Мев в переводе с древнекельтского означает смех.
Название: Под осенней луной.
Автор: Мев
Стихи: уважаемой Ino-tyan
Бета и гамма в одном лице: Сон (моя любимая бета и муза, без её неоценимых советов и пинков, у меня ни чего бы не вышло).
Бета 2: Rory Kyrnan – мой учитель русского языка (...он не виноват в том, что я бестолковая ученица).
Фендом: Naruto
Жанр: юмор, романс, приключения, мистика.
Рейтинг: R
Предупреждение: мистика... тентакли.
Пары: Наруто/Саске.
Сюжет: Саске расплачивается за свой острый язык.
Отказ от прав: персонажи (кроме мною выдуманных) и мир принадлежат Кишимото.
Все герои истории являются совершеннолетними. Читая эту историю вы подтверждаете, что вам 18+ лет.
Статус: в процессе.
Третья глава (первая часть) www.diary.ru/~Mav/p115925231.htm?from=0
Вторая часть www.diary.ru/~Mav/p85513522.htm
Первая часть www.diary.ru/~Mav/p74192356.htm
3.2
читать дальшеЖара с пропыленных улиц не исчезла, напротив, приобрела густоту и липкость сладкой бобовой пасты.
— Ну что за наказание? Осень называется, — тоскливо вздохнул Наруто и покосился на бледно-голубое, словно бы вылинявшее, небо.
Саске не ответил. Друзья свернули за угол и вздохнули с облегчением. Раскалённые коридоры белёных стен улицы мастеровых наконец-то остались позади, крохотный сквер, засаженный развесистыми, начавшими рыжеть клёнами, манил ажурной тенью.
— Вода! Свежая, прохладная вода! Всего пять монет! — раздались совсем рядом крики сгорбившегося под тяжестью вёдер водоноса.
— Охренел! — возмутился Узумаки, — Пять монет за обычную воду!
Ушлый торговец не удостоил его ответом, лишь щербато ухмыльнулся и побрел дальше, оглашая улицы хриплыми воплями. Он прекрасно знал, что в такую жару на его товар всегда найдутся покупатели.
На раскалённой мостовой можно было печь рисовые лепёшки. Ветер и тот не заглядывал в Весёлый квартал, предпочитая гонять лёгкие перистые облака где-то высоко на Небесных путях. Не дойдя до «Чайной розы» всего ничего, напарникам пришлось остановить очередного водоноса, похожего на первого, как родной брат, и выложить уже по шесть медяков за кружку не слишком холодной воды. Расположившись под старым платаном, они медленно цедили питье из глиняных посудин, почти не вслушиваясь в болтовню торговца, решившего вдобавок к воде одарить их свежими слухами.
— Вы слышали, в «Чайной розе» поселился демон?
— Прям таки и демон? — лениво ухмыльнулся Саске, стараясь не показать собственной заинтересованности.
— Самый настоящий демон,— затараторил ободрённый вниманием парень, — У него шашни с тамошней ойран. Говорят, он одарил её и прочих юдзё из этого дома неотразимой прелестью и неиссякаемой изобретательностью в постельных утехах.
Наруто удивлённо покосился на водоноса, последнюю фразу тот выговорил без запинки, как хорошо вызубренный стих.
— И кто это говорит? — продолжил расспросы Учиха.
— Да многие. Посетители туда валом валят. Неспроста это.
— Какие храбрецы, — хмыкнул Саске, как бы невзначай доставая серебряную монету из поясного кошеля, — Так ты не знаешь, что это за демон?
Торговец впился глазами в блестящий кругляш, скользящий меж тонких пальцев.
— Да уж, наверняка какая-нибудь древняя лисица. Знаете, на нашем кладбище полно таких. Найдут черепушку, на голову напялят и давай поклоны луне бить (1). А потом глядишь, у тени одной из местных красоток хвост да уши прорезались. Обычное дело.
Учиха разочаровано вздохнул и сделал вид будто собирается вернуть монету обратно в кошелёк.
— Но я слышал, правда или нет, не знаю, хозяин «Дома Опавших цветов» хочет писать прошение властям, — торопливо затараторил водонос, — чтобы в «Чайную розу» направили опытных монахов из монастыря «Благодатных врат». И если хотите пообщаться с какой-нибудь демоницей из этого дома, поспешите. После обряда Очищения в «Чайной Розе» ни одной не останется.
— Я учту на будущее, — проигнорировав недоуменно-просительный взгляд торговца, Саске спрятал серебряный в карман, вернул пустую кружку и зашагал дальше по улице.
— Нам стоит поторопиться, — сказал Наруто, догнав напарника, — Если монахи что-нибудь разнюхают, на репутации «Чайной розы», а заодно и на нашей миссии, можно ставить крест.
— Расскажем обо всём Мацумоти-сан. Хотя она наверняка уже в курсе.
Госпожа управительница действительно была в курсе всех слухов Весёлого квартала. Собранная и сосредоточенная, с посвежевшим лицом стояла она у плотно закрытых дверей, ведущих в комнату Оцую.
— Ничего нового, — хмуро обронила она и прикусила мундштук трубки. — Обычные интриги. Порой кажется, что наш квартал принадлежит не миру Ив и Цветов, а находится где-то в преисподней, в Змеином рве. (2) Что касается монахов, то пусть приходят, они хорошие клиенты: аккуратные, неболтливые и платят всегда без задержек. Я неплохо знакома с настоятелем «Благодатных врат», он приятный человек, интересный собеседник… так что, не страшно.
Расписные сёдзи с треском отъехали в сторону и из комнаты вылетело что-то яркое, сверкающее золотым шитьём.
— Что за шутки, Оцую? — тёмные брови госпожи Мацумоти сошлись на переносице.
На пороге возникла ойран. Все ещё бледная, одетая лишь в подпоясанный алым шнурком джубан, но уже с новой, лаково поблёскивающей, замысловатой причёской. Глаза её гневно сверкали.
— Передайте этой старой… Распорядительнице покоев, — губы девушки скривились в презрительной усмешке, — что возможно на заре её молодости подобная аляповатость считалась верхом изысканности. Но я это не надену!
Фыркнув напоследок, куртизанка вернулась к себе и плотно прикрыла двери.
— Вот так и живём, настоящий Змеиный ров, — вздохнула управительница, выколачивая трубочку в вовремя поднесенную служанкой пепельницу, — Сегодня ночью банкетный зал будет в вашем распоряжении. А пока советую посетить Шествие куртизанок, развлечётесь, заодно и на наших конкурентов посмотрите.
Времени до заката оставалось много и друзья решили разделиться. Саске, при помощи шарингана, собирался исследовать злополучную картину, а Наруто — расспросить прислугу. Но прежде Узумаки затащил напарника на кухню:
— Ты может и способен святым духом питаться, но я на такое не подписывался.
На кухне было удивительно прохладно и почти безлюдно. Основная часть работы делалась рано утром, до наступления зноя, и сейчас повара отдыхали на тенистых верандах заднего двора. Остались лишь две служанки — молоть пряности, да варить на медленном огне орехи в мёде. Наруто был как всегда приветлив, сыпал комплиментами и необидными шутками. Девицы, не привыкшие к подобному обхождению, млели, покрывались румянцем, старательно трепетали ресницами. Саске со вздохом пододвинул к себе тарелку. Когда-то его до зубовного скрежета раздражали влюблённые взгляды поклонниц. Прошли годы и женщины все реже рисковали надоедать ему, лишь изредка таращились, как на статую из варёного сахара. Выглядит красиво, но прикоснуться боязно, лучше любоваться издалека. А теперь, глядя на то, как эти дуры беззастенчиво заигрывают с Наруто, а тот ничего не имеет против, Учихе хотелось со всей силы треснуть кулаком о стол и выгнать обеих служанок вон. «Как он может? — стискивал он зубы, — Неужели не видит, в них нет ни капли искренности, только желание похвастать перед товарками его вниманием».
— Ешь, давай, хватит лясы точить, — тихо рыкнул он и пододвинул к растерявшемуся Узумаки тарелку с мисо. — Мы теряем время.
— Саске… какой-то ты странный сегодня, — Наруто почесал в затылке, — Дурной сон приснился?
Учиха не ответил. Покончив с обедом, друзья разошлись, каждый по своему делу: Саске в банкетный зал, Наруто, прихватив блюдо с медовыми орехами, на веранду.
Старый дом погрузился в послеобеденную дрёму. Не слышно было ни человеческих голосов, ни звуков сямисэна, лишь сквозняк шелестел бумажными ширмами, да натружено вздыхали скрипучие лестницы. Саске сидел на коленях перед картиной Великого безумца и решительно не находил в ней ничего такого, за что стоило платить горы золота. Ни буйства дорогих красок, ни прихотливых узоров, вьющихся по листу плотной пожелтевшей бумаги. Высокий холм с заросшим кустарником подножьем, да одинокая сосна на вершине, вот и весь пейзаж. Разве что небо на картине выглядело почти живым: высокое, бледно-голубое, дышащее послеполуденным зноем. Небольшое облако, издали похожее на голову старика, повисло над самой макушкой сосны.
Саске моргнул, на мгновение ему показалось, будто облако сместилось немного вправо. Юноша впился в него глазами, но все-таки пропустил момент, когда «старческая голова» отрастила себе бородку. «Интересно», — подумал он и сильно ущипнул себя за тыльную сторону ладони. Облако медленно скрылось за рамкой картины, напоследок отрастив нечто, отдалено напоминающее длинный, дразнящийся язык. Учиха недобро прищурился и активировал шаринган. Картина распалась на два слоя: первым слоем был потускневший, лишившийся красок пейзаж, а вторым оказалась замысловатая печать, свитая из нескольких иероглифов старого стиля. Бледно светящаяся болотными огоньками чакра медленно текла по отрывистым штрихам иероглифов, собиралась в центре печати тусклой лужицей и уходила куда-то вглубь картины. Саске прикусил губу.
Вещицы, изготовленные с применением чакры, вовсе не были такими уж редкостями. Чаще всего мастера вкладывали частичку своей силы в зеркала, чтобы те не тускнели и добавляли отражениям своих хозяек побольше очарования, или в узоры на кимоно, дабы те отводили от их владельцев дурной глаз и прочие неприятности. Бывало, оружейники, изготавливая доспехи на заказ, вкладывали в них изрядное количество чакры, но не своей, а заказчика. Вот только со временем запас энергии иссякал, и такой предмет из волшебного сокровища превращался в самую обыкновенную вещь, если конечно не становился демоном (3).
Саске медленно выдохнул: ни разу ему не попадалась вещь с таким активным током чакры. Картина куда больше походила на живое существо, чем на неодушевлённый предмет. Казалось, в её глубине бьётся настоящее сердце. Учиха сосредоточился на верхней перекладине ближайшего к центру иероглифа и осторожно соскользнул взглядом к пульсирующей сверкающей точке, которая точно не была частью печати. Беззвучная вспышка ослепила его. Инстинктивно Саске зажмурился и замер, чувствуя, как по вискам и лбу катятся капельки пота.
Первое, что он увидел, открыв глаза, был шершавый сосновый ствол в медно-бурых наростах коры. Юноша моргнул, сосна не пропала. Он до крови прикусил губу и провёл рукой по растрескавшейся коре.
«Спокойно, спокойно… — мысли прыгали, как перепуганные белки, — Это не может быть реальностью». Он зачерпнул полную пригоршню лесной подстилки из пожелтевшей хвои и высыпал обратно, пропуская иголки между пальцев. Если это и иллюзия, - подумал Саске, вдыхая терпкий запах мха, - то необыкновенно искусная. Скорее всего так и есть, но я ни разу не слышал о предметах, даже волшебных, способных поймать в полноценное гендзюцу»
Юноша запрокинул голову и уставился в небо. Медно-красной колонной сосна возносилась к солнцу, тянула развесистые ветки к проплывающим мимо облакам, длинные иголки блестели точно полированный нефрит. Лишь одно нарушало её совершенство, нижняя ветка была надломлена и жалко покачивалась на ветру, подметая сухую подстилку ещё не увядшими иголками. Тонкая кора в месте разлома лопнула и обнажила бледно-розовую древесину. Саске потряс головой, на секунду показалось, что он видит не сломанную ветку, а раненую руку девушки в изорванном рукаве. Только вместо крови из жуткого вида раны проступали капельки золотистой смолы, катились вниз и повисали на кончиках хвоинок медовыми шариками.
Учиха приподнялся на коленях и поддел один такой шарик пальцем. Смола, как смола, тягучая, клейкая, но пахла она не как полагается свежей сосновой смоле. Тонкий, горьковато-пряный аромат сочетал в себе и нежный запах лесной малины, и свежесть морского бриза, и горечь опавших листьев. Он тревожил душу и заставлял сердце сжиматься от сладкого предвкушения. Словно окаменев, Саске стоял на коленях и вдыхал полной грудью этот странный аромат. Сколько прошло времени, он не знал, да его это и не интересовало. Сердце заходилось в неизъяснимом восторге, щёки горели от прилившей к ним крови, перед глазами плыли цветные пятна…
— Саске! Эй, Саске!
Не слишком приятно лежать навзничь на жёстких татами, ещё менее приятно чувствовать, как на затылке наливается болью шишка. И уж совсем нехорошо, когда твой собственный друг и напарник хватает тебя за плечи и начинает трясти.
— Саске! — не унимался Наруто, — Ты чего молчишь?!
— Не тряси меня, — каркнул Учиха, не узнавая свой голос, — И так хреново.
Наруто послушался, приподнял его и усадил, обняв за плечи.
— Чем ты тут занимался? На тебе лица нет.
Саске хмыкнул и скользнул по Наруто хмурым взглядом: «Ещё не известно на ком из нас нет лица». Узумаки выглядел взъерошенным больше обычного, синие глаза беспокойно прищурены, губы слишком яркие, словно их долго, нервно кусали. Учиха невольно вздрогнул и поспешил отвести взгляд.
— Отпусти, — попросил он, стараясь придать своему голосу как можно больше твёрдости, — всё уже нормально.
— Точно? — Наруто явно не собирался его отпускать, — Слушай, может у тебя тепловой удар? Сидишь тут в духоте…
— Да что со мной сделается за пять-то минут, — отмахнулся Саске от раскудахтавшегося напарника.
— Пять минут? — переспросил Наруто, — По-твоему, ты сидишь тут всего пять минут?
— А сколько?
— Как минимум два часа! — выпалил Узумаки, — Я за это время успел скормить поварихам целое блюдо орехов, задать кучу вопросов, получить в ответ целый ворох сплетен и сказок и… и много ещё чего. А ты говоришь пять минут.
Саске нехотя, преодолевая головокружение, приподнялся на локтях и заглянул в непривычно серьёзное лицо напарника. Кто знает, чем бы все закончилось, не вернись Наруто так вовремя? Учиха скрипнул зубами.
— Точно! — звонко хлопнул себя по лбу Узумаки, — Посиди тут, я скоро.
И не обращая внимания на свирепые взгляды напарника, неугомонный джинчуурики легко, словно куклу, подхватил его на руки, перетащил через весь зал и осторожно усадил перед открытым окном. Саске глотнул жаркого уличного воздуха и решил, что разница не велика, стоило ради этого таскать его на себе? О чём и хотел сообщить Наруто, но того и след простыл.
Ленивый сквозняк прогуливался по пустому банкетному залу и чуть слышно шелестел проклятой картиной.
— Вот же... — пожалуй, больше собственных неудач Учиха ненавидел только собственную слабость.
Впрочем, долго скучать в одиночестве ему не пришлось. Трёх минут не прошло, как в приоткрытые фусума ворвался раскрасневшийся Наруто, неся большой поднос с запотевшим чайником, пузатой чашкой и блюдцем, доверху наполненным клейкой, приторно пахнущей, коричневатой массой.
— Что это? — презирая себя за нотки капризной барышни, прозвучавшие в собственном голосе, спросил Саске.
— Холодный чай с жасминоми орехи в мёде, — безмятежным спокойствием Наруто можно было выстилать комнаты для умалишённых, — Тётка Каору сказала, что это самое верное средство для быстрого восстановления сил. Перетрудившиеся любовнички поглощают эти орехи тоннами.
Прохладный, прозрачный, словно лесной полдень, пахнущий почему-то полынью чай прояснил сознание и немного успокоил истерзанную гордость. Говорить не хотелось, но и молчать было невозможно.
— И как это едят? — сварливо поинтересовался Саске.
— Очень просто, — терпеливым эхом отозвался Наруто и взялся за палочки, — берёшь, подцепляешь приглянувшийся орех и тянешь, — слова у него никогда не расходились с делом, продолговатое ядрышко с вытянутым, янтарным хвостиком мёда, замерло у губ Учихи. И тому ничего не оставалось делать, кроме как послушно открыть рот.
— Обычно такими сластями заботливые любовники кормят друг друга с рук, — внезапно мурлыкнул Наруто, — Но мы обойдёмся без этих церемоний.
Учиха метнул в него мрачный, не предвещающий ничего доброго, взгляд. Пряча озорную улыбку, Узумаки отвернулся и натолкнулся взглядом на картину. Клонящееся к закату солнце залило токонома уже начавшим розоветь светом, и творение Великого безумца предстало перед ними во всем великолепии. Сочные краски цвели под прозрачным лаком, как новые. Сосновый ствол загорелся медью, потемневшие травы с почти слышным шелестом клонились под ветром. Там тоже начинался вечер.
— Так что тебе удалось узнать от прислуги? — ему пришлось подёргать за рукав засмотревшегося на оживший пейзаж Наруто.
— А, да, — напарник встрепенулся, — Много всего интересного и бесполезного. Кухарки уверены, что во всех бедах «Чайной розы» виновата распорядительница покоев. На вопрос почему, говорят: потому что она ведьма. Я, дурак, обрадовался, думаю, ну вот и отгадка. Спрашиваю, кто-нибудь видел, как она ворожила? Отвечают: нет, конечно, и смотрят на меня, как на ушибленного, — Узумаки состроил сочувственно-пренебрежительную мину, — Я говорю: как же вы узнали, что она ведьма? А они: да вы на рожу её гляньте, ведьма и есть. Знаешь, Учиха, я тогда здорово порадовался, что бабуля научила-таки меня вовремя затыкаться, иначе я бы точно ляпнул, что если по рожам судить, то каждую вторую из них давно пора в болоте утопить за каннибализм.
Вид у Наруто был настолько горестно-возмущенным, что Саске тихо хрюкнул в кружку с чаем от едва сдерживаемого смеха.
— А потом, друг мой, начался ад кромешный, — заливался соловьём Узумаки, — эти ведьмы принялись при мне обсуждать чем, по их мнению, пользуются куртизанки, чтобы крепче привязать к себе клиента. Вот ты думаешь, что если юдзё велит приготовить каракатицу с соусом из её же чернил, то она делает это, чтобы порадовать гостя изысканным деликатесом? А вот и нет. Будь уверен, к концу ужина сырые щупальца этой самой каракатицы окажутся обвязанными вокруг члена несчастного, и будет он дятлом трудиться, пока не надоест дзёро. Что они творят с ещё живыми медузами, я и говорить не хочу.
Наруто глотнул успевшего нагреться чая и покосился на Саске. Тот едва заметно улыбался. Немного полюбовавшись этим редким даже для него зрелищем, Узумаки продолжил свой рассказ:
— Знаешь, я так офонарел от этих подробностей, что сидел в своём углу тише дохлой мыши. Кухарки обо мне забыли и стали обсуждать рецепты приворотных и возбуждающих зелий. Теперь я точно знаю, Орочимару ушёл из Конохи не для занятий запрещёнными экспериментами, скорее всего он учился у какой-нибудь здешней старухи.
— Это ещё почему? — Саске уже смеялся не скрываясь.
— Если бы ты знал из чего местные лекари готовят отраву, которую потом называют афродизиаком, ты бы не спрашивал, — Наруто горестно вздохнул, цапнул с блюда орех и продолжил рассказ. — Одна молоденькая служанка сказала, что лучшее средство для поддержания мужской силы готовится из мочи молодых буйволов, корня женьшеня и перебродивших кальмаровых чернил. Другая утверждала, что ни одно зелье не может считаться надёжным, если в его состав не входит семя достигших брачного возраста, но всё ещё девственных юношей и порошок из рога носорога Нубаня. Мол дорого, конечно, но дело того стоит. А старшая кухарка обвела всех снисходительным взглядом и заявила, что всё это ерунда, и что только толчёная киноварь (4) может гарантировать крепкую привязанность мужчины. И тут, Учиха, я решил, что если мне когда-нибудь приспичит посетить весёлый дом, то в жизни не пойду в заведение вроде «Чайной розы», даже если будут лишние деньги. Найду что попроще, хоть не отравят.
— Я бы на твоём месте на это не рассчитывал, — усмехнулся Учиха, — Ну, а что за сказку тебе рассказали?
— Сказку?
— Ну, да, — кивнул Учиха, ухватил палочками целый комок слипшихся орехов и с невозмутимым видом подсунул его под нос Наруто, — ты же сказал, что на тебя вывалили ворох сплетен и сказок. Сплетни я уже выслушал, теперь давай сказку.
Узумаки недоумённо покосился на орехи и расплылся в хулиганской ухмылке:
— Будет тебе и сказка, — хрипловато мурлыкнул он, и картинно облизнувшись, аккуратно зубами снял с протянутых палочек предложенное лакомство.
«Зараза!» — Саске поспешно отвернулся, что-то слишком часто он стал краснеть.
— Тётка Каору — главная ключница «Чайной розы» и по совместительству самая вменяемая из всей местной прислуги. Она не обливала грязью распорядительницу и не болтала чушь про приворотные зелья, зато рассказала легенду о величайшей ойран прошлого, Тамагику по прозвищу «Принцесса куртизанок».
— И что? — подбодрил напарника Саске, подливая им обоим чай.
— Тамагику жила лет сто назад и до сих пор является кумиром для большинства юдзё. Говорят, она была талантливой поэтессой, а про её внешность болтают разное: одни утверждают, что её красоте завидовали небесные танцовщицы, другие — что она была далека от Шести Канонов совершенства. В одном все согласны: ни один мужчина не мог устоять перед её чарами. Так вот, Каору рассказала, что львиной долей своих побед Тамагику обязана некоему магическому Средству, — Наруто подался вперёд, выделив голосом последнее слово, и многозначительно умолк.
— И что это за Средство? — полюбопытствовал Саске, принимая правила игры.
— Эликсир искренности! Средство, способное возбудить в мужчине самую настоящую искреннюю любовь, а не только плотскую страсть. Именно благодаря этому зелью Тамагику стала придворной дамой пятого ранга, навсегда покинула Весёлый квартал и зажила собственным домом, время от времени посещая Дворец по приглашению самого Правителя.
— И откуда же она взяла это Средство? — орехов уже не осталось, и Учиха всерьёз задумался над тем, пристало ли ему слизывать с блюда остатки мёда и липкие крошки.
— Кто знает? — Наруто не мучился сомнениями, быстрым движением выхватил блюдце из-под самого носа напарника и принялся по-кошачьи собирать с него ореховое крошево проворным розовым языком. — Одни говорят, что Эликсир Тамагику подарил демон, с которым она закрутила роман, другие, что она нашла Средство во сне и каким-то образом смогла протащить в реальность.
Узумаки отставил в сторону чисто поблёскивающее блюдо и растянулся на татами, лениво потягиваясь и не спуская с друга лукавого взгляда.
— Ну, как тебе сказка?
— Сойдёт, — небрежно обронил Саске и отвернулся к окну. Смотреть на развалившегося на полу друга почему-то не было никаких сил.
— Странная нам досталась миссия, — Наруто задумчиво уставился в потолок, — У меня такое чувство, словно от нас мало что зависит. Будто всё давно решено, а нам только и остается, что приспособиться, да ждать, чем всё закончится.
— Ну и радуйся, — зевнул Учиха, — в кои-то веки не нужно никому кишки выпускать. Куда более странным мне кажется, что дело к вечеру, а на улице никого нет.
Наруто неспешно поднялся и уселся рядом. Прохладный, пахнущий морем ветерок ворвался в зал и вихрем закружил золотистые пылинки в косых полотнищах предзакатного солнечного света. Узумаки громко чихнул и чуть не по пояс высунулся из окна. Улица действительно была пуста, лишь в отдаленье седой как лунь старик неторопливо подметал и без того чистую мостовую.
— Очень странно. Вчера в это же время тут и курице чихнуть было негде.
— Вот именно, — кивнул Саске. — А до закатного гонга осталось всего-то часа два, а то и меньше.
Друзья тревожно переглянулись и чуть не подпрыгнулиот неожиданности, когда с тихим шелестом отодвинулись расписные фусума.
— Простите, — в зал вошла девушка, в которой Учиха с неудовольствием признал кухарку, кормившую Наруто с рук, — Скоро начнётся Шествие куртизанок… Каору-сан велела мне проводить вас.
Девица неловко поклонилась и потупилась. «Какие мы скромницы», — ядовито усмехнулся Саске, ловя кокетливый взгляд из-под полуопущенных ресниц.
— Конечно, проводи! — Наруто расплылся в озорной улыбке, но с места не двинулся.
Учиха поморщился и поднялся, чего он точно не собирался делать, так это наблюдать за безыскусными попытками кухонной девчонки склеить их обоих.
Весёлый квартал, словно насмехаясь над собственным названием, давно уже перерос некоторые города и грозил выплеснуться за пределы каменных стен. Высокие, многоэтажные дома стояли впритирку друг к другу, тесня узкие улочки, сплетавшиеся в затейливую паутину. Друзья давно бы запутались в ней и вряд ли выбрались к Храмовой площади в течение ближайшего часа, если бы не их проводница.
— Долго ещё? — недовольно спросил Наруто, ныряя вслед за кухаркой в пропахший плесенью и кошками переулок.
— Уже скоро.
И точно, дома расступились, и кривая улочка влилась в небольшую округлую площадь. Многоголосая, пёстрая толпа сгрудилась по её краям. Праздные зеваки топтали друг другу ноги, пихались локтями, гроздьями свисали с балконов и галерей окрестных домов. Даже на ветвях старого, кряжистого дуба, вымахавшего у самых тори (5), сидела развесёлая компания подвыпивших студентов.
— Ого! Так вот, оказывается, где все, — присвистнул Наруто.
— Да нет, — пропыхтела служанка, отпихивая с дороги пузатого мужичка, судя по виду, не просыхавшего последние месяцы, — большая часть публики вдоль Главной улицы собралась.
Усердно работая локтями, друзья, наконец, протолкались под балкон двухэтажного домишки, притулившегося непозволительно близко к храму. Здесь-то и обнаружилась прислуга из «Чайной розы» чуть ли не в полном составе. Женщины поприветствовали напарников, как родных и расступились, освобождая для них самые завидные места. Раздался медный, многоголосый гул, совсем не похожий на закатный гонг, тяжёлые двери храма открылись, и оттуда повалил густой дым дорогих благовоний. Дымный занавес окутал алые ворота, сизой мантией лёг на спины и головы каменных лисиц, растянувшихся под стенами.
— Так это храм Инари (6)! — Наруто вытаращился на дразнящихся длинными языками лис.
— Ну, да, — раздался совсем рядом голос Рецуко. — Ничего удивительного. Храм построен задолго до времён Весёлого квартала, тогда здесь была крохотная деревенька рисоводов. Правда, с тех пор он несколько раз перестраивался, но Лисий дух никуда не ушёл, даже сильнее стал.
— И вы тут! — выпалил Саске, разглядывая юту, которая оказывается всё это время стояла позади них и с аппетитом щёлкала кедровые орешки.
— Места здесь самые лучшие, всё видно. А посмотреть будет на что… — гейша насмешливо прищурилась и протянула холщёвый мешочек с орешками, — хочешь?
Учиха отрицательно покачал головой. Под озорным взглядом Рецуко-сан ему было неуютно, словно она знала о нём куда больше, чем он сам. Знала, но вовсе не торопилась расставаться с этой тайной.
— А я возьму, — Наруто не церемонясь засунул руку в мешок, — хотя мне никто и не предлагал.
— Тебе не нужно ничего предлагать, — заговорщицки подмигнула юта, — Сам возьмёшь всё, что пожелаешь.
В этот момент из храма выплыло особенно густое облако дыма и поползло вниз по ступеням к замершей в ожидании толпе. У Саске засвербело в носу и заслезились глаза. «До чего же они тут любят травиться всякой гадостью!» — подумал он и громко чихнул. Прочихавшись, он заметил в проёме тори забавную парочку, судя по одежде — священников. Один приземистый и круглый, с блестящей лысиной, хитрыми глазками и благостной улыбкой, больше походил на удачливого купца, чем на храмового служителя. Другой, напротив, был высок и худощав, с отрешённым лицом аскета, двигался он отрывисто и неуверенно, как тряпичная марионетка в руках неумелого кукловода.
— Будто под кайфом, — съязвил Учиха.
— Я бы не удивился, с такими-то благовониями, — ухмыльнулся Наруто.
Толпа взорвалась радостными воплями и шатнулась было поближе к источающим благодать священникам. Не переставая улыбаться, толстяк чуть повёл плечом, и перед обалдевшей публикой, как из-под земли, появились дюжие парни в одеждах младших служек. Хмурые лица и увесистые дубинки служителей культа остудили пыл верующих.
— Мордобой и давка отменяются, — прокомментировал Наруто, сплёвывая кедровые скорлупки на землю, — а жаль…
Саске бросил на развеселившегося друга осуждающий взгляд и вздохнул:
— А ещё будущий Хокаге.
Ответить Узумаки не успел, с противоположного конца площади послышался мелодичный звон и гортанные, ритмичные выкрики.
— Идут, идут… — с придыханием шепнула стоящая рядом с ними служаночка и привстала на цыпочки.
Прохладный, пахнущий морем бриз заструился по узким улицам, качнул незажжённые ещё фонари, крохотными вихрями закружил пыль, и пёстрая, словно цветущее травяное поле, толпа послушно заколыхалась, отпрянула к домам. На освободившееся пространство вышел важный человек в чёрном, гербовом кимоно. (7) Глядя прямо перед собой, высоко воздел тяжёлый посох и с громким стуком ударил им о пыльную мостовую. Раздался резкий, тревожный звон медных бубенцов.
— Умитийо ойран! — не жалея лужёную глотку, заорал глашатай, — «Дом Опавших цветов»!
Снова зазвенели бубенцы на посохе, и на площадь ступили две хорошенькие камуро. Набелённые личики и алые атласные кимоно превращали их в подобие фарфоровых куколок. С уморительно серьёзными мордашками девочки дружно маршировали по площади, подчиняясь странному, рваному ритму: шаг, остановка, удар посоха о землю, звон бубенцов, ещё два шага вперёд и снова замерли.
Толпа зашумела пуще прежнего, послышались приветственные возгласы. Какой-то паренёк в дорогом, но замызганном хаори принялся отплясывать что-то несуразное, то и дело пытаясь заехать Саске локтём то в лицо, то под дых. Не сговариваясь, напарники схватили выпивоху и зашвырнули в гущу толпы.
— Умитийо ойран! «Дом опавших цветов»! — пёстрая процессия куртизанок уже полностью втянулась на площадь.
— А вот и наше юное дарование, — мурлыкнула Рецукои кивнула в сторону высокой, сверкающей золотом фигуры, медленно выступавшей в окружении слуг и шинзо (8), — самая молодая ойран на моей памяти. Ей только этой весной минуло семнадцать лет, и её сразу же возвели в ранг. Многие были возмущены такой поспешностью, но против золота не попрёшь, хозяину «Дома опавших цветов» пришлось хорошенько раскошелиться.
Наруто недоверчиво прищурился: вышагивающая во главе процессии дама не была похожа на семнадцатилетнюю девицу. Густой белый грим, вычурная прическа, щедро украшенная шелковыми цветами, пышные одеяния, сверкающие в закатном свете бледным золотом — все это лишало ойран возраста и превращало живую девушку в дорогую игрушку, в расписную куклу.
— И как ей не жарко? — Наруто взъерошил и без того стоящие дыбом влажные от пота волосы.
— Почему же не жарко, — усмехнулась Рецуко, — очень даже жарко. Трёхслойное кимоно, учикаке ватой подбито, пояс этот… хорошо ещё, что сегодня ветер с моря, а то всё могло бы закончиться обмороком. Бывали и такие случаи.
Тем временем, Умитийо ойран подошла совсем близко, и стало заметно, как тяжело она опирается на плечо крепкого слуги, шедшего с нею рядом, как трудно ей даётся каждый шаг изысканно колыхающейся походки ойран-дочу (9). Саске уставился на её ноги и невольно поёжился: крохотные девичьи ступни были обуты в странные сооружения, больше всего напоминающие лакированные, детские скамеечки на трёх неустойчивых ножках.
— Что это?
— Где? А, это, — гейша ехидно улыбнулась, — это самбонаси (10) , тебе повезло, что не пришлось самому на них ходить. Очень я сомневаюсь, что у тебя бы получилось. Это не по воде вышагивать, и не по углям…
Учиха криво усмехнулся и задрал нос. Что эта женщина может знать о возможностях шиноби, тем более его уровня? И тут Умитийо отколола странный фортель: грациозно наклонившись вправо, левой ногой описала небольшую окружность ребром своей чудовищной обуви. Едва сохранив равновесие, девушка проделала то же самое другой ногой. И ещё, и ещё, с каждым разом увеличивая скорость движений. Теперь, ступая в согласии с ей одной слышимой мелодией, ойран стала похожа на разукрашенную лодку, скользящую по бурным волнам под парчовыми парусами.
Наруто восторженно охнул и скользнул по Саске оценивающим взглядом.
— Даже не думай об этом! — угрожающе рыкнул тот.
— Ты о чём? — Узумаки попытался прикинуться невинной овечкой, впрочем безрезультатно.
— Сам знаешь, о чем!
— Ты даже представить не можешь, как хороша была вчера Мика ойран, — мурлыкнул Наруто, игнорируя недобрый прищур напарника, — жаль только своим танцем не порадовала. Уверен, её грации завидуют даже горные духи…
— Это которые тэнгу (11)?— вмешалась в перебранку друзей Рецуко-сан.
— Они самые.
Саске скрипнул зубами и отвернулся, как выяснилось очень вовремя: на храмовую площадь вышла следующая пёстрая процессия.
— Оясу ойран! — медным голосом взвыл новый глашатай, — «Ивовый мост»!
Жаркое сияние сверкнуло и на мгновение затмило закатное солнышко. Саске моргнул, облачение Оясу и впрямь могло поспорить в яркости с оперением феникса: жёсткая от золотого шитья парча, янтарные переливы атласа, многочисленные золочёные шпильки окружали голову ойран подобием ореола святости.
— О! Злейшая подруга нашей Оцую, — чему-то обрадовалась гейша и звучно хрустнула ореховой скорлупой. — Обладательница скверного характера и бесспорного поэтического таланта. Богема её обожает.
Ойран обвела рассеянным взглядом орущую публику, заметила Умитийо и презрительно скривила алый рот. Внезапно толпа взорвалась смехом — пьяненький студент свалился с дубовой ветки, доковылял до Оясу и бухнулся у её ног прямо в дорожную пыль, но куртизанка даже не взглянула на своего незадачливого поклонника.
— Оясу и Оцую дебютировали в один день, — заговорила Рецуко, — и почти одновременно их возвели в ранг. Иногда мне кажется, что они уже не смогут жить друг без друга, каждый свой шаг они делают с оглядкой на соперницу. Оясу объявляет о демонстрации новых постельных принадлежностей (12), Оцую тот час делает то же самое. Если у Оцую появился новый богатый и щедрый поклонник, будьте уверены, у Оясу вскоре появится любовник не хуже.
— Бывает, — равнодушно обронил Наруто и тут же поперхнулся воздухом. Проходившая мимо ойран, взглянула на него из-под густо накрашенных ресниц, замерла, чуть вздрогнула и заскользила вперёд уверено и грациозно.
— Что значит опыт, — одобрительно прожурчала гейша, — Умитийо ещё учиться и учиться…
— А Мика ойран, всё равно лучше, — ляпнул Наруто и ухмыльнулся полученному от Саске тычку под рёбра.
— Однако это странно… — протянула Рецуко-сан.
— Что-то не так? — насторожился Учиха.
— Как сказать, — юта задумчиво пожевала губу, — Оцую опаздывает. Все уже собрались, — женщина кивнула на выстроившиеся перед храмом процессии, — а её нет.
Удивлённое перешёптывание прокатилось по толпе и разбилось о невозмутимость ойран. Словно ярко раскрашенные статуи, возвышались они посреди площади, и под их безмятежными взглядами притихли шумные зрители.
— Нет, я, конечно, могу понять, — бормотала Рецуко, — чем дольше тебя ждут, тем выше твой статус. Но это уже походит на манию величия. Скоро закатный гонг…
И тут, как по команде, произошло сразу два события: густой гул закатного гонга оповестил о закрытии ворот Весёлого квартала, а на площадь вступила новая процессия.
— Оцую ойран! «Чайная роза»! — голос глашатая был резким и неприятным, как крик ночной птицы.
— Ого! — всплеснула руками юта.
Удивляться было чему. Свита Оцую оказалась примерно в два раза больше, чем свиты её соперниц и больше пристала титулованной даме, нежели куртизанке. Солидные, одетые в гербовые кимоно вакаймоно (13) напоминали дворцовых чиновников, разодетые в пух и прах юдзё вполне могли сойти за стайку фрейлин. Все они держали в руках большие фонари, подвешенные к длинным ручкам. И это было странно, сумерки ещё не сгустились настолько, чтобы понадобились светильники. Да и сами фонари были необычными: большие, идеально круглые, оклеенные белоснежной бумагой, словно пригоршня лун, светились они ровным льдистым светом.
— Оцую ойран! — взвыл глашатай, и Саске захотелось его ударить, чтобы больше не слышать пронзительный голос.
Медная дрожь бубенцов поплыла над замершей от восторга толпой. Подсвеченные серебряным светом фонарей люди походили на призраков. Оцую шла легко, без излишних вывертов, дорожная пыль приглушала звук шагов, и казалось, что она ступает по воздуху. Ойран зябко куталась в учикаке цвета зимнего моря, сверкающий богатой вышивкой в виде причудливо переплетённых заиндевевших трав, а на её глянцево-алых губах блуждала безмятежная улыбка. Тёмно-алое кимоно, расшитое золотыми листьями, в призрачном свете фонарей выглядело, как замёрзшая на льду кровь. Широкий пояс из чёрной органзы, завязанный пышным бантом под грудью, переливался и шуршал, словно стрекозиные крылья.
— Поздравляю, — внезапно охрипшим голосом сказала Рецуко, — вы присутствуете при зарождении новой моды. Ну, Оцую, ну затейница… вот это наряд!
Проходя мимо них, ойран на мгновение остановилась и грациозно склонила голову.
Насмешливо прищурились по оленьи влажные блестящие глаза. Рябиновым светом полыхнули гранатовые подвески, гроздьями свисавшие с серебрёных шпилек в её причёске.
— Хороша, хороша, — одобрительно кивнула гейша, — чудо, как хороша.
И вот, наконец, Оцую заняла своё место, рядом с сияющей золотом Оясу. Та старательно делала вид, что не замечает соперницу, сжимала губы в алую нить, горделиво расправляла плечи под сверкающей тяжестью одеяний.
— Великолепное зрелище! — Рецуко восхищённо всплеснула руками, и горсть орешков бесшумно просыпалась в пыль. — Очаровательно робкая юная Осень, рядом с нею Золотая Осень в самом расцвете своей щедрой красоты, чуть в стороне от них — хмурое Предзимье, время недобрых сказок. Квартал ещё долго будет судачить об этом ойран-дочу. Множество художников пожелают его увековечить. Жаль, что всё испортят…
— Почему это испортят? — изумился Наруто.
— Наши художники строго следуют Шести Канонам совершенства, — слова гейши сочились весёлым ядом. — Поэтому у всех красавиц на гравюрах одинаковые лица, зато наряды выписаны старательно и детально. Но этого недостаточно!
— А Фудзияши Норихиро смог бы? — неожиданно ляпнул Саске и прикусил язык.
— Возможно, — глаза юты стали внимательными и холодными. — Почему ты вспомнил о нём?
— Просто, — с деланным равнодушием дёрнул плечом Учиха.
Тягучий, дребезжащий гул гонга вытек из храма вместе с очередным облаком приторного дыма. Толпа притихла. Толстый священник приветственно вскинул руки и, отечески улыбаясь, вышел к замершим у самых тори ойран, его тощий напарник, чуть замешкавшись, последовал за ним.
— Я слышал, — громким шёпотом заговорил Наруто, — что если ойран пройдёт через тори, то у неё отрастут лисий хвост и уши.
— Почему? — глядя в плутовские синие глаза, Саске не смог сдержать улыбку.
— Считалось, что все известные куртизанки, на самом деле лисицы, принявшие облик красоток. И если они пройдут через священные врата, то чары рассеются, и они снова станут лисами.
Хрипловатый смех гейши пролился терпким вином:
— Ты удивительно много знаешь о куртизанках и о… лисах. Интересно почему?
— Есть причины, — хмыкнул Узумаки.
Тем временем священник любовно баюкал в пухлых руках тяжёлые кошели, полученные от глашатаев, а его тощий напарник принял от старших камуро толстые связки ароматических палочек.
Ойран трижды хлопнули в ладоши (14) и приготовились слушать благодарственную речь жреца.
— Ну, всё, — Рецуко вытряхнула из рукава ореховую шелуху, — делать здесь больше нечего. Пойдёмте, пока публика не очнулась. А то ещё затопчут…
Идти за Рецуко-сан в густеющих сумерках Весёлого квартала, совсем не то же, что плестись за кухаркой по пыльным и знойным подворотням. Будто повинуясь воле юты, сумерки открывали перед друзьями незнакомый городок. Казалось бы те же кривые улочки, та же неровная мостовая и пыльные деревья, давно не видевшие дождя. Но небо над головой уже иное, бархатисто-лиловое с ясными искрами первых звёзд. Расцвеченная фонариками ночь, окутала дома волшебным покрывалом, сделав их похожими на расписные шкатулки с драгоценностями. Прохладный морской ветерок, проснувшийся ещё до заката, теперь окреп и вовсю хулиганил: теребил подолы служанок, раскачивал пёстрые фонари и хлопал незакрытыми калитками, носился по улицам, волоча на хвосте кучу новых запахов, которых почему-то не было при свете дня.
Тревожно и пьяно пахнуло перезрелыми, забродившими персиками. Терпкий аромат лаванды оповестил о том, что где-то недалеко из тяжёлых сундуков достали старинное кимоно. А смешанный запах пудры и духов, казалось, принес с собой суетливое хихиканье юдзё и подобострастные речи яритэ. (15).
Небо темнело, и звёзд в его бархате зажигалось всё больше. Следом за звёздами загорались светильники на решетчатых верандах. Нарядные куртизанки входили в свои клетки и окутывались пряным дымом из тонких и длинных трубочек. Глухо вздохнул барабан, протяжно и льдисто зазвенели струны сямисэна.
— Цветущие вишни облетают на весеннем ветру, — детский голосок старательно выводил мелодию скверно рифмованной песни, — пурпуром ирисов окрасились русла ручьёв, расцветают глицинии и пионы. Приходит время, и длиннокосые ивы гнутся под ветром у резных мостов. И щедрые розы дарят нам свою красоту. Прекрасен танец светлячков ночной порой. Приходит время, и серебристый мискант сплетается с хризантемой в страстных объятьях. И полная луна любуется на них с небес. Приходит время, кружатся листья в последней пляске. Мы зажигаем фонари, и бродит ветер по опустевшим улицам, и первый снег нам падает на плечи. Приходит время…
Саске опомниться не успел, как они оказались у задней калитки «Чайной розы», а затем и внутри непривычно тихого дома. Полутёмная лестница для прислуги недовольно поскрипывала под их ногами. Сердце то замирало от сладостного предвкушения, то начинало неистово колотиться, норовя выпрыгнуть через горло. Лишь один раз в своей жизни Учиха испытывал нечто подобное, когда тихим осеним утром шёл за Итачи на первый урок в Академии Шиноби. Спроси сейчас кто-нибудь Саске о причине его волнения, он бы не нашёл, что ответить. Учиха покосился на напарника, тот хмуро смотрел себе под ноги и, похоже, в кои-то веки не собирался зубоскалить. Во всяком случае наркотические приключения им больше не светят, Саске не зря заставил Узумаки выпить универсальное противоядие перед самым выходом, и себя не обделил.
Леденцово-жёлтый свет двух напольных фонарей превращал банкетный зал в уютную гостиную. Саске огляделся и почувствовал лёгкий укол разочарования. Стыдно признаться, но он ожидал чего-то более мистического: развешанных по стенам фуд (16), исписанных кроваво-алыми чернилами, горсток заговорённой золы по углам, да хотя бы нескольких охапок полыни разбросанных по полу.
Рецуко-сан деловито уселась рядом с заставленным разнокалиберной посудой столом и знаком велела им последовать её примеру. Вряд ли в этом зале хоть раз накрывали такое простецкое застолье. Вместо тонкостенного фарфора — щербатые тарелки из неглазированной глины, вместо фазаньих языков под острым соусом — разварной рис с маринованной редькой. Во главе стола красовалось блюдо с новогодними моти (17). Саске оценил слой пыли на их округлых боках и окончательно уверился, что трапеза предназначалась не для людей. Гейша сноровисто разложила по тарелкам незамысловатую снедь. Учиха нахмурился, что-то ещё было не так в этой обыденной на первый взгляд сцене.
— Палочек нет, ты заметил? — шепнул Наруто. — Хорошо, мы пилюлями поужинали, тут нам точно ничего не обломится.
— Да я бы и не рискнул, — Саске метнул настороженный взгляд на Рецуко-сан, — есть с этого стола. Особенно после вчерашнего…
Договорить ему не дали, в зал вошли две испуганные служанки. Девицы молча поставили лакированные подносы на стол и, даже не поклонившись, выбежали за дверь. «Очень странно, — подумал Саске и принюхался, — запах какой-то… неправильный, неуместный». Гейша взяла с одного из подносов бутылочку саке и принялась разливать его в разномастные чашечки. Запах дешёвой выпивки и дорогих пряностей разлился по комнате.
— Ну и пойло, — скривился Наруто и совершенно по-лисьи наморщил нос. — Только пряности зря перевели.
— Это для тебя пойло, — фыркнула Рецуко, — а для духов нет лучшей приманки.
— И кого можно приманить на такую вонь? — не выдержав, Саске отполз подальше от стола и уперся спиной в точно так же отползшего Узумаки.
— Самых отчаянных сплетников, — юта наполнила последнюю пиалу, обернулась и засмеялась. — Вот там и оставайтесь, не стоит приближаться к столу в ближайшие пару часов. Угощать вас я всё равно не собираюсь.
Напарники хмуро переглянулись и, не сговариваясь, уселись так, чтобы в любой момент можно было либо ринуться в атаку, либо отразить нападение. Посмеиваясь, юта сдёрнула со второго подноса салфетку, на мгновенье замерла, а потом трижды хлопнула в ладоши. Негромкий вроде бы звук легко заглушил привычные голоса и шорохи большого дома, и в воздухе повисла звенящая тишина. Внезапно, едва ощутимый сквозняк качнул пламя фонарей, тени беспокойно зашевелились, поползли по стенам и потолку. Саске напрягся и сосредоточил всё внимание на прямой спине юты. Не то чтобы ему было страшно смотреть на расписные стены, но ощутить себя, сидящим на морском дне совсем не хотелось. А вот Наруто не устоял и засмотрелся на ритмичное шевеление и трепет своевольных теней. Юноша сдавлено охнул и торопливо зажмурился.
— Не смотри туда, придурок,— зашипел Учиха, пихая напарника в бок.
— Да я уже понял, — Узумаки не остался в долгу, и от сильного тычка Саске брякнулся на пол, едва не пропахав носом татами.
— Что, совсем уже… — взвился Учиха и внезапно осекся: чей-то пристальный и злой взгляд обжёг спину. Юноша перекатился на бок, на мгновение ему показалось, что из самого дальнего и тёмного угла смотрят крохотные угольки чужих глаз. Рука непроизвольно дёрнулась за кунаем, но прежде чем он успел что-либо сделать, послышался тихий шорох, мелькнул грязно-розовый, голый хвост, и продолговатая тень метнулась к дверям. «Крыса! – Саске перевёл дыхание. — Это всего лишь крыса». Наруто помог ему сесть и осторожно приобнял за плечи.
— Извини, — смущённо пробормотал Наруто, — нервы. Вернёмся в Коноху выпрошу у бабули успокоительного…
— Рамена, — закончил за него Учиха, расплываясь в ехидной усмешке.
Узумаки ухмыльнулся, прижал Саске покрепче к себе и покосился на Рецуко-сан. Та сосредоточенно толкла чайные листья в большой каменой ступке. Тонкий и терпкий аромат увядших лугов поплыл по комнате, смешиваясь с запахом ещё неостывшего саке с пряностями. Тихое, мерное постукивание пестика успокаивало, навевало сон. Саске вздохнул и позволил себе расслаблено откинуться на тёплое плечо друга.
Время шло, минуты текли за минутами, фонари горели ровно, изредка потрескивая фитилями, с тихим хрустом чайные листья превращались в тончайшую пудру. И только тени продолжали беспокойно метаться по стенам, словно подчиняясь неощутимому течению ветра. Саске с трудом подавил зевок, обернулся и встретился взглядом с таким же сонным Наруто. Учиха недовольно встряхнулся, бороться с усталостью обучен любой мало-мальски опытный шиноби, противостоять скуке было не в пример сложнее. «И зачем мы здесь нужны? — лениво размышлял он. — Пусть бы юта сама проводила свои ритуалы. А мы бы занялись чем-нибудь полезным, например, расспросили прислугу из соседних заведений…».
— … Сааацу! Сацу, Сацу, — холодный, скрипучий голос заставил волосы встать дыбом.
Задавив подступающий страх, Саске уставился на плетение циновки перед собой и невольно прикусил губу, когда увидел, как тяжёлые татами слегка приподнялись, и под ними проскользнул извилистый силуэт толстой змеи.
— Что-то происходит, — шепнул Наруто, беспокойно озираясь по сторонам.
— Сплетники собираются, — откликнулась юта, не прерывая своего занятия.
Пламя ближайшего фонаря затрепетало, мигнуло и погасло, но темнее не стало. Стайка огромных, величиной с кулак, светлячков закружилась вокруг стола, озаряя комнату призрачным светом.
— Луна, сияющая ночью,
Во мраке оставляет след…
Так я к тебе спешу, любимый…
Чтобы немедля дать ответ…
На тот вопрос, что ты задал несмело…
— пропел низкий женский голос. И столько томления, столько сладостного обещания было в нём, что Саске поперхнулся вдохом.
— Зимняя ночь…
В неверном сиянье луны
Снег серебристый искрится
Под ногами моими…
— тоненький голосок старательно отчеканил короткие строки, так дети на семейных праздниках горделиво декламируют свои первые стихи, добиваясь одобрения взрослых.
Учиха затравлено оглянулся, голоса звучали отовсюду.
— Качается в небесном море
Ладья луны: сияющий рожок…
И вижу я в её тенях свои сомненья,
А задавать вопрос боюсь…
— голос фарфорового кувшинчика из-под саке звучал невнятно, чуть гнусаво, растягивая гласные в самых неожиданных местах. «Во, пьянь!» — нервно хихикнул Саске и чуть не подпрыгнул, когда плоская подушка под ним томно простонала:
—Мне кажется,
Что лунною порою…
Все чувства всколыхнулись вновь.
Луна таит в себе опасность…
Она играет чувствами, но дарит нам любовь…
— Слышь, Учиха, я в курсе, что ты — сердечная отрава для большинства женщин, — хрипловатый голос Наруто буквально сочится ехидством, — но это... С сегодняшнего дня буду звать тебя «Покорителем подушек».
— Только попробуй, — Саске смерил ухмыляющегося друга высокомерным взглядом и вздрогнул: словно соткавшись из воздуха, над правым плечом Узумаки повисла длинноносая маска тэнгу (18). Одарив Саске щербатой усмешкой, наваждение склонилось к уху Наруто и доверительно шепнуло:
— Взмах грациозный веера,
Движенье тёмных глаз…
Смотрю я на тебя, любуясь…
И прикоснуться хочется не раз…
К губам, подобным лепесткам граната…
Молниеносный удар Саске не достиг цели, маска взмыла под потолок, где, жутко гримасничая, принялась выписывать размашистые восьмёрки.
— Довольно, — в тихом голосе Рецуко отчётливо прозвучали металлические нотки, — я и так знаю, что в нашем деле всё завязано на полнолунии. Если это всё, что вы можете мне сказать, то я зря теряю время.
Тишина, слегка разбавленная звуками чужого праздника за стеной, разлилась по комнате. Беспокойные тени замерли, светлячки побледнели и, один за другим, нырнули в пламя фонаря. Маска тэнгу зависла перед ютой, по желтоватой эмали поползли тёмные трещины, глянцевая краска хлопьями осыпалась на пол.
— Гроздья рябины под снегом…
Они словно алая кровь,
Росчерком вечность на шёлке…
Иероглиф — любовь...
— голос наваждения битым стеклом просыпался в уши. Глаза Рецуко изумлённо распахнулись, она подалась вперёд, будто собираясь что-то спросить, но не успела. Узкие, покрытые облезлым темным лаком губы тэнгу расползлись в широкой ухмылке, раздался громкий треск, и маска распалась на несколько частей, которые так и не достигли пола, растаяв в воздухе, словно хлопья грязного снега.
— Знаешь, Саске, — голос Наруто подрагивал от едва сдерживаемого смеха, — а в прошлый раз глюки были куда более занятными.
— Придурок, нашёл время ржать, — ощерился Учиха.
Плечи Наруто вздрогнули от беззвучного смеха, юноша уткнулся лбом в плечо друга.
— Имею право, — простонал он, — должен же кто-то уравновешивать твою угрюмость.
Всё это время Рецуко сидела неподвижно, будто что-то напряжённо обдумывая. И когда она решительно потянулась за ступкой, Саске чувствительно пихнул не в меру развеселившегося друга локтём. Намечалось что-то серьёзное, почти ощутимое напряжение сковало воздух, мрачный взгляд и сурово поджатые губы юты не предвещали ничего хорошего.
Каменный пестик с тихим, но отчётливым стуком опустился на покрытое чайной пудрой дно ступки, и Учиха подумал, что ему тоже не помешает успокоительное, он едва сумел совладать со своим телом и не вздрогнуть. Юноша осторожно выдохнул, и, не спуская глаз с Рецуко-сан, расправил сведённые судорогой плечи. Инстинкты шиноби предупреждали: именно сейчас может произойти всё, что угодно.
— Готовься, — почти беззвучный шёпот Наруто жарким дыханием коснулся шеи, Саске молча кивнул.
Между тем, казалось, ничего не происходило. Фонарь все также светил ровным, леденцово-жёлтым светом, за тонкой стеной слышались чья-то возня и приглушенные стоны, в ночном небе расцветали разноцветные сполохи далёкого фейерверка. Беспокойная ночь Весёлого квартала окончательно вступила в свои права, и никому не было дела до творящейся здесь чертовщины. Да и было ли всё это явью? Быть может они уснули? Саске встряхнулся и с раздражением уставился в прямую спину Рецуко-сан. Женщина полностью ушла в работу, тихо напевая, она прямо на стол высыпала чайную пыльцу и взялась за новую порцию. Неспешные скупые движения, низкий тихий голос, выводящий простенькую мелодию, глухое ритмичное постукивание пестика. Веки Саске отяжелели, в конце концов, вчера им так и не удалось выспаться. Юноша невольно зевнул и тут же почувствовал уютную тяжесть. Наруто изо всех сил боролся с сонливостью и сам не заметил, как его голова оказалась на плече друга.
— Узумаки, не спи, — зашипел Учиха и сладко зевнул.
Тот глухо угукнул и зевнул до треска в челюстях.
— Наруто, — Саске обернулся и осторожно взял в ладони лицо напарника, — посмотри на меня.
Тёмные ресницы дрогнули, Наруто изумлённо уставился на напарника. Борясь со свинцовой усталостью, Саске заглянул в синие глаза…
…Синее, синее бездонное небо смотрело на Саске, спокойно и безмятежно улыбаясь полуденным солнцем. Тонкоствольные кривые берёзки трепетали на ветру золотистым своим убором. Воздух был чист и пронзительно холоден. Каждый вдох опалял внутренности пьянящим ледком, отчего голова начинала кружиться, а на глаза наворачивались слёзы. Так бывает в горах, когда зима ещё не спустилась с ледников, но от её близкого дыхания индевеют травы и деревья загораются багрово-золотым пламенем.
Саске осторожно огляделся, он и был в горах. Мощные серокожие великаны, поросшие кривыми деревцами, упирались головами в облака. Высоко-высоко сверкали ледники, до рези в глазах. И с самого близкого из них дымным шлейфом падал на валуны узкий, словно клинок, водопад. Солнце ласково припекало, горячими ладонями оглаживало макушку и плечи. Ветер носился по склонам, волоча за собой стайку багряных листьев и глухой гул далёкого водопада.
— Наруто, — позвал Саске, озираясь, — Наруто!
Но никто ему не ответил, только ветер пробежал по золочёному кустарнику и старательно взлохматил и без того спутанные волосы. Учиха нахмурился, не то что бы он тревожился за напарника, что ему сделается, но почему-то хотелось видеть его рядом.
— Узумаки, хватит прятаться! – снова крикнул Саске и принялся спускаться по острым камням к мелкому ручью, слюдяной змейкой извивающемуся среди зарослей бузины, — Наруто!
Знакомый хрипловатый смешок заставил его обернуться.
— Придурок, ты уже доста… — но рядом никого не было, лишь молодой кедр тряс на ветру малахитовыми иголками, словно насмехаясь над незадачливым шиноби.
Саске замер: не может быть, чтобы он тут был один, слишком спокойно и хорошо. Словно Наруто превратился внезримого духа, растворился в безжалостной синеве небес, отдал свой голос далёкому водопаду, и будто не солнце пригревало, а руки Наруто беззастенчиво и крепко обнимали со спины.
— Наруто… — беззвучно шепнул Учиха и закашлялся, сильный порыв ветра швырнул в него пригоршню золотой листвы, опалил горло глотком ледяного воздуха, закружил в вихре, бесстыже проникая под одежду.
Саске запрокинул голову и счастливо рассмеялся, открыто и радостно, как ему давно уже не доводилось.
Примечания.
1. Знаете, на нашем кладбище полно таких. Найдут черепушку, на голову напялят и давай поклоны луне бить. — по некоторым сведениям именно таким образом лисицы и принимают человеческий облик.
2. ...где-то в преисподней, в Змеином рве... — в Змеином рву мучаются предатели.
3. ...превращался в самую обыкновенную вещь, если конечно не становился демоном — японцы верят, что старинные вещи могут стать демоном, поэтому они предпочитают продавать антиквариат сумасшедшим коллекционерам и гайдзинам.
4. Киноварь — самый распространённый ртутный минерал. Имеет красивую алую окраску и на свежем сколе напоминает пятна крови. Сильнейший яд, но, несмотря на это, часто использовался в китайской (и не только) медицине.
5. Тори — характерная примета синтоистских святилищ — ворота тори отмечают границы священной территории. Часто их красят в ярко-алый цвет.
6. Инари — японское божество плодородия, риса, сельского хозяйства, лис, промышленности и всемирного успеха, так же является покровительницей древнейшей профессии. Инари может быть представлена как женщина, мужчина или андрогин.
7. ...в чёрном, гербовом кимоно — торжественная одежда, часто одевается людьми публичных профессий (актеры, сказители, глашатаи) при исполнении своих обязанностей.
8. Шинзо — юдзе, компаньонка ойран. Часто ими становятся бывшие камуро этой ойран.
9. Ойран-дочу — шествие ойран и одноименная походка ойран.
10. Самбонаси — традиционная обувь ойран, выполняют и традиционно- выпендрежную функцию. Выглядят так
11. Тэнгу — в японской мифологии тэнгу (иногда его считают демоном), предстает в облике мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом, иногда с крыльями. Тэнгу очень часто носит одежду горного отшельника (ямабуси) и наделён огромной силой.
12. ...Оясу объявляет о демонстрации новых постельных принадлежностей... — один из обрядов юдзе, призванный показать щедрость её покровителей. Если клиент испытывает к куртизанке особые чувства, то он покупает для нее комплект постельных принадлежностей (футон, одеяла, покрывала) украшенных дорогим шелком и парчой. Осчастливленная дзеро устраивает в гостиной своего дома радости что-то вроде выставки, демонстрируя всем свои обновки.
13. Вакаймоно — мужская прислуга в борделях и чайных домах.
14. ...трижды хлопнули в ладоши — синтоисты трижды хлопают в ладоши, чтобы привлечь внимание богов к себе и к своим просьбам.
15. Яритэ — помесь управительницы и завхоза в японских борделях. В «Чайной розе» яритэ в основном присматривала за прислугой и ведала запасами.
16. Фуды — или О-фуда, синтоистские талисманы. Представляют собой листки бумаги, кожи, ткани, дерева, на которых написаны имена богов (ками) или названия синтоистских храмов. Их размещали на дверях дома, столбах или потолке для защиты от злых сил, болезней и прочих несчастий.
17. Новогодние моти — круглые хлеба-караваи или лепёшки, приготовленные из клейких сортов риса. Моти на Новый год — это пожелание процветания, богатства, и доброго урожая в следующем году. С древности круглые моти ассоциировались с круглыми зеркалами — обязательными атрибутами богини Аматэрасу. Часто моти сохраняют на весь год в качестве талисманов. Благо, они довольно быстро высыхают и становятся твердыми. Выглядят они так
18. Маска тэнгу — маска изображающая тэнгу в облике краснолицего мужчины с непомерно длинным носом. Есть сведения, что некоторые особо пылкие дамы пользовались такими масками в качестве фаллоимитаторов.
Автор: Мев
Стихи: уважаемой Ino-tyan
Бета и гамма в одном лице: Сон (моя любимая бета и муза, без её неоценимых советов и пинков, у меня ни чего бы не вышло).
Бета 2: Rory Kyrnan – мой учитель русского языка (...он не виноват в том, что я бестолковая ученица).
Фендом: Naruto
Жанр: юмор, романс, приключения, мистика.
Рейтинг: R
Предупреждение: мистика... тентакли.
Пары: Наруто/Саске.
Сюжет: Саске расплачивается за свой острый язык.
Отказ от прав: персонажи (кроме мною выдуманных) и мир принадлежат Кишимото.
Все герои истории являются совершеннолетними. Читая эту историю вы подтверждаете, что вам 18+ лет.
Статус: в процессе.
Третья глава (первая часть) www.diary.ru/~Mav/p115925231.htm?from=0
Вторая часть www.diary.ru/~Mav/p85513522.htm
Первая часть www.diary.ru/~Mav/p74192356.htm
3.2
читать дальшеЖара с пропыленных улиц не исчезла, напротив, приобрела густоту и липкость сладкой бобовой пасты.
— Ну что за наказание? Осень называется, — тоскливо вздохнул Наруто и покосился на бледно-голубое, словно бы вылинявшее, небо.
Саске не ответил. Друзья свернули за угол и вздохнули с облегчением. Раскалённые коридоры белёных стен улицы мастеровых наконец-то остались позади, крохотный сквер, засаженный развесистыми, начавшими рыжеть клёнами, манил ажурной тенью.
— Вода! Свежая, прохладная вода! Всего пять монет! — раздались совсем рядом крики сгорбившегося под тяжестью вёдер водоноса.
— Охренел! — возмутился Узумаки, — Пять монет за обычную воду!
Ушлый торговец не удостоил его ответом, лишь щербато ухмыльнулся и побрел дальше, оглашая улицы хриплыми воплями. Он прекрасно знал, что в такую жару на его товар всегда найдутся покупатели.
На раскалённой мостовой можно было печь рисовые лепёшки. Ветер и тот не заглядывал в Весёлый квартал, предпочитая гонять лёгкие перистые облака где-то высоко на Небесных путях. Не дойдя до «Чайной розы» всего ничего, напарникам пришлось остановить очередного водоноса, похожего на первого, как родной брат, и выложить уже по шесть медяков за кружку не слишком холодной воды. Расположившись под старым платаном, они медленно цедили питье из глиняных посудин, почти не вслушиваясь в болтовню торговца, решившего вдобавок к воде одарить их свежими слухами.
— Вы слышали, в «Чайной розе» поселился демон?
— Прям таки и демон? — лениво ухмыльнулся Саске, стараясь не показать собственной заинтересованности.
— Самый настоящий демон,— затараторил ободрённый вниманием парень, — У него шашни с тамошней ойран. Говорят, он одарил её и прочих юдзё из этого дома неотразимой прелестью и неиссякаемой изобретательностью в постельных утехах.
Наруто удивлённо покосился на водоноса, последнюю фразу тот выговорил без запинки, как хорошо вызубренный стих.
— И кто это говорит? — продолжил расспросы Учиха.
— Да многие. Посетители туда валом валят. Неспроста это.
— Какие храбрецы, — хмыкнул Саске, как бы невзначай доставая серебряную монету из поясного кошеля, — Так ты не знаешь, что это за демон?
Торговец впился глазами в блестящий кругляш, скользящий меж тонких пальцев.
— Да уж, наверняка какая-нибудь древняя лисица. Знаете, на нашем кладбище полно таких. Найдут черепушку, на голову напялят и давай поклоны луне бить (1). А потом глядишь, у тени одной из местных красоток хвост да уши прорезались. Обычное дело.
Учиха разочаровано вздохнул и сделал вид будто собирается вернуть монету обратно в кошелёк.
— Но я слышал, правда или нет, не знаю, хозяин «Дома Опавших цветов» хочет писать прошение властям, — торопливо затараторил водонос, — чтобы в «Чайную розу» направили опытных монахов из монастыря «Благодатных врат». И если хотите пообщаться с какой-нибудь демоницей из этого дома, поспешите. После обряда Очищения в «Чайной Розе» ни одной не останется.
— Я учту на будущее, — проигнорировав недоуменно-просительный взгляд торговца, Саске спрятал серебряный в карман, вернул пустую кружку и зашагал дальше по улице.
— Нам стоит поторопиться, — сказал Наруто, догнав напарника, — Если монахи что-нибудь разнюхают, на репутации «Чайной розы», а заодно и на нашей миссии, можно ставить крест.
— Расскажем обо всём Мацумоти-сан. Хотя она наверняка уже в курсе.
Госпожа управительница действительно была в курсе всех слухов Весёлого квартала. Собранная и сосредоточенная, с посвежевшим лицом стояла она у плотно закрытых дверей, ведущих в комнату Оцую.
— Ничего нового, — хмуро обронила она и прикусила мундштук трубки. — Обычные интриги. Порой кажется, что наш квартал принадлежит не миру Ив и Цветов, а находится где-то в преисподней, в Змеином рве. (2) Что касается монахов, то пусть приходят, они хорошие клиенты: аккуратные, неболтливые и платят всегда без задержек. Я неплохо знакома с настоятелем «Благодатных врат», он приятный человек, интересный собеседник… так что, не страшно.
Расписные сёдзи с треском отъехали в сторону и из комнаты вылетело что-то яркое, сверкающее золотым шитьём.
— Что за шутки, Оцую? — тёмные брови госпожи Мацумоти сошлись на переносице.
На пороге возникла ойран. Все ещё бледная, одетая лишь в подпоясанный алым шнурком джубан, но уже с новой, лаково поблёскивающей, замысловатой причёской. Глаза её гневно сверкали.
— Передайте этой старой… Распорядительнице покоев, — губы девушки скривились в презрительной усмешке, — что возможно на заре её молодости подобная аляповатость считалась верхом изысканности. Но я это не надену!
Фыркнув напоследок, куртизанка вернулась к себе и плотно прикрыла двери.
— Вот так и живём, настоящий Змеиный ров, — вздохнула управительница, выколачивая трубочку в вовремя поднесенную служанкой пепельницу, — Сегодня ночью банкетный зал будет в вашем распоряжении. А пока советую посетить Шествие куртизанок, развлечётесь, заодно и на наших конкурентов посмотрите.
Времени до заката оставалось много и друзья решили разделиться. Саске, при помощи шарингана, собирался исследовать злополучную картину, а Наруто — расспросить прислугу. Но прежде Узумаки затащил напарника на кухню:
— Ты может и способен святым духом питаться, но я на такое не подписывался.
На кухне было удивительно прохладно и почти безлюдно. Основная часть работы делалась рано утром, до наступления зноя, и сейчас повара отдыхали на тенистых верандах заднего двора. Остались лишь две служанки — молоть пряности, да варить на медленном огне орехи в мёде. Наруто был как всегда приветлив, сыпал комплиментами и необидными шутками. Девицы, не привыкшие к подобному обхождению, млели, покрывались румянцем, старательно трепетали ресницами. Саске со вздохом пододвинул к себе тарелку. Когда-то его до зубовного скрежета раздражали влюблённые взгляды поклонниц. Прошли годы и женщины все реже рисковали надоедать ему, лишь изредка таращились, как на статую из варёного сахара. Выглядит красиво, но прикоснуться боязно, лучше любоваться издалека. А теперь, глядя на то, как эти дуры беззастенчиво заигрывают с Наруто, а тот ничего не имеет против, Учихе хотелось со всей силы треснуть кулаком о стол и выгнать обеих служанок вон. «Как он может? — стискивал он зубы, — Неужели не видит, в них нет ни капли искренности, только желание похвастать перед товарками его вниманием».
— Ешь, давай, хватит лясы точить, — тихо рыкнул он и пододвинул к растерявшемуся Узумаки тарелку с мисо. — Мы теряем время.
— Саске… какой-то ты странный сегодня, — Наруто почесал в затылке, — Дурной сон приснился?
Учиха не ответил. Покончив с обедом, друзья разошлись, каждый по своему делу: Саске в банкетный зал, Наруто, прихватив блюдо с медовыми орехами, на веранду.
Старый дом погрузился в послеобеденную дрёму. Не слышно было ни человеческих голосов, ни звуков сямисэна, лишь сквозняк шелестел бумажными ширмами, да натружено вздыхали скрипучие лестницы. Саске сидел на коленях перед картиной Великого безумца и решительно не находил в ней ничего такого, за что стоило платить горы золота. Ни буйства дорогих красок, ни прихотливых узоров, вьющихся по листу плотной пожелтевшей бумаги. Высокий холм с заросшим кустарником подножьем, да одинокая сосна на вершине, вот и весь пейзаж. Разве что небо на картине выглядело почти живым: высокое, бледно-голубое, дышащее послеполуденным зноем. Небольшое облако, издали похожее на голову старика, повисло над самой макушкой сосны.
Саске моргнул, на мгновение ему показалось, будто облако сместилось немного вправо. Юноша впился в него глазами, но все-таки пропустил момент, когда «старческая голова» отрастила себе бородку. «Интересно», — подумал он и сильно ущипнул себя за тыльную сторону ладони. Облако медленно скрылось за рамкой картины, напоследок отрастив нечто, отдалено напоминающее длинный, дразнящийся язык. Учиха недобро прищурился и активировал шаринган. Картина распалась на два слоя: первым слоем был потускневший, лишившийся красок пейзаж, а вторым оказалась замысловатая печать, свитая из нескольких иероглифов старого стиля. Бледно светящаяся болотными огоньками чакра медленно текла по отрывистым штрихам иероглифов, собиралась в центре печати тусклой лужицей и уходила куда-то вглубь картины. Саске прикусил губу.
Вещицы, изготовленные с применением чакры, вовсе не были такими уж редкостями. Чаще всего мастера вкладывали частичку своей силы в зеркала, чтобы те не тускнели и добавляли отражениям своих хозяек побольше очарования, или в узоры на кимоно, дабы те отводили от их владельцев дурной глаз и прочие неприятности. Бывало, оружейники, изготавливая доспехи на заказ, вкладывали в них изрядное количество чакры, но не своей, а заказчика. Вот только со временем запас энергии иссякал, и такой предмет из волшебного сокровища превращался в самую обыкновенную вещь, если конечно не становился демоном (3).
Саске медленно выдохнул: ни разу ему не попадалась вещь с таким активным током чакры. Картина куда больше походила на живое существо, чем на неодушевлённый предмет. Казалось, в её глубине бьётся настоящее сердце. Учиха сосредоточился на верхней перекладине ближайшего к центру иероглифа и осторожно соскользнул взглядом к пульсирующей сверкающей точке, которая точно не была частью печати. Беззвучная вспышка ослепила его. Инстинктивно Саске зажмурился и замер, чувствуя, как по вискам и лбу катятся капельки пота.
Первое, что он увидел, открыв глаза, был шершавый сосновый ствол в медно-бурых наростах коры. Юноша моргнул, сосна не пропала. Он до крови прикусил губу и провёл рукой по растрескавшейся коре.
«Спокойно, спокойно… — мысли прыгали, как перепуганные белки, — Это не может быть реальностью». Он зачерпнул полную пригоршню лесной подстилки из пожелтевшей хвои и высыпал обратно, пропуская иголки между пальцев. Если это и иллюзия, - подумал Саске, вдыхая терпкий запах мха, - то необыкновенно искусная. Скорее всего так и есть, но я ни разу не слышал о предметах, даже волшебных, способных поймать в полноценное гендзюцу»
Юноша запрокинул голову и уставился в небо. Медно-красной колонной сосна возносилась к солнцу, тянула развесистые ветки к проплывающим мимо облакам, длинные иголки блестели точно полированный нефрит. Лишь одно нарушало её совершенство, нижняя ветка была надломлена и жалко покачивалась на ветру, подметая сухую подстилку ещё не увядшими иголками. Тонкая кора в месте разлома лопнула и обнажила бледно-розовую древесину. Саске потряс головой, на секунду показалось, что он видит не сломанную ветку, а раненую руку девушки в изорванном рукаве. Только вместо крови из жуткого вида раны проступали капельки золотистой смолы, катились вниз и повисали на кончиках хвоинок медовыми шариками.
Учиха приподнялся на коленях и поддел один такой шарик пальцем. Смола, как смола, тягучая, клейкая, но пахла она не как полагается свежей сосновой смоле. Тонкий, горьковато-пряный аромат сочетал в себе и нежный запах лесной малины, и свежесть морского бриза, и горечь опавших листьев. Он тревожил душу и заставлял сердце сжиматься от сладкого предвкушения. Словно окаменев, Саске стоял на коленях и вдыхал полной грудью этот странный аромат. Сколько прошло времени, он не знал, да его это и не интересовало. Сердце заходилось в неизъяснимом восторге, щёки горели от прилившей к ним крови, перед глазами плыли цветные пятна…
— Саске! Эй, Саске!
Не слишком приятно лежать навзничь на жёстких татами, ещё менее приятно чувствовать, как на затылке наливается болью шишка. И уж совсем нехорошо, когда твой собственный друг и напарник хватает тебя за плечи и начинает трясти.
— Саске! — не унимался Наруто, — Ты чего молчишь?!
— Не тряси меня, — каркнул Учиха, не узнавая свой голос, — И так хреново.
Наруто послушался, приподнял его и усадил, обняв за плечи.
— Чем ты тут занимался? На тебе лица нет.
Саске хмыкнул и скользнул по Наруто хмурым взглядом: «Ещё не известно на ком из нас нет лица». Узумаки выглядел взъерошенным больше обычного, синие глаза беспокойно прищурены, губы слишком яркие, словно их долго, нервно кусали. Учиха невольно вздрогнул и поспешил отвести взгляд.
— Отпусти, — попросил он, стараясь придать своему голосу как можно больше твёрдости, — всё уже нормально.
— Точно? — Наруто явно не собирался его отпускать, — Слушай, может у тебя тепловой удар? Сидишь тут в духоте…
— Да что со мной сделается за пять-то минут, — отмахнулся Саске от раскудахтавшегося напарника.
— Пять минут? — переспросил Наруто, — По-твоему, ты сидишь тут всего пять минут?
— А сколько?
— Как минимум два часа! — выпалил Узумаки, — Я за это время успел скормить поварихам целое блюдо орехов, задать кучу вопросов, получить в ответ целый ворох сплетен и сказок и… и много ещё чего. А ты говоришь пять минут.
Саске нехотя, преодолевая головокружение, приподнялся на локтях и заглянул в непривычно серьёзное лицо напарника. Кто знает, чем бы все закончилось, не вернись Наруто так вовремя? Учиха скрипнул зубами.
— Точно! — звонко хлопнул себя по лбу Узумаки, — Посиди тут, я скоро.
И не обращая внимания на свирепые взгляды напарника, неугомонный джинчуурики легко, словно куклу, подхватил его на руки, перетащил через весь зал и осторожно усадил перед открытым окном. Саске глотнул жаркого уличного воздуха и решил, что разница не велика, стоило ради этого таскать его на себе? О чём и хотел сообщить Наруто, но того и след простыл.
Ленивый сквозняк прогуливался по пустому банкетному залу и чуть слышно шелестел проклятой картиной.
— Вот же... — пожалуй, больше собственных неудач Учиха ненавидел только собственную слабость.
Впрочем, долго скучать в одиночестве ему не пришлось. Трёх минут не прошло, как в приоткрытые фусума ворвался раскрасневшийся Наруто, неся большой поднос с запотевшим чайником, пузатой чашкой и блюдцем, доверху наполненным клейкой, приторно пахнущей, коричневатой массой.
— Что это? — презирая себя за нотки капризной барышни, прозвучавшие в собственном голосе, спросил Саске.
— Холодный чай с жасминоми орехи в мёде, — безмятежным спокойствием Наруто можно было выстилать комнаты для умалишённых, — Тётка Каору сказала, что это самое верное средство для быстрого восстановления сил. Перетрудившиеся любовнички поглощают эти орехи тоннами.
Прохладный, прозрачный, словно лесной полдень, пахнущий почему-то полынью чай прояснил сознание и немного успокоил истерзанную гордость. Говорить не хотелось, но и молчать было невозможно.
— И как это едят? — сварливо поинтересовался Саске.
— Очень просто, — терпеливым эхом отозвался Наруто и взялся за палочки, — берёшь, подцепляешь приглянувшийся орех и тянешь, — слова у него никогда не расходились с делом, продолговатое ядрышко с вытянутым, янтарным хвостиком мёда, замерло у губ Учихи. И тому ничего не оставалось делать, кроме как послушно открыть рот.
— Обычно такими сластями заботливые любовники кормят друг друга с рук, — внезапно мурлыкнул Наруто, — Но мы обойдёмся без этих церемоний.
Учиха метнул в него мрачный, не предвещающий ничего доброго, взгляд. Пряча озорную улыбку, Узумаки отвернулся и натолкнулся взглядом на картину. Клонящееся к закату солнце залило токонома уже начавшим розоветь светом, и творение Великого безумца предстало перед ними во всем великолепии. Сочные краски цвели под прозрачным лаком, как новые. Сосновый ствол загорелся медью, потемневшие травы с почти слышным шелестом клонились под ветром. Там тоже начинался вечер.
— Так что тебе удалось узнать от прислуги? — ему пришлось подёргать за рукав засмотревшегося на оживший пейзаж Наруто.
— А, да, — напарник встрепенулся, — Много всего интересного и бесполезного. Кухарки уверены, что во всех бедах «Чайной розы» виновата распорядительница покоев. На вопрос почему, говорят: потому что она ведьма. Я, дурак, обрадовался, думаю, ну вот и отгадка. Спрашиваю, кто-нибудь видел, как она ворожила? Отвечают: нет, конечно, и смотрят на меня, как на ушибленного, — Узумаки состроил сочувственно-пренебрежительную мину, — Я говорю: как же вы узнали, что она ведьма? А они: да вы на рожу её гляньте, ведьма и есть. Знаешь, Учиха, я тогда здорово порадовался, что бабуля научила-таки меня вовремя затыкаться, иначе я бы точно ляпнул, что если по рожам судить, то каждую вторую из них давно пора в болоте утопить за каннибализм.
Вид у Наруто был настолько горестно-возмущенным, что Саске тихо хрюкнул в кружку с чаем от едва сдерживаемого смеха.
— А потом, друг мой, начался ад кромешный, — заливался соловьём Узумаки, — эти ведьмы принялись при мне обсуждать чем, по их мнению, пользуются куртизанки, чтобы крепче привязать к себе клиента. Вот ты думаешь, что если юдзё велит приготовить каракатицу с соусом из её же чернил, то она делает это, чтобы порадовать гостя изысканным деликатесом? А вот и нет. Будь уверен, к концу ужина сырые щупальца этой самой каракатицы окажутся обвязанными вокруг члена несчастного, и будет он дятлом трудиться, пока не надоест дзёро. Что они творят с ещё живыми медузами, я и говорить не хочу.
Наруто глотнул успевшего нагреться чая и покосился на Саске. Тот едва заметно улыбался. Немного полюбовавшись этим редким даже для него зрелищем, Узумаки продолжил свой рассказ:
— Знаешь, я так офонарел от этих подробностей, что сидел в своём углу тише дохлой мыши. Кухарки обо мне забыли и стали обсуждать рецепты приворотных и возбуждающих зелий. Теперь я точно знаю, Орочимару ушёл из Конохи не для занятий запрещёнными экспериментами, скорее всего он учился у какой-нибудь здешней старухи.
— Это ещё почему? — Саске уже смеялся не скрываясь.
— Если бы ты знал из чего местные лекари готовят отраву, которую потом называют афродизиаком, ты бы не спрашивал, — Наруто горестно вздохнул, цапнул с блюда орех и продолжил рассказ. — Одна молоденькая служанка сказала, что лучшее средство для поддержания мужской силы готовится из мочи молодых буйволов, корня женьшеня и перебродивших кальмаровых чернил. Другая утверждала, что ни одно зелье не может считаться надёжным, если в его состав не входит семя достигших брачного возраста, но всё ещё девственных юношей и порошок из рога носорога Нубаня. Мол дорого, конечно, но дело того стоит. А старшая кухарка обвела всех снисходительным взглядом и заявила, что всё это ерунда, и что только толчёная киноварь (4) может гарантировать крепкую привязанность мужчины. И тут, Учиха, я решил, что если мне когда-нибудь приспичит посетить весёлый дом, то в жизни не пойду в заведение вроде «Чайной розы», даже если будут лишние деньги. Найду что попроще, хоть не отравят.
— Я бы на твоём месте на это не рассчитывал, — усмехнулся Учиха, — Ну, а что за сказку тебе рассказали?
— Сказку?
— Ну, да, — кивнул Учиха, ухватил палочками целый комок слипшихся орехов и с невозмутимым видом подсунул его под нос Наруто, — ты же сказал, что на тебя вывалили ворох сплетен и сказок. Сплетни я уже выслушал, теперь давай сказку.
Узумаки недоумённо покосился на орехи и расплылся в хулиганской ухмылке:
— Будет тебе и сказка, — хрипловато мурлыкнул он, и картинно облизнувшись, аккуратно зубами снял с протянутых палочек предложенное лакомство.
«Зараза!» — Саске поспешно отвернулся, что-то слишком часто он стал краснеть.
— Тётка Каору — главная ключница «Чайной розы» и по совместительству самая вменяемая из всей местной прислуги. Она не обливала грязью распорядительницу и не болтала чушь про приворотные зелья, зато рассказала легенду о величайшей ойран прошлого, Тамагику по прозвищу «Принцесса куртизанок».
— И что? — подбодрил напарника Саске, подливая им обоим чай.
— Тамагику жила лет сто назад и до сих пор является кумиром для большинства юдзё. Говорят, она была талантливой поэтессой, а про её внешность болтают разное: одни утверждают, что её красоте завидовали небесные танцовщицы, другие — что она была далека от Шести Канонов совершенства. В одном все согласны: ни один мужчина не мог устоять перед её чарами. Так вот, Каору рассказала, что львиной долей своих побед Тамагику обязана некоему магическому Средству, — Наруто подался вперёд, выделив голосом последнее слово, и многозначительно умолк.
— И что это за Средство? — полюбопытствовал Саске, принимая правила игры.
— Эликсир искренности! Средство, способное возбудить в мужчине самую настоящую искреннюю любовь, а не только плотскую страсть. Именно благодаря этому зелью Тамагику стала придворной дамой пятого ранга, навсегда покинула Весёлый квартал и зажила собственным домом, время от времени посещая Дворец по приглашению самого Правителя.
— И откуда же она взяла это Средство? — орехов уже не осталось, и Учиха всерьёз задумался над тем, пристало ли ему слизывать с блюда остатки мёда и липкие крошки.
— Кто знает? — Наруто не мучился сомнениями, быстрым движением выхватил блюдце из-под самого носа напарника и принялся по-кошачьи собирать с него ореховое крошево проворным розовым языком. — Одни говорят, что Эликсир Тамагику подарил демон, с которым она закрутила роман, другие, что она нашла Средство во сне и каким-то образом смогла протащить в реальность.
Узумаки отставил в сторону чисто поблёскивающее блюдо и растянулся на татами, лениво потягиваясь и не спуская с друга лукавого взгляда.
— Ну, как тебе сказка?
— Сойдёт, — небрежно обронил Саске и отвернулся к окну. Смотреть на развалившегося на полу друга почему-то не было никаких сил.
— Странная нам досталась миссия, — Наруто задумчиво уставился в потолок, — У меня такое чувство, словно от нас мало что зависит. Будто всё давно решено, а нам только и остается, что приспособиться, да ждать, чем всё закончится.
— Ну и радуйся, — зевнул Учиха, — в кои-то веки не нужно никому кишки выпускать. Куда более странным мне кажется, что дело к вечеру, а на улице никого нет.
Наруто неспешно поднялся и уселся рядом. Прохладный, пахнущий морем ветерок ворвался в зал и вихрем закружил золотистые пылинки в косых полотнищах предзакатного солнечного света. Узумаки громко чихнул и чуть не по пояс высунулся из окна. Улица действительно была пуста, лишь в отдаленье седой как лунь старик неторопливо подметал и без того чистую мостовую.
— Очень странно. Вчера в это же время тут и курице чихнуть было негде.
— Вот именно, — кивнул Саске. — А до закатного гонга осталось всего-то часа два, а то и меньше.
Друзья тревожно переглянулись и чуть не подпрыгнулиот неожиданности, когда с тихим шелестом отодвинулись расписные фусума.
— Простите, — в зал вошла девушка, в которой Учиха с неудовольствием признал кухарку, кормившую Наруто с рук, — Скоро начнётся Шествие куртизанок… Каору-сан велела мне проводить вас.
Девица неловко поклонилась и потупилась. «Какие мы скромницы», — ядовито усмехнулся Саске, ловя кокетливый взгляд из-под полуопущенных ресниц.
— Конечно, проводи! — Наруто расплылся в озорной улыбке, но с места не двинулся.
Учиха поморщился и поднялся, чего он точно не собирался делать, так это наблюдать за безыскусными попытками кухонной девчонки склеить их обоих.
Весёлый квартал, словно насмехаясь над собственным названием, давно уже перерос некоторые города и грозил выплеснуться за пределы каменных стен. Высокие, многоэтажные дома стояли впритирку друг к другу, тесня узкие улочки, сплетавшиеся в затейливую паутину. Друзья давно бы запутались в ней и вряд ли выбрались к Храмовой площади в течение ближайшего часа, если бы не их проводница.
— Долго ещё? — недовольно спросил Наруто, ныряя вслед за кухаркой в пропахший плесенью и кошками переулок.
— Уже скоро.
И точно, дома расступились, и кривая улочка влилась в небольшую округлую площадь. Многоголосая, пёстрая толпа сгрудилась по её краям. Праздные зеваки топтали друг другу ноги, пихались локтями, гроздьями свисали с балконов и галерей окрестных домов. Даже на ветвях старого, кряжистого дуба, вымахавшего у самых тори (5), сидела развесёлая компания подвыпивших студентов.
— Ого! Так вот, оказывается, где все, — присвистнул Наруто.
— Да нет, — пропыхтела служанка, отпихивая с дороги пузатого мужичка, судя по виду, не просыхавшего последние месяцы, — большая часть публики вдоль Главной улицы собралась.
Усердно работая локтями, друзья, наконец, протолкались под балкон двухэтажного домишки, притулившегося непозволительно близко к храму. Здесь-то и обнаружилась прислуга из «Чайной розы» чуть ли не в полном составе. Женщины поприветствовали напарников, как родных и расступились, освобождая для них самые завидные места. Раздался медный, многоголосый гул, совсем не похожий на закатный гонг, тяжёлые двери храма открылись, и оттуда повалил густой дым дорогих благовоний. Дымный занавес окутал алые ворота, сизой мантией лёг на спины и головы каменных лисиц, растянувшихся под стенами.
— Так это храм Инари (6)! — Наруто вытаращился на дразнящихся длинными языками лис.
— Ну, да, — раздался совсем рядом голос Рецуко. — Ничего удивительного. Храм построен задолго до времён Весёлого квартала, тогда здесь была крохотная деревенька рисоводов. Правда, с тех пор он несколько раз перестраивался, но Лисий дух никуда не ушёл, даже сильнее стал.
— И вы тут! — выпалил Саске, разглядывая юту, которая оказывается всё это время стояла позади них и с аппетитом щёлкала кедровые орешки.
— Места здесь самые лучшие, всё видно. А посмотреть будет на что… — гейша насмешливо прищурилась и протянула холщёвый мешочек с орешками, — хочешь?
Учиха отрицательно покачал головой. Под озорным взглядом Рецуко-сан ему было неуютно, словно она знала о нём куда больше, чем он сам. Знала, но вовсе не торопилась расставаться с этой тайной.
— А я возьму, — Наруто не церемонясь засунул руку в мешок, — хотя мне никто и не предлагал.
— Тебе не нужно ничего предлагать, — заговорщицки подмигнула юта, — Сам возьмёшь всё, что пожелаешь.
В этот момент из храма выплыло особенно густое облако дыма и поползло вниз по ступеням к замершей в ожидании толпе. У Саске засвербело в носу и заслезились глаза. «До чего же они тут любят травиться всякой гадостью!» — подумал он и громко чихнул. Прочихавшись, он заметил в проёме тори забавную парочку, судя по одежде — священников. Один приземистый и круглый, с блестящей лысиной, хитрыми глазками и благостной улыбкой, больше походил на удачливого купца, чем на храмового служителя. Другой, напротив, был высок и худощав, с отрешённым лицом аскета, двигался он отрывисто и неуверенно, как тряпичная марионетка в руках неумелого кукловода.
— Будто под кайфом, — съязвил Учиха.
— Я бы не удивился, с такими-то благовониями, — ухмыльнулся Наруто.
Толпа взорвалась радостными воплями и шатнулась было поближе к источающим благодать священникам. Не переставая улыбаться, толстяк чуть повёл плечом, и перед обалдевшей публикой, как из-под земли, появились дюжие парни в одеждах младших служек. Хмурые лица и увесистые дубинки служителей культа остудили пыл верующих.
— Мордобой и давка отменяются, — прокомментировал Наруто, сплёвывая кедровые скорлупки на землю, — а жаль…
Саске бросил на развеселившегося друга осуждающий взгляд и вздохнул:
— А ещё будущий Хокаге.
Ответить Узумаки не успел, с противоположного конца площади послышался мелодичный звон и гортанные, ритмичные выкрики.
— Идут, идут… — с придыханием шепнула стоящая рядом с ними служаночка и привстала на цыпочки.
Прохладный, пахнущий морем бриз заструился по узким улицам, качнул незажжённые ещё фонари, крохотными вихрями закружил пыль, и пёстрая, словно цветущее травяное поле, толпа послушно заколыхалась, отпрянула к домам. На освободившееся пространство вышел важный человек в чёрном, гербовом кимоно. (7) Глядя прямо перед собой, высоко воздел тяжёлый посох и с громким стуком ударил им о пыльную мостовую. Раздался резкий, тревожный звон медных бубенцов.
— Умитийо ойран! — не жалея лужёную глотку, заорал глашатай, — «Дом Опавших цветов»!
Снова зазвенели бубенцы на посохе, и на площадь ступили две хорошенькие камуро. Набелённые личики и алые атласные кимоно превращали их в подобие фарфоровых куколок. С уморительно серьёзными мордашками девочки дружно маршировали по площади, подчиняясь странному, рваному ритму: шаг, остановка, удар посоха о землю, звон бубенцов, ещё два шага вперёд и снова замерли.
Толпа зашумела пуще прежнего, послышались приветственные возгласы. Какой-то паренёк в дорогом, но замызганном хаори принялся отплясывать что-то несуразное, то и дело пытаясь заехать Саске локтём то в лицо, то под дых. Не сговариваясь, напарники схватили выпивоху и зашвырнули в гущу толпы.
— Умитийо ойран! «Дом опавших цветов»! — пёстрая процессия куртизанок уже полностью втянулась на площадь.
— А вот и наше юное дарование, — мурлыкнула Рецукои кивнула в сторону высокой, сверкающей золотом фигуры, медленно выступавшей в окружении слуг и шинзо (8), — самая молодая ойран на моей памяти. Ей только этой весной минуло семнадцать лет, и её сразу же возвели в ранг. Многие были возмущены такой поспешностью, но против золота не попрёшь, хозяину «Дома опавших цветов» пришлось хорошенько раскошелиться.
Наруто недоверчиво прищурился: вышагивающая во главе процессии дама не была похожа на семнадцатилетнюю девицу. Густой белый грим, вычурная прическа, щедро украшенная шелковыми цветами, пышные одеяния, сверкающие в закатном свете бледным золотом — все это лишало ойран возраста и превращало живую девушку в дорогую игрушку, в расписную куклу.
— И как ей не жарко? — Наруто взъерошил и без того стоящие дыбом влажные от пота волосы.
— Почему же не жарко, — усмехнулась Рецуко, — очень даже жарко. Трёхслойное кимоно, учикаке ватой подбито, пояс этот… хорошо ещё, что сегодня ветер с моря, а то всё могло бы закончиться обмороком. Бывали и такие случаи.
Тем временем, Умитийо ойран подошла совсем близко, и стало заметно, как тяжело она опирается на плечо крепкого слуги, шедшего с нею рядом, как трудно ей даётся каждый шаг изысканно колыхающейся походки ойран-дочу (9). Саске уставился на её ноги и невольно поёжился: крохотные девичьи ступни были обуты в странные сооружения, больше всего напоминающие лакированные, детские скамеечки на трёх неустойчивых ножках.
— Что это?
— Где? А, это, — гейша ехидно улыбнулась, — это самбонаси (10) , тебе повезло, что не пришлось самому на них ходить. Очень я сомневаюсь, что у тебя бы получилось. Это не по воде вышагивать, и не по углям…
Учиха криво усмехнулся и задрал нос. Что эта женщина может знать о возможностях шиноби, тем более его уровня? И тут Умитийо отколола странный фортель: грациозно наклонившись вправо, левой ногой описала небольшую окружность ребром своей чудовищной обуви. Едва сохранив равновесие, девушка проделала то же самое другой ногой. И ещё, и ещё, с каждым разом увеличивая скорость движений. Теперь, ступая в согласии с ей одной слышимой мелодией, ойран стала похожа на разукрашенную лодку, скользящую по бурным волнам под парчовыми парусами.
Наруто восторженно охнул и скользнул по Саске оценивающим взглядом.
— Даже не думай об этом! — угрожающе рыкнул тот.
— Ты о чём? — Узумаки попытался прикинуться невинной овечкой, впрочем безрезультатно.
— Сам знаешь, о чем!
— Ты даже представить не можешь, как хороша была вчера Мика ойран, — мурлыкнул Наруто, игнорируя недобрый прищур напарника, — жаль только своим танцем не порадовала. Уверен, её грации завидуют даже горные духи…
— Это которые тэнгу (11)?— вмешалась в перебранку друзей Рецуко-сан.
— Они самые.
Саске скрипнул зубами и отвернулся, как выяснилось очень вовремя: на храмовую площадь вышла следующая пёстрая процессия.
— Оясу ойран! — медным голосом взвыл новый глашатай, — «Ивовый мост»!
Жаркое сияние сверкнуло и на мгновение затмило закатное солнышко. Саске моргнул, облачение Оясу и впрямь могло поспорить в яркости с оперением феникса: жёсткая от золотого шитья парча, янтарные переливы атласа, многочисленные золочёные шпильки окружали голову ойран подобием ореола святости.
— О! Злейшая подруга нашей Оцую, — чему-то обрадовалась гейша и звучно хрустнула ореховой скорлупой. — Обладательница скверного характера и бесспорного поэтического таланта. Богема её обожает.
Ойран обвела рассеянным взглядом орущую публику, заметила Умитийо и презрительно скривила алый рот. Внезапно толпа взорвалась смехом — пьяненький студент свалился с дубовой ветки, доковылял до Оясу и бухнулся у её ног прямо в дорожную пыль, но куртизанка даже не взглянула на своего незадачливого поклонника.
— Оясу и Оцую дебютировали в один день, — заговорила Рецуко, — и почти одновременно их возвели в ранг. Иногда мне кажется, что они уже не смогут жить друг без друга, каждый свой шаг они делают с оглядкой на соперницу. Оясу объявляет о демонстрации новых постельных принадлежностей (12), Оцую тот час делает то же самое. Если у Оцую появился новый богатый и щедрый поклонник, будьте уверены, у Оясу вскоре появится любовник не хуже.
— Бывает, — равнодушно обронил Наруто и тут же поперхнулся воздухом. Проходившая мимо ойран, взглянула на него из-под густо накрашенных ресниц, замерла, чуть вздрогнула и заскользила вперёд уверено и грациозно.
— Что значит опыт, — одобрительно прожурчала гейша, — Умитийо ещё учиться и учиться…
— А Мика ойран, всё равно лучше, — ляпнул Наруто и ухмыльнулся полученному от Саске тычку под рёбра.
— Однако это странно… — протянула Рецуко-сан.
— Что-то не так? — насторожился Учиха.
— Как сказать, — юта задумчиво пожевала губу, — Оцую опаздывает. Все уже собрались, — женщина кивнула на выстроившиеся перед храмом процессии, — а её нет.
Удивлённое перешёптывание прокатилось по толпе и разбилось о невозмутимость ойран. Словно ярко раскрашенные статуи, возвышались они посреди площади, и под их безмятежными взглядами притихли шумные зрители.
— Нет, я, конечно, могу понять, — бормотала Рецуко, — чем дольше тебя ждут, тем выше твой статус. Но это уже походит на манию величия. Скоро закатный гонг…
И тут, как по команде, произошло сразу два события: густой гул закатного гонга оповестил о закрытии ворот Весёлого квартала, а на площадь вступила новая процессия.
— Оцую ойран! «Чайная роза»! — голос глашатая был резким и неприятным, как крик ночной птицы.
— Ого! — всплеснула руками юта.
Удивляться было чему. Свита Оцую оказалась примерно в два раза больше, чем свиты её соперниц и больше пристала титулованной даме, нежели куртизанке. Солидные, одетые в гербовые кимоно вакаймоно (13) напоминали дворцовых чиновников, разодетые в пух и прах юдзё вполне могли сойти за стайку фрейлин. Все они держали в руках большие фонари, подвешенные к длинным ручкам. И это было странно, сумерки ещё не сгустились настолько, чтобы понадобились светильники. Да и сами фонари были необычными: большие, идеально круглые, оклеенные белоснежной бумагой, словно пригоршня лун, светились они ровным льдистым светом.
— Оцую ойран! — взвыл глашатай, и Саске захотелось его ударить, чтобы больше не слышать пронзительный голос.
Медная дрожь бубенцов поплыла над замершей от восторга толпой. Подсвеченные серебряным светом фонарей люди походили на призраков. Оцую шла легко, без излишних вывертов, дорожная пыль приглушала звук шагов, и казалось, что она ступает по воздуху. Ойран зябко куталась в учикаке цвета зимнего моря, сверкающий богатой вышивкой в виде причудливо переплетённых заиндевевших трав, а на её глянцево-алых губах блуждала безмятежная улыбка. Тёмно-алое кимоно, расшитое золотыми листьями, в призрачном свете фонарей выглядело, как замёрзшая на льду кровь. Широкий пояс из чёрной органзы, завязанный пышным бантом под грудью, переливался и шуршал, словно стрекозиные крылья.
— Поздравляю, — внезапно охрипшим голосом сказала Рецуко, — вы присутствуете при зарождении новой моды. Ну, Оцую, ну затейница… вот это наряд!
Проходя мимо них, ойран на мгновение остановилась и грациозно склонила голову.
Насмешливо прищурились по оленьи влажные блестящие глаза. Рябиновым светом полыхнули гранатовые подвески, гроздьями свисавшие с серебрёных шпилек в её причёске.
— Хороша, хороша, — одобрительно кивнула гейша, — чудо, как хороша.
И вот, наконец, Оцую заняла своё место, рядом с сияющей золотом Оясу. Та старательно делала вид, что не замечает соперницу, сжимала губы в алую нить, горделиво расправляла плечи под сверкающей тяжестью одеяний.
— Великолепное зрелище! — Рецуко восхищённо всплеснула руками, и горсть орешков бесшумно просыпалась в пыль. — Очаровательно робкая юная Осень, рядом с нею Золотая Осень в самом расцвете своей щедрой красоты, чуть в стороне от них — хмурое Предзимье, время недобрых сказок. Квартал ещё долго будет судачить об этом ойран-дочу. Множество художников пожелают его увековечить. Жаль, что всё испортят…
— Почему это испортят? — изумился Наруто.
— Наши художники строго следуют Шести Канонам совершенства, — слова гейши сочились весёлым ядом. — Поэтому у всех красавиц на гравюрах одинаковые лица, зато наряды выписаны старательно и детально. Но этого недостаточно!
— А Фудзияши Норихиро смог бы? — неожиданно ляпнул Саске и прикусил язык.
— Возможно, — глаза юты стали внимательными и холодными. — Почему ты вспомнил о нём?
— Просто, — с деланным равнодушием дёрнул плечом Учиха.
Тягучий, дребезжащий гул гонга вытек из храма вместе с очередным облаком приторного дыма. Толпа притихла. Толстый священник приветственно вскинул руки и, отечески улыбаясь, вышел к замершим у самых тори ойран, его тощий напарник, чуть замешкавшись, последовал за ним.
— Я слышал, — громким шёпотом заговорил Наруто, — что если ойран пройдёт через тори, то у неё отрастут лисий хвост и уши.
— Почему? — глядя в плутовские синие глаза, Саске не смог сдержать улыбку.
— Считалось, что все известные куртизанки, на самом деле лисицы, принявшие облик красоток. И если они пройдут через священные врата, то чары рассеются, и они снова станут лисами.
Хрипловатый смех гейши пролился терпким вином:
— Ты удивительно много знаешь о куртизанках и о… лисах. Интересно почему?
— Есть причины, — хмыкнул Узумаки.
Тем временем священник любовно баюкал в пухлых руках тяжёлые кошели, полученные от глашатаев, а его тощий напарник принял от старших камуро толстые связки ароматических палочек.
Ойран трижды хлопнули в ладоши (14) и приготовились слушать благодарственную речь жреца.
— Ну, всё, — Рецуко вытряхнула из рукава ореховую шелуху, — делать здесь больше нечего. Пойдёмте, пока публика не очнулась. А то ещё затопчут…
Идти за Рецуко-сан в густеющих сумерках Весёлого квартала, совсем не то же, что плестись за кухаркой по пыльным и знойным подворотням. Будто повинуясь воле юты, сумерки открывали перед друзьями незнакомый городок. Казалось бы те же кривые улочки, та же неровная мостовая и пыльные деревья, давно не видевшие дождя. Но небо над головой уже иное, бархатисто-лиловое с ясными искрами первых звёзд. Расцвеченная фонариками ночь, окутала дома волшебным покрывалом, сделав их похожими на расписные шкатулки с драгоценностями. Прохладный морской ветерок, проснувшийся ещё до заката, теперь окреп и вовсю хулиганил: теребил подолы служанок, раскачивал пёстрые фонари и хлопал незакрытыми калитками, носился по улицам, волоча на хвосте кучу новых запахов, которых почему-то не было при свете дня.
Тревожно и пьяно пахнуло перезрелыми, забродившими персиками. Терпкий аромат лаванды оповестил о том, что где-то недалеко из тяжёлых сундуков достали старинное кимоно. А смешанный запах пудры и духов, казалось, принес с собой суетливое хихиканье юдзё и подобострастные речи яритэ. (15).
Небо темнело, и звёзд в его бархате зажигалось всё больше. Следом за звёздами загорались светильники на решетчатых верандах. Нарядные куртизанки входили в свои клетки и окутывались пряным дымом из тонких и длинных трубочек. Глухо вздохнул барабан, протяжно и льдисто зазвенели струны сямисэна.
— Цветущие вишни облетают на весеннем ветру, — детский голосок старательно выводил мелодию скверно рифмованной песни, — пурпуром ирисов окрасились русла ручьёв, расцветают глицинии и пионы. Приходит время, и длиннокосые ивы гнутся под ветром у резных мостов. И щедрые розы дарят нам свою красоту. Прекрасен танец светлячков ночной порой. Приходит время, и серебристый мискант сплетается с хризантемой в страстных объятьях. И полная луна любуется на них с небес. Приходит время, кружатся листья в последней пляске. Мы зажигаем фонари, и бродит ветер по опустевшим улицам, и первый снег нам падает на плечи. Приходит время…
Саске опомниться не успел, как они оказались у задней калитки «Чайной розы», а затем и внутри непривычно тихого дома. Полутёмная лестница для прислуги недовольно поскрипывала под их ногами. Сердце то замирало от сладостного предвкушения, то начинало неистово колотиться, норовя выпрыгнуть через горло. Лишь один раз в своей жизни Учиха испытывал нечто подобное, когда тихим осеним утром шёл за Итачи на первый урок в Академии Шиноби. Спроси сейчас кто-нибудь Саске о причине его волнения, он бы не нашёл, что ответить. Учиха покосился на напарника, тот хмуро смотрел себе под ноги и, похоже, в кои-то веки не собирался зубоскалить. Во всяком случае наркотические приключения им больше не светят, Саске не зря заставил Узумаки выпить универсальное противоядие перед самым выходом, и себя не обделил.
Леденцово-жёлтый свет двух напольных фонарей превращал банкетный зал в уютную гостиную. Саске огляделся и почувствовал лёгкий укол разочарования. Стыдно признаться, но он ожидал чего-то более мистического: развешанных по стенам фуд (16), исписанных кроваво-алыми чернилами, горсток заговорённой золы по углам, да хотя бы нескольких охапок полыни разбросанных по полу.
Рецуко-сан деловито уселась рядом с заставленным разнокалиберной посудой столом и знаком велела им последовать её примеру. Вряд ли в этом зале хоть раз накрывали такое простецкое застолье. Вместо тонкостенного фарфора — щербатые тарелки из неглазированной глины, вместо фазаньих языков под острым соусом — разварной рис с маринованной редькой. Во главе стола красовалось блюдо с новогодними моти (17). Саске оценил слой пыли на их округлых боках и окончательно уверился, что трапеза предназначалась не для людей. Гейша сноровисто разложила по тарелкам незамысловатую снедь. Учиха нахмурился, что-то ещё было не так в этой обыденной на первый взгляд сцене.
— Палочек нет, ты заметил? — шепнул Наруто. — Хорошо, мы пилюлями поужинали, тут нам точно ничего не обломится.
— Да я бы и не рискнул, — Саске метнул настороженный взгляд на Рецуко-сан, — есть с этого стола. Особенно после вчерашнего…
Договорить ему не дали, в зал вошли две испуганные служанки. Девицы молча поставили лакированные подносы на стол и, даже не поклонившись, выбежали за дверь. «Очень странно, — подумал Саске и принюхался, — запах какой-то… неправильный, неуместный». Гейша взяла с одного из подносов бутылочку саке и принялась разливать его в разномастные чашечки. Запах дешёвой выпивки и дорогих пряностей разлился по комнате.
— Ну и пойло, — скривился Наруто и совершенно по-лисьи наморщил нос. — Только пряности зря перевели.
— Это для тебя пойло, — фыркнула Рецуко, — а для духов нет лучшей приманки.
— И кого можно приманить на такую вонь? — не выдержав, Саске отполз подальше от стола и уперся спиной в точно так же отползшего Узумаки.
— Самых отчаянных сплетников, — юта наполнила последнюю пиалу, обернулась и засмеялась. — Вот там и оставайтесь, не стоит приближаться к столу в ближайшие пару часов. Угощать вас я всё равно не собираюсь.
Напарники хмуро переглянулись и, не сговариваясь, уселись так, чтобы в любой момент можно было либо ринуться в атаку, либо отразить нападение. Посмеиваясь, юта сдёрнула со второго подноса салфетку, на мгновенье замерла, а потом трижды хлопнула в ладоши. Негромкий вроде бы звук легко заглушил привычные голоса и шорохи большого дома, и в воздухе повисла звенящая тишина. Внезапно, едва ощутимый сквозняк качнул пламя фонарей, тени беспокойно зашевелились, поползли по стенам и потолку. Саске напрягся и сосредоточил всё внимание на прямой спине юты. Не то чтобы ему было страшно смотреть на расписные стены, но ощутить себя, сидящим на морском дне совсем не хотелось. А вот Наруто не устоял и засмотрелся на ритмичное шевеление и трепет своевольных теней. Юноша сдавлено охнул и торопливо зажмурился.
— Не смотри туда, придурок,— зашипел Учиха, пихая напарника в бок.
— Да я уже понял, — Узумаки не остался в долгу, и от сильного тычка Саске брякнулся на пол, едва не пропахав носом татами.
— Что, совсем уже… — взвился Учиха и внезапно осекся: чей-то пристальный и злой взгляд обжёг спину. Юноша перекатился на бок, на мгновение ему показалось, что из самого дальнего и тёмного угла смотрят крохотные угольки чужих глаз. Рука непроизвольно дёрнулась за кунаем, но прежде чем он успел что-либо сделать, послышался тихий шорох, мелькнул грязно-розовый, голый хвост, и продолговатая тень метнулась к дверям. «Крыса! – Саске перевёл дыхание. — Это всего лишь крыса». Наруто помог ему сесть и осторожно приобнял за плечи.
— Извини, — смущённо пробормотал Наруто, — нервы. Вернёмся в Коноху выпрошу у бабули успокоительного…
— Рамена, — закончил за него Учиха, расплываясь в ехидной усмешке.
Узумаки ухмыльнулся, прижал Саске покрепче к себе и покосился на Рецуко-сан. Та сосредоточенно толкла чайные листья в большой каменой ступке. Тонкий и терпкий аромат увядших лугов поплыл по комнате, смешиваясь с запахом ещё неостывшего саке с пряностями. Тихое, мерное постукивание пестика успокаивало, навевало сон. Саске вздохнул и позволил себе расслаблено откинуться на тёплое плечо друга.
Время шло, минуты текли за минутами, фонари горели ровно, изредка потрескивая фитилями, с тихим хрустом чайные листья превращались в тончайшую пудру. И только тени продолжали беспокойно метаться по стенам, словно подчиняясь неощутимому течению ветра. Саске с трудом подавил зевок, обернулся и встретился взглядом с таким же сонным Наруто. Учиха недовольно встряхнулся, бороться с усталостью обучен любой мало-мальски опытный шиноби, противостоять скуке было не в пример сложнее. «И зачем мы здесь нужны? — лениво размышлял он. — Пусть бы юта сама проводила свои ритуалы. А мы бы занялись чем-нибудь полезным, например, расспросили прислугу из соседних заведений…».
— … Сааацу! Сацу, Сацу, — холодный, скрипучий голос заставил волосы встать дыбом.
Задавив подступающий страх, Саске уставился на плетение циновки перед собой и невольно прикусил губу, когда увидел, как тяжёлые татами слегка приподнялись, и под ними проскользнул извилистый силуэт толстой змеи.
— Что-то происходит, — шепнул Наруто, беспокойно озираясь по сторонам.
— Сплетники собираются, — откликнулась юта, не прерывая своего занятия.
Пламя ближайшего фонаря затрепетало, мигнуло и погасло, но темнее не стало. Стайка огромных, величиной с кулак, светлячков закружилась вокруг стола, озаряя комнату призрачным светом.
— Луна, сияющая ночью,
Во мраке оставляет след…
Так я к тебе спешу, любимый…
Чтобы немедля дать ответ…
На тот вопрос, что ты задал несмело…
— пропел низкий женский голос. И столько томления, столько сладостного обещания было в нём, что Саске поперхнулся вдохом.
— Зимняя ночь…
В неверном сиянье луны
Снег серебристый искрится
Под ногами моими…
— тоненький голосок старательно отчеканил короткие строки, так дети на семейных праздниках горделиво декламируют свои первые стихи, добиваясь одобрения взрослых.
Учиха затравлено оглянулся, голоса звучали отовсюду.
— Качается в небесном море
Ладья луны: сияющий рожок…
И вижу я в её тенях свои сомненья,
А задавать вопрос боюсь…
— голос фарфорового кувшинчика из-под саке звучал невнятно, чуть гнусаво, растягивая гласные в самых неожиданных местах. «Во, пьянь!» — нервно хихикнул Саске и чуть не подпрыгнул, когда плоская подушка под ним томно простонала:
—Мне кажется,
Что лунною порою…
Все чувства всколыхнулись вновь.
Луна таит в себе опасность…
Она играет чувствами, но дарит нам любовь…
— Слышь, Учиха, я в курсе, что ты — сердечная отрава для большинства женщин, — хрипловатый голос Наруто буквально сочится ехидством, — но это... С сегодняшнего дня буду звать тебя «Покорителем подушек».
— Только попробуй, — Саске смерил ухмыляющегося друга высокомерным взглядом и вздрогнул: словно соткавшись из воздуха, над правым плечом Узумаки повисла длинноносая маска тэнгу (18). Одарив Саске щербатой усмешкой, наваждение склонилось к уху Наруто и доверительно шепнуло:
— Взмах грациозный веера,
Движенье тёмных глаз…
Смотрю я на тебя, любуясь…
И прикоснуться хочется не раз…
К губам, подобным лепесткам граната…
Молниеносный удар Саске не достиг цели, маска взмыла под потолок, где, жутко гримасничая, принялась выписывать размашистые восьмёрки.
— Довольно, — в тихом голосе Рецуко отчётливо прозвучали металлические нотки, — я и так знаю, что в нашем деле всё завязано на полнолунии. Если это всё, что вы можете мне сказать, то я зря теряю время.
Тишина, слегка разбавленная звуками чужого праздника за стеной, разлилась по комнате. Беспокойные тени замерли, светлячки побледнели и, один за другим, нырнули в пламя фонаря. Маска тэнгу зависла перед ютой, по желтоватой эмали поползли тёмные трещины, глянцевая краска хлопьями осыпалась на пол.
— Гроздья рябины под снегом…
Они словно алая кровь,
Росчерком вечность на шёлке…
Иероглиф — любовь...
— голос наваждения битым стеклом просыпался в уши. Глаза Рецуко изумлённо распахнулись, она подалась вперёд, будто собираясь что-то спросить, но не успела. Узкие, покрытые облезлым темным лаком губы тэнгу расползлись в широкой ухмылке, раздался громкий треск, и маска распалась на несколько частей, которые так и не достигли пола, растаяв в воздухе, словно хлопья грязного снега.
— Знаешь, Саске, — голос Наруто подрагивал от едва сдерживаемого смеха, — а в прошлый раз глюки были куда более занятными.
— Придурок, нашёл время ржать, — ощерился Учиха.
Плечи Наруто вздрогнули от беззвучного смеха, юноша уткнулся лбом в плечо друга.
— Имею право, — простонал он, — должен же кто-то уравновешивать твою угрюмость.
Всё это время Рецуко сидела неподвижно, будто что-то напряжённо обдумывая. И когда она решительно потянулась за ступкой, Саске чувствительно пихнул не в меру развеселившегося друга локтём. Намечалось что-то серьёзное, почти ощутимое напряжение сковало воздух, мрачный взгляд и сурово поджатые губы юты не предвещали ничего хорошего.
Каменный пестик с тихим, но отчётливым стуком опустился на покрытое чайной пудрой дно ступки, и Учиха подумал, что ему тоже не помешает успокоительное, он едва сумел совладать со своим телом и не вздрогнуть. Юноша осторожно выдохнул, и, не спуская глаз с Рецуко-сан, расправил сведённые судорогой плечи. Инстинкты шиноби предупреждали: именно сейчас может произойти всё, что угодно.
— Готовься, — почти беззвучный шёпот Наруто жарким дыханием коснулся шеи, Саске молча кивнул.
Между тем, казалось, ничего не происходило. Фонарь все также светил ровным, леденцово-жёлтым светом, за тонкой стеной слышались чья-то возня и приглушенные стоны, в ночном небе расцветали разноцветные сполохи далёкого фейерверка. Беспокойная ночь Весёлого квартала окончательно вступила в свои права, и никому не было дела до творящейся здесь чертовщины. Да и было ли всё это явью? Быть может они уснули? Саске встряхнулся и с раздражением уставился в прямую спину Рецуко-сан. Женщина полностью ушла в работу, тихо напевая, она прямо на стол высыпала чайную пыльцу и взялась за новую порцию. Неспешные скупые движения, низкий тихий голос, выводящий простенькую мелодию, глухое ритмичное постукивание пестика. Веки Саске отяