актеры были богемой, щеголями и повесами, на которых невозможно было положиться и из которых выходили плохие мужья. Однако О–кои также была поклонницей Итимура, этого симпатичного актера. Подобно многим современным школьницам, потоками изливающим свои чувства на кумиров, она также имела много гравюр с его изображениями в различных театральных костюмах. Ну, и что с того, что она рискует потерять богатого патрона ― гейша живет не одной роскошью. Собственно, биржевик Ядзима был польщен распространившимися слухами: его имя произносилось в связи с развивающейся романтической любовной историей! Он стал сам небольшой знаменитостью. Следует помнить, что выдающиеся японцы имели на содержании знаменитых куртизанок в виде символов своего статуса. Примитивные богачи временами ощущают необходимость выставлять себя на обозрение. Ядзима даже помог их роману, став официальным посредником для организации свадьбы в самой экстравагантной манере.

После пышнейшей брачной церемонии О–кои стала госпожой Удзаэмон; она даже приняла обратно свое первое имя Тэру. Для молодой невесты общепринятым было переходить жить к родителям мужа, а японские свекрови очень часто бывают сущими чудовищами. О–кои попалась одна из самых худших: она превратилась в какую–то Золушку, рабыню своей свекрови, замарашку, выполняющую всю самую грязную работу по дому. Для нее женитьба обратилась своей самой грустной стороной.

Хуже всего было то, что Удзаэмон, удовлетворив свое самолюбие, заимев в жены великую гейшу, вернулся к любовным похождениям и стал самым неверным из мужей, часто меняя пассий и почти не появляясь дома. Одновременно росла его актерская слава; он стал одной из ярчайших звезд своего времени. Однако, с ростом своего успеха, он все больше уделял времени развлечениям и тратил все больше и больше денег.

О–кои пришлось воспользоваться своими личными накоплениями, чтобы оплачивать его долги; собственно, она вообще довольно редко видела своего мужа: его ждали новые вечеринки и новые спальные матрацы. Обнаружив себя между молотом (свекровью) и наковальней (потерянным мужем), О–кои вежливо попросила о разводе. Муж согласился, позволил ей забрать личные вещи, но не дал себе труда попрощаться и пожелать удачи. О–кои заняла 1 000 иен и устроила новый чайный дом; даже с разбитым сердцем и осыпавшимися вишневыми
лепестками, надо было продолжать жить и работать. Ее замужество продлилось два несчастных года и оставило немало шрамов в душе и на психике. Исчезла лучистость ее глаз, ушел романтизм, пропала мягкость; она превратилась в королеву ночного города ― гейшу–куртизанку, алчную до удовольствий и денег. Покровители и любовники появлялись и исчезали; потери и одиночество были отгорожены высокой стеной острых страстей.

Со временем к ней в дом стали приходить борцы сумо ― великие народные герои, и два из них в особенности добивались О–кои. Как мы уже говорили, для многих женщин эти борцы обладали особой сексуальной привлекательностью, — в этом непрочном мире они такие основательные! — и одной из таких оказалась О–кои.

Для решения вопроса: кому достанется О–кои было устроено нечто вроде рыцарского турнира, поединок между двумя гигантами, Араива и Хитатияма. Победителю доставались чары и любовные прелести знаменитой гейши О–кои. Возбуждение у публики было столь велико, как если бы им предстояло присутствовать при публичном любовном соединении двух кинематографических звезд.

Поединок окончился победой Араива, и ни одна принцесса не бросалась с большей готовностью к убийце дракона, терроризировавшего королевство, чем изящная О–кои к громадному Араива. Тот был простым и недалеким парнем ― сплошное сало, включая мозги. Всю свою призовую сумму он подарил О–кои и умолял ее выйти за него замуж. Однако после случая с актером слово «замужество» лишь раздражало ее. Кроме того, известный аристократ, сам премьер–министр Японии Кацура Таро прибыл, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение. В 1903 г. он устроил вечеринку с гейшами, чтобы развлечь гостей из России. На ней присутствовало пятьдесят гейш, включая О–кои, которая заметила, когда ее представили почетному гостю генералу Куропаткину, что он ― «волосатый варвар».

Как это обычно бывает, за «мирными встречами» последовало столкновение: на следующий год разразилась Русско–Японская война, и премьер–министр Кацура с головой ушел в военные планы, политику, экономику, внутренние и международные дела. Принц Ямагата предложил ему развеяться с помощью теплого сакэ и красивых гейш и вновь пригласил О–кои.

Остальное не вошло в школьные учебники по истории: она и премьер–министр стали любовниками, и связь их длилась до смерти государственного деятеля в 1913 г. Их отношения стали глубокими, они были преданны друг другу, а О–кои получила в собственность дом неподалеку от его резиденции.

Теперь у нее был влиятельный любовник, управлявший страной, ведший войны, и она не была более гейшей, ведущей разнузданную жизнь, но ― уважаемой женщиной с положением и немалыми возможностями, которые она могла реализовать через мужчину, разделявшего с ней спальный матрац.

Мирные соглашения, подписанные под давлением президента США Теодора Рузвельта, вызвали широкое негодование в Японии. Они выиграли войну, а Америка навязала им мир, ― и продлила агонию умиравшей царской России до 1917 года! Кацура и его кабинет критиковали и поносили, как сыгравших роль «когтей белых варваров». О–кои также не избежала нападок; она и Кацура были провозглашены предателями родины.

Проходили марши и митинги простеста, толпа на улице нападала на Кацура, на О–кои сыпались угрозы расправы, как с любовницей предателя Богини Солнца. О–кои стала скрываться; для охраны ее дома выставили солдат. Лишь много недель спустя она осмелилась появиться на улице. Массовое сознание всегда бывает заражено идеей, что война производит великие результаты.

Кацура ушел в отставку и публично заявил, что порывает все отношения с женщиной по имени О–кои. Сперва этот удар почти уничтожил ее, но ей объяснили, что для ее безопасности это ― наилучший шаг.

Однако, любовники вскоре вновь соединились в частной вилле на полуострове Идзу. Здесь они без страха предавались своей любви, а массовое сознание быстро забывает то, что еще недавно считало чуть ли не самым главным в жизни.

В 1908 г. Кацура вновь стал японским премьером, а в 1912 г. занял этот пост уже в третий раз, уже больным человеком. Год спустя, в возрасте шестидесяти семи лет он умер, оставив тридцатичетырехлетнюю О–кои вновь одну. Ее унизили, категорически запретив присутствовать на похоронах, ― социальный протокол был жесток.

И вновь она уехала, забрав свои вещи, однако на этот раз с состоянием, которое ей оставил Кацура, поселившись в предместьях Оимати, в полном одиночестве, читая буддийские сутры ради упокоения своего любимого человека, где бы тот теперь ни находился. Так прошло пять лет, а затем она вернулась ― все еще привлекательная, столь же красивая, как и в лучшие дни, в новый мир, в Японию XX в., вынавшивавшую безумные планы завоеваний и готовившуюся ко Второй Мировой войне. Чайные домики уходили в прошлое, главным центром притяжения становилась веселая Гиндза ― место, где проходила светская жизнь. О–кои подстроилась ко времени и основала «Национальный бар». Это стало местом, куда ходили, чтобы увидеть и познакомиться со знаменитой владелицей, выпить западных коктейлей, съесть «роодзу–биифу» (ростбиф), узнать о новых зарубежных танцах, о Кролике Банни и о Медведе Гризли.

Однако удача столь же быстро покидала О–кои, как и находила ее. В 1923 г. великое землетрясение уничтожило город, а вместе с ним и «Национальный бар», и, хотя она и отстроила его заново, но он ее уже не радовал. К тому же, ее популярность осталась в прошлом, к которому она принадлежала. Появился джаз, шли разговоры о Фрейде, Марксе, тоннаже боевых кораблей, Пикассо и Обществе Черного Дракона.

Она ушла на пенсию, где ей и следовало бы оставаться, но старые гейши никогда не умирают, они то исчезают, то вновь возвращаются. В последний раз О–кои была извлечена из безвестности неким острым умом, занимавшимся политикой в период Мэйдзи, уговорившим ее открыть чайный дом в районе Акасака. Политические делишки, которые обделывал этот субъект в ее чайном домике, привели к большому скандалу. О–кои вновь чуть не стала жертвой толпы. Над ней смеялись, когда она была привлечена в качестве свидетеля по делу ― жертва чужого непотребства, но лицо, заслуживающее символического наказания.

Ее стали избегать друзья; ее непопулярность росла. Веселые и влиятельные знакомые прошлого либо умерли, либо были давно не у дел, а в чайных домах и в Ёсивара спрос среди денди и беспутных шалопаев был уже на гораздо более молодых, новых красавиц.

В 1938 г. она постриглась и стала буддийской монахиней в храме Мэгуро. Великий актер, а когда–то ― ее муж Итимура Удзаэмон умер, и улицы наполнили скорбящие, а вся страна пребывала в трауре. Для удержания толпы была вызвана полиция.

Будда как–то сказал: «Богатство не в избытке вещей или славы, но в отсутствии желаний»… Монахиня из Мэгуро не делала никаких публичных заявлений. Летом 1948 г. она умерла в возрасте 70 лет, и лишь маленькая группка переживших ее друзей установила скромную статую Каннон, Богини Сострадания, на территории храма. Тем немногим сегодня, кто захочет спросить, скажут, что она называется О–кои Каннон.


Жизнь на привязи

При всех модах и цветистости, традициях, грациозности и манерах, у Ёсивара была своя мрачная сторона. Женщины в большинстве своем были рабынями и заключенными. На гравюрах мы видим однообразие и скуку их повседневной жизни: они гладят кошек, возятся друг с другом, глядят из–за решеток на луну. Все они пребывали в плену меланхолии. Общими для Ёсивара были вобудимость, истерия и невроз.

Любая проститутка и гейша, сколь низко она ни стояла на социальной лестнице, в то или иное время держала сверчка в клетке, птицу, или собаку. Великие куртизанки и знаменитые гейши обычно имели по несколько японских спаниелей.

Пленницы Ёсивара ― обычно бездетные ― были горячо привязаны к своим питомцам. Как писал один автор, специалист по японским спаниелям, «одинокие женщины часто обучали своих любимцев “остроумным” играм».

Как и многие проститутки во всем мире, обитательницы Ёсивара находились в плену всевозможных предрассудков, суеверий, верили в предсказания и в разные приметы. Слово тя («чай») таило в себе неприятности; предполагалось, что можно самой быть растертой в пыль, или потерять работу, поэтому его никогда не произносили.

Сидеть на ступенях было плохим признаком: можно было лишиться клиентов.

Никакое маленькое животное ― птица, кошка, или собака ― не могли пересечь комнату; их следовало немедленно изловить и отправить обратно по их же следам, приговаривая гомэн кудасай («Прошу прощения»).

Чихание было признаком многого: один раз ― кто–то говорит о тебе хорошо; два раза ― говорит плохо; три раза ― кто–то в тебя влюбился; четыре раза ― ты простудилась.

Поставить корзину на голову ― стать ниже; наступить на свежий лошадиный навоз ― выше.

Ребенок, нечуствительный к щекотке, вырастет глупым.

Очистить пупок от ниток и ваты ― простудиться.

Воск в ушах улучшает память (вероятно, потому, что слышишь меньше того, что надо запоминать).

Кудрявые женщины развратны сверх всякой пристойности (и очень редки в Японии).

Гриб, помещенный на пупок, излечивает от морской болезни.

Если выпустить ветры, на кокое–то время язык пожелтеет.

Плюнуть в туалет ― стать слепой.

Тот, кто мочится на земляного червя, рискует получить распухший пенис.

Люди со сросшимися бровями долго не живут.

Чтобы охладить все тело обмахни веером ладони рук.

Непочтительное поведение вызовет появление зазаусениц.

В Ёсивара к нежелательным посетителям применяли определенное колдовство (по крайней мере, девушки клялись, что нижеследующее было действенно).

Взять коёри (скрученную бумагу, использовавшуюся в качестве лучины) и из нее свернуть фигурку собаки. Положить ее на шкаф или подставку для зеркала в комнате, смежной с той, где находится посетитель, повернув к нему морду животного. Шепотом спросить животное, чтобы то дало быстрый ответ: уйдет гость или останется.

Если кончики завязок поясной материи или накидки (коси–маки) окажутся завязанными в узел, гость уйдет немедленно.

Завернуть небольшое количество теплого пепла в кусок бумаги и поместить пакетик под ночные одежды гостя ближе к его ногам. Он уйдет немедленно.

Поставить веник в конце комнаты рядом с комнатой гостя и, положив рядом с ним сандалии, сказать шепотом: «Вот; пожалуйста, уходите быстрее». Он тут же уйдет.

Судьба японских женщин была нелегкой, однако по крайней мере в Ёсивара они получали несколько лет роскоши, «легкой жизни» и пусть даже намек на возможность романтических отношений. Все они верили в пословицу: «Боги никогда не закрывают одну дверь, чтобы не открыть другую».

На знаменитых гравюрах с изображением Ёсивара мы не наблюдаем фривольной элегантности женской ревности. Мы не слышим криков, звуков ударов, и лишь изредка ощущаем, что за решетками этих домов творится унижение человеческих существ. У нимфеток, маленьких служанок, населяющих произведения художника Харунобу, отсутствуют признаки упадочности, несомненно сопровождавшей их в реальной жизни сирокуби («белошеих»).

У них все же были свои маленькие победы, мгновения славы. Они бывали любимыми и желанными. И, через века, мы, ослепленные собственными ошибками и заблуждениями, только диву даемся: как же такая комбинация красоты, этикета и традиций могла основываться на полном отрицании наших стандартов поведения?

О темной стороне жизни Ёсивара практически ничего не писалось, за исключением упоминания о рабском положении женщин. Там были болезни, случалось много истерик и психических надломов. Есть упоминания о случаях бери–бери, вызванных нездоровыми привычками питания. Беспорядочная и беспутная жизнь приводила к туберкулезу и расстройствам пищеварительного тракта. Уровень сердечных заболеваний был высоким; алкоголь собирал свою жатву, отнимая красоту (а иногда и жизнь). Венерические болезни существовали и до того, как американцы открыли Японию миру в конце XIX в., однако их количество взлетело до небес, когда моряки всех стран стали клиентами проституток. Реальные цифры труднообнаружимы даже в официальной статистике, так как японцы их занижали (подобно всем остальным странам, преуменьшаюшим количество военных потерь).

Медицинские записи больницы в Ёсивара от 1898 г. говорят, что 6,5% женщин страдали венерическими заболеваниями. Уровень таковых среди дзигоку (независимых и незаконных проституток) и ётака («ночных бабочек») неизвестен. Правила в Ёсивара иногда были строгими, а иногда не очень. Существовал хикэ или час закрытия, установленный на 22:00. Тем не менее, когда большие ворота, О–мон, закрывались на замки, гостей часто тихонько впускали через небольшую дверцу, прорезанную в воротах. В полночь стучали друг о друга прямоугольными кусками дерева, ― предполагалось, что с этого момента Ёсивара была накрепко отрезана от мира. В один из периодов куртизанки были разделены на тех, кто принимал хиру (дневных) гостей и тех, кто принимал ёру (ночных). Предполагалось, что проститутки освобождались от «контрактов» в возрасте 25 лет, однако обычно по причине долгов им приходилось продолжать свои занятия до 27 ― почтенного возраста на рынке плоти, требовавшем молодости и красоты помимо умения, костюмов, веселости и страстности.

Вот описание их жизни, данное, как считается, знаменитой куртизанкой Хамаоги, писавшей о себе:


Итак, я была молода; я только еще начинала как куртизанка. Если гость был стеснительным, мы играли в игру под названием «голые островитяне», представляя тех существ, которых изображали на старых картах. Все куртизанки раздевались догола; в первый раз, когда я приняла участие в игре, то покраснела, и вся моя кожа стала розовой. Гости увидели это и более не стеснялись. С пресыщенными стариками, разумеется, гораздо труднее. Нам приходилось изображать крики летучих мышей, стуки деревяшками ночных сторожей. Мадам принималась напевать похабные «молитвы», читая поминальную службу по гостю, который сидел напротив живехонький. Вместо благовонных палочек мы жгли зубочистки. Затем мы кормили старика нэриги, приготовленным из розовой штокрозы, которая воспламеняет желание. Один из таких просил меня выйти за него замуж, однако брать ответственность скучно; жена должна чернить зубы, ее бьют бамбуковой палкой, к тому же рождение детей портит фигуру.
Мне нравятся визиты симпатичных молодых начальников. Самое лучшее ― короткая жизнь и прекрасное тело; ублажить мужчину, развязать его пояс и скоро стать с ним надзими (близкой).

В этом описании проглядывает разновидность юмора отчаяния; хорошо представляешь себе этот круг удовольствий, игры с неблагодарными гостями, мертвенную рутину чувственной жизни, которая, в конечном итоге, приводила проституток к пьянству и мрачному мироощущению. Остается лишь догадываться ― насколько вменяемы были эти женщины. Тем не менее, следует помнить, что большинство из них воспринимало свой образ жизни как часть их общей культуры.

Вначале проституткам не позволялось покидать Ёсивара; единственным исключением было появление в суде. Позже им стало разрешено бывать на праздниках. После 1829 г. обычай разрешать женщинам ходить любоваться видами цветущих вишен в Уэно, Мукодзима и Асукаяма вышел из моды. Однако, до этого они потягивали сакэ, сидя под цветущими ветвями в своих лучших нарядах. Возбужденные алкоголем и некоторой (кажущейся) свободой действий, они принимались танцевать и кричать.

Больные девушки могли выехать на носилках, называвшихся каго, для посещения доктора и для лечения. Храмовый колокол в Асакуса служил сигналом: им следовало вернуться в Ёсивара к 17:30.

Выпивки, беспорядочная жизнь, привычка к нерегулярности засыпаний и пробуждений, иногда ― болезни, часто приводили проститутку к срывам. Если она была популярной и знаменитой, поразительно, до чего мог дойти ее владелец ради ее излечения. Он не только предоставлял ей лучшие врачебные услуги, но также перевозил к себе домой вне стен Ёсивара, зачастую ― в пригород. Иногда он отправлялся в какой–нибудь известный храм, чтобы молиться о ее выздоровлении. В подобной жизни существовала своя извращенная, утонченная чувственность.

Девушки из домов средней руки и ниже, а также не пользовавшиеся особым спросом сталкивались с серьезными трудностями. Их «лечил» какой–нибудь коновал, их помещали в неиспользовавшемся чулане, и там они выздоравливали или умирали. Если состояние было совсем плохо, их отправляли к родителям, или к тем, кто был их продавцом (если таковых, разумеется, удавалось отыскать).

Если девушка умирала, и никто не забирал останки, ее хоронили на специальном кладбище для нищих и бродяг ― Дотэцу. И, как пелось в старой песенке, «о ней, может, поплачет хоть одня молодая служанка».

Временами обыденным делом становились побеги. Большинство беглянок были замешаны в любовных аферах и уходили на поиски своих любовников, или чтобы затеять какую–либо ссору с амурной подоплекой. Эти женщины были настолько одурманены сексом, что бросались иногда даже за малейшим признаком искренней привязанности, бывая очарованными единым добрым поступком. Они были сентиментальны, зачастую даже слишком.

Некоторые убегали, запутавшись в долгах. Поддерживать свои костюмы в должном состоянии было делом недешевым; многие, не представляя себе правил денежного обращения, попадали в силки займов и процентов по выплатам. В панике, когда долги росли не по дням, а по часам, они убегали из Ёсивара. Как ни странно, мы знаем мало случаев, когда они бежали от своей жизни и профессии; вероятнее всего, они чувствовали, что могут не оправдать оказанное им доверие: ведь многих в Ёсивара отсылали родители, находившиеся в крайней нужде, которых следовало поддерживать, чтобы хоть так компенсировать потерю близкого человека.

Бежавшая проститутка становилась объектом охоты на человека, организовывавшейся содержателем публичного дома, который посылал людей прочесывать город и окрестности. Мало было таких мест, где она могла бы найти прибежище. Полиция также помогала в поимке беглянок, так что мало кому удавалось скрыться. Пойманных приводили в Ёсивара, в то же заведение; стоимость охоты ― всех взяток и выплат за ее поимку ― добавлялась к сумме ее долга. Также, подобно тому, как заключенному за побег добавляют срок, водворенной на место проститутке продляли период ее рабства.

Совершившую несколько побегов девушку обычно продавали в публичный дом вне стен Ёсивара, где жизнь была грубее, а надсмотр ― более жестоким. Такой способ обращения с манкировавшими службой именовался курагаэ, «сменой седла». Ее хозяин предписывал определенное наказание и, как правило, осуществлял его. Однако никакой владелец никогда без нужды не станет портить свой товар.
С жертвами любви обходились более мягко, так как обычно они обнаруживали, что их любовник зачастую за взятку сам становился наводчиком для поисковой команды. Из романтических историй о беглецах–влюбленных самыми популярными были те, где говорилось о двойном самоубийстве (синдзю, букв. «внутри сердца»), совершавшемся, когда их загоняли в угол.

Лафкадио Хёрн писал о такой грустной стороне трагической любви:


Любовь с первого взгляда реже встречается в Японии, чем на Западе, частично из–за особенностей общественных отношений на Востоке, а частично из–за того, что очень много грустных моментов избегаются ранним браком, устроенным родителями. С другой стороны, самоубийства от любви достаточно часты, однако их особенность в том, что они почти всегда двойные. Более того, в подавляющем большинстве случаев их следует считать результатом неверно выстроенных отношений. Тем не менее, есть исключения, выделяющиеся своей храбростью и честностью; обычно такое происходит в крестьянских районах. Любовь в такой трагедии может возникнуть совершенно внезапно из самых невинных и естественных отношений между мальчиком и девочкой, или может начаться еще в детстве жертв. Однако даже тогда сохраняется весьма определенная разница между западным двойным самоубийством из–за любви и японским дзёси. Восточное самоубийство не есть результат слепого, мгновенного решения избавиться от боли. Оно не только холодное и методичное, оно сакраментальное. Собственно, это ― брак, свидетельством которого является смерть. Они дают друг другу обет любви в присутствии богов, пишут прощальные письма и умирают.
Никакой обет не может быть более глубоким и священным, чем этот. Поэтому, если случится, что посредством какого–то внезапного внешнего вмешательства, или усилиями медицины, один из них оказывается выхвачен из объятий смерти, он становится связанным самыми серьезными обязательствами любви и чести, требующими от него уйти из этой жизни при малейшей предоставившейся возможности. Разумеется, если спасают обоих, все может закончиться хорошо. Обнако лучше совершить любое жесточайшее преступление, караемое пятьюдесятью годами заключения, чем стать человеком, который, поклявшись умереть с девушкой, отправил ее в Светлую Землю одну. Женщину, уклонившуюся от исполнения своей клятвы, могут частично простить, однако мужчина, выживший в дзёси из–за внешнего вмешательства и позволивший себе продолжить жить далее, не повторяя попытки, до конца своих дней будет считаться предателем, убийцей, животным трусом и позором для всей человеческой природы.

Возможно, о таком выжившем говорится в народной песне:


Я сижу дома
В нашей комнате,
Глядя на нашу спальную циновку,
На твою подушку.

Наиболее знаменитая пара влюбленных–самоубийц обрела бессмертие в 1703 г. в пьесе «Влюбленные–самоубийцы в Сонэдзаки», которую написал Тикамацу Мондзаэмон. Это были мелкий чиновник Токубэй и обычная проститутка Охацу, убившие себя на территории храма Сонэдзаки. Эта пьеса для кукольного театра в стихах имела колоссальный успех в театре Такэмото.

Самоубийство, разумеется, не считалось в Японии грехом, и со временем оно превратилось в разновидность традиционного поведения, высоко ценимого читателями грустных романов и пьес, заканчивавшихся трагически, как и большинство любовных историй. Художники Ёсивара, обслуживавшие куртизанок и гейш, часто запечатлевали знаменитые пары, бросающиеся в воду с моста или в кратер горы Фудзи в объятиях друг друга. Существовал разработанный ритуал, который ни один хорошо воспитанный самоубийца не вправе был игнорировать. Главное ― этикет.

Инадзо Нитобэ, автор книги «Бусидо, дух Японии», писал, что у появлявшейся на людях женщины «за пазухой всегда был спрятан кинжал» и, когда она была готова расстаться с жизнью, «если позволяло время, женщина сперва должна была связать вместе накрепко колени и лодыжки одним из небольших и многочисленных шнурков, являвшихся частью ее одежд, с тем, чтобы они оставались в пристойном положении во время конвульсий, сопровождающих предсмертную агонию. <…> Более того, ее учили ― куда точно ударять себя в горло и в грудь. <…> Возможно, это был единственный урок анатомии, который получали девушки в старые времена».

В последнем позволено усомниться, так как и куртизанки, и даже самые низшие проститутки были детально информированы относительно человеческой анатомии.

Для мрачного, отчаявшегося японского влюбленного нетрудно было уговорить своего сексуального партнера ― постоянную возлюбленную или наложницу ― совершить самоубийство. Как кто–то заметил, «японцы обычно определяют женственность в терминах подчиненного поведения». Как на футон, так и в самоубийстве желания мужчины удовлетворялись в первую очередь.


И те, кто прийдет после меня,
Да избегнут они
Моего пути любви…
Хитомаро

Для любящих существовали и другие популярные способы покинуть этот мир вместе: например, броситься со скалы, обняв друг друга ― это был «хэппи–энд» для многих читателей популярных романов с глазами на мокром месте. Любовь благороднее судьбы, которая ее разбивает.

Если общество гейш и куртизанок часто называлось «плывущим миром», о жизни куртизанок говорили также, как о кугай («мире страданий»).

Негодующие же комментарии из внешнего мира для японцев представляли мало интереса. Они воспринимались как лицемерное благодушие наций, для которых белое рабство стало процветающим бизнесом. Англия экспортировала девочек в гнезда разврата по всей Европе и абарским сладострастникам, тысячами — в Южную Америку, и почти никакие законы не могли поколебать эту торговлю, пока реформаторы не пробили для девушек систему свободного найма.

Обхождение с женщинами и детьми, при котором их калечили и обирали, было позором для «цивилизованных» стран, и даже российский царь освободил своих рабов–крепостных (хотя бы на бумаге) за год до того, как это сделал Линкольн. Гомосексуальные скандалы потрясали британское, германское и американское общества. Существовавшие под покровом строгой вежливости, условия широко распространенного порока в Европе совершенно отличались от соответствующих в Японии, где все было выставлено напоказ в Ёсивара, «распущенная» жизнь которой являла собой общепринятую традицию. Мужчина в Японии стремился быть повесой, потребителем сакэ, вольно ведущим себя в определенной среде, где такому поведению выдавалась полная лицензия. Надо было быть богатым, или, по крайней мере, пойти на определенные финансовые затраты, чтобы получить лучшее из предлагаемого, однако в качестве вознаграждения там исполнялась любая фантазия, любое желание. Мужчина считался высшим существом, однако все мужчины там были равны — от торговца до самурая, до тех пор, пока имели наличные. Немудрено поэтому, что на гравюрах это состояние называлось укиё–э, «картинками из плывущего мира».

Человек самой низкой социальной позиции, самый уродливый, самый презираемый, если достаток приводил его в Ёсивара, мог снять целую улицу чайных домов и кутить со своими друзьями в этой нирване алкоголя, плоти и чувственности. Он «правил» там, покупая женщин, сакэ, музыку гейш, жесты и неприличные истории, покуда не кончались деньги. Это не было тайным наслаждением; он не выбирался тайком из дома, чтобы погрешить, дрожа от страха. Там были рады всем: хатамото (высокопоставленным чиновникам сёгуната), самураям, игрокам, рисовым спекулянтам…

Иерархия продажных женщин поднимала мужчину настолько высоко, насколько это позволял его кошелек. Он мог купить себе путь за границы прекрасных раскрашенных кимоно, цветных поясов и тонких кружевных нижних одежд. Он мог прикоснуться к обнаженной плоти, ласкать белую шею, простираться в различных чувственных позах, быть удовлетворяемым любым действием, — нормальным или (считаемым некоторыми) ненормальным.

Мужская компания в Ёсивара была хороша: художники, актеры, писатели фривольных повестей, драматурги, постановщики диких пьес Кабуки, торговцы и администраторы. Все приходили туда провести ночь за выпивкой, смехом и в экзотической женской компании. Неудивительно, что истории о Ёсивара распространились по всему миру. Рассказы о ее чувственной роскоши становились легендами как в конце, так и после эпохи Токугава.

Женщины веселых кварталов в Эдо были ничем не хуже, а, скорее, — гораздо лучше проституток западного мира. Стоит лишь прочесть «Молл Фландерс», «Фэнни Хилл», или ужасные детали «Моей приватной жизни», чтобы увидеть, что японцы были гораздо честнее в своем широко открытом подходе к сексуальным отношениям, как биологическому удовольствию вне дома и жены. Наши предшественники XIX в. притворялись, что такового не существовало, а, если и существовало, то представляло собой нечто отвратительное и презираемое. Цари, короли, герцоги и большинство представителей «аристократии», средний класс и нувориши развлекались со шлюхами. И, что еще хуже, ханжеские и благочестивые лозунги полоскались над выгребными ямами полу–закамуфлированных пороков времен правления королевы Виктории, Александра I и президента Гранта.

Наши идеи морали основываются на пуританской концепции секса, пронизанной чувством вины. Они не приуготавливают нас к воспринятию японской морали, состоящей из преданности семье, почитания предков и лояльности богу–императору. Сексуальная сдержанность не имеет ничего общего с их моралью. Японский мужчина был сексуально свободен и лишен барьеров чувства вины, или морального осуждения.

Каждая проститутка, независимо от ее положения, знала, что, в качестве верующей синтоистки, она состоит в родственных отношениях с императорской фамилией. Император же, как учила ее синтоистская теология, есть прямой потомок Богини Солнца. Права его божественны, а не просто придуманы мужчинами, поэтому женщина может чувствовать себя комфортно в его правлении.

Как писал один автор древности, «Богиня Солнца оставила своих потомков править нами вечно, как в этой, так и в загробной жизни. Это действенно лишь для нашей страны, и нигде в зарубежье мы не найдем ничего подобного. Вот почему наша страна именуется Божественной».

Дзэнские элементы обнаруживаются в странных местах. Мало кто отмечал, что подобные церемониальные аспекты воспринимались проститутками и гейшами как образ жизни. Они украшали свое существование неким искусственным дзэном в музыке, пении, исполнении чайной церемонии, принятии пищи, походке и одежде. Можно почувствовать, что сами костюмы и стили причесок возникли из дзэнских идей.

Они, разумеется, не были горячими приверженцами дзэнского учения; они не читали и не исследовали текстов дзэнских учителей. Однако женщины предлагали свою плотскую чувственность и известные услуги определенным способом, в причудливо переплетавшихся ритмизированных формах, совершенно отличных от грубой, брутальной прямизны синтоистских моделей, или даже тех, что были приняты в иных буддийских школах.

Антропологами уже давно отмечалось, что один и тот же культ оказывает различное влияние на разные ответвления замкнутого социума. Так что, если погруженные в адюдьтеры придворные дамы временами играли в монахинь, то проститутки и служанки в публичных домах и чайных домиках присваивали себе манерность великосветских дам.

В конце XIX в. в Японии жил Якумо Коидзуми, по первому имени — Лафкадио Хёрн, писатель, американец, мать которого была гречанкой. Он долго бродил по миру, покуда не прибыл в Японию, принял японское имя и, избегая наложниц, взял себе японскую жену, от которой имел детей. Он одевался, ел и жил как японец. В качестве писателя он собирал местные сказания, писал об островах, исследовал Ёсивара, однако не вдавался в детали. Он обратился в буддизм и, возможно, лучше многих японцев понимал трагизм внутренней жизни гейш и проституток.

В 1878 г. он писал:

У каждого есть своя внутренняя жизнь, невидимая чужому глазу, свои великие тайны, которых никто не узнает, хотя иногда, когда мы создаем что–то прекрасное, мы на короткое мгновение приоткрываем это, подобно двери, немедленно захлопывающейся на ночь.

Он понимал спокойную улыбку проститутки за дверями Ёсивара, держащую свое внутреннее «я» отдельно от своих обязанностей. Он чувствовал, что от Будды она получила «высшую истину, когда–либо передававшуюся человеку: тайное единство жизни».

Хёрн обнаружил в буддизме схожесть теории наследственности, эволюции и учения о карме, или переселении характера. Им утверждалось, что в человеке существуют непобежденные инстинкты зла, поскольку он связан с обладавшими ими предками. Как это помогало и проституткам, и гейшам, сталкивавшимся с миром, построенным по такой схеме, от которой невозможно было бежать!


Все травы в поле
Вырастают и вянут одинаково.
Рано или поздно каждый
Прийдет к своей осени.
— из народной песни

Как об этом говорил Хёрн,


все наши эмоции, мысли и желания, как бы они ни изменялись и ни вырастали в различные сезоны жизни, являются всего лишь композициями чувств, идей и устремлений других людей, в большинстве своем уже умерших. <…> Неопровержимо то, что в каждом индивидуальном мозгу заключена унаследованная память совершенно неисчислимого количества опытов, полученных от всех мозгов своих предшественников.

Неудивительно, что Хёрн, подобно проституткам и прочему люду из Ёсивара, любил страшные истории о призраках, о мирах, проявляющихся лишь намеками, отчего кажется, что наш нынешний мир весь усыпан розами.

---

Омг... и упс!!!

Я когда это увидела, то выпала в осадок. А когда прочла статью, долго ржала. японцы жгут!!!!

Смотреть сначала





Читать потом

Взято вот сдесь www.cultline.ru/japan_style/fashion_trends/5013...

Ну что ж …когда я впервые увидел такое, то сначала не поверил своим глазам. Не подумайте неправильно, с моим зрением все в порядке, но я не мог поверить в то, что кто-то может спокойно носить это. Я имею ввиду…,ну да сами посмотрите и поймете!
Как они могут носить такое повседневно???, в моей голове подобное не укладывается. Мое личное мнение, что те кто носят подобное, ищут внимания окружающих, то есть они наслаждаются тем, что все на них смотрят, обращают внимание, несмотря на то, что это нелепо: вы конечно можете сказать что это уверенные в себе люди, которые не боятся показаться глупыми или смешными, которые сами веселятся таким образом, но я лично сомневаюсь.
Ну эти фотки в общем уже гуляют по Интернету, они даже фигурировали на сайте Snopes.com, на котором рассматриваются современные мифы и легенды. Возможно это было из-за того, что НЕКОТОРЫЕ супергении, считают и убеждают в этом других, в том, что эти юбки ДЕЙСТВИТЕЛЬНО прозрачны. А это не так. Просто выполнен специальный рисунок, который создает иллюзию прозрачности.

---

Ни кто и не сомневался

Итак, вы: Ведьма Земли!

Использует в своих целях вещество и энергию материального мира. Дипломатична до ужаса. Никогда не знаешь истинной цели ее действий. Колдует исключительно редко, но с сумасшедшим разрушительным эффектом.

Пройти тест

---

Планирование, как основа нашего будущего.

Внезапно выяснилось, что у меня до хрена дел.
1. Досдать отчетность.
2. Написать мини рассказ для Кафе на Хелувинскую вечеринку (благо сюжет уже есть, основанный, между прочим, на реальных событиях).
3. Довбивать в комп пятую главу «Полета мотылька».
4. Начать правку все той же пятой главы, всего того же «Полета мотылька».
5. Продолжить писать первую главу второй части «Полета мотылька» (что писать знаю и уже давно, угу).
6. Довести до ума проект «Библиотека полезных ссылок» для Кафе (тоже мне, админ, блин).
7. С наступлением ноября, заняться Военным учетом на предприятии. Жопа-Жопа (вот, прилипло от Ереси).
8. Озаботиться приобретением подарков для Ереси, ее бабушки и Шаян.
9. Начать собираться в Москву, что бы ни чего не забыть.

Ну, пока все. Но чует моя пятая точка, что это еще не весь список моих дел на ближайшее будущее.
И, да, может, кто знает, я что-нибудь еще забыла? Если знаете, скажите.

---

Еще о ниндзя

Интересная легенда о Сарутоби (Третий привет!).

Говорят, что они (ниндзя) могут становиться невидимками, что они ходят по потолку, как мухи, а по морю аки по суху, говорят, что они умеют летать и дышать под водой, что они могут обернуться любым зверем или птицей, что над ними не властны цепи и веревки, что они могут обмануть болезни и смерть, говорят, что им покровительствуют злые духи, что они волшебники и маги. Они - ниндзя.
Жизнь и деятельность этих людей во все века была окружена плотной мистической завесой. Их уважали и боялись. Обыватель всегда боится того, что непонятно его ограниченному уму. Ниндзя же эта боязнь давала огромное психологическое превосходство, ибо уверенность противника в твоих сверхъестественных способностях полностью парализует его волю. Легенд из жизни ниндзя существует множество. Правдива в них лишь основа. Все же волшебные подробности рождены суеверными умами, плохо представляющими себе, на что способен тренированный, хитрый, умный, но, тем не менее, обычный человек. Надо заметить, что и сами ниндзя приложили немало сил к тому, чтобы легенды об их невероятных качествах получили как можно более широкое распространение.
Кто в феодальной Японии не слышал о мастерах маскировки, которые изменяли облик настолько быстро, что когда кто-то из них двигался в толпе, то запоминался разным людям в разных обличьях, или о мастерах прыжков, которые прыгали так высоко и далеко, что казались летящими по воздуху, или о мастерах закапываться в землю, за которыми не могли угнаться кроты?..
Легендарный Сарутоби прославился выдающимся, почти обезьяньим, акробатическим мастерством (собственно, его имя и означает "обезьяний прыжок") и волшебством рукопашного боя. Он так упорно и усердно тренировался в беге, прыжках и лазаньи, что вскоре мог совершать то, что по плечу далеко не всякому ниндзя, не говоря уже о людях обычных. Говорят, он даже жил на деревьях, качаясь и вися на них, как это делают мартышки.
В результате Сарутоби стал столь проворным и неуловимым, что мало кто мог надеяться победить его в рукопашном бою. Для этого потребовалась бы хорошо подготовленная группа, а отнюдь не один человек, даже очень сильный и ловкий. Сарутоби мог увернуться от вражеского клинка, подпрыгнув выше него или наклонившись ниже, чем приводил своих врагов в сильнейшее замешательство.
И еще одно качество Сарутоби подчеркивается в легендах о нем. Речь идет о верности ниндзя, о преданности его своему учителю. Этот героический мотив звучит и в последней легенде о Сарутоби, в которой рассказывается о его гибели. Учитель Сарутоби послал его шпионить за сегуном, жившим в огромном дворце. Дело в том, что в стране уже давно назревал мятеж против этого сегуна, а во главе мятежа и стоял учитель одного из прославленных ниндзя. Сегун же, прослышав о заговоре, собирал свои военные силы, о чем, собственно, Сарутоби и должен был добыть информацию. Он успешно проник во дворец и разузнал военные планы противника, но когда он выбирался оттуда, часовые заметили его и попытались схватить. Сарутоби не раз бывал в переделках подобного рода и воспользовался сейчас всем своим опытом. Он уверенно уходил от преследователей, постоянно ускользая от них в самый последний момент, и в конце концов запрыгнул на высокую стену, окружавшую резиденцию сегуна, используя небольшой переносной трамплин, спрятанный у стены заранее. Сарутоби неслышно побежал вдоль стены, спрыгнул с нее в самом подходящем, по его мнению, месте, и угодил в медвежий капкан. Когда воины сегуна стали приближаться, он отрезал себе ногу и попытался убежать от преследователей, прыгая на другой. Когда же тяжелое ранение, потеря крови и усталость дали себя знать, ниндзя выполнил свой последний долг - обезобразил свое лицо до неузнаваемости и, выкрикивая проклятия противнику, заколол себя собственным мечом.
Эта красивая легенда - лишь одна из бесчисленного множества историй о лазутчиках-ниндзя.

---

Куноичи

---

Так может выглядеть Мев

Мне совсем не нравится картинка к предыдущему тесту. Это не принцесса Сумерек, а девочка-дебилка.
А настоящая Мев выглядит вот так:

---

Хороший тест

Мдя... Мев именно такая и есть. Надо будет потом пройти этот тес еще раза два, протестировать другие мои личности.

P.S. Ах, да. Женщину потом нарекли... Астрель, принцесса Сумерки

Дочь природы, нежный эльф, окутанный тонкой паутиной мечтаний, прогулок под луной, шумом леса и дождевыми каплями. Она нежна и романтична, легкоранима и верна своему идеалу - что-что, а уж идеал у нее точно есть. Она обожает птичье пение и плетет венки, сидит на траве и слушает, как ее любимый играет на губной гармошке, она бегает босиком по сырой земле и купается голышом в водопадах. Это персонаж Людмилы Прокофьевой, книжка очень хороша для маленьких романтичных девчушек, но меня больше всего поразили иллюстрации - просто потрясающие, у кого есть, советую посмотреть, и в Интернете тоже. Фото - просто отвлеченное.

Пройти тест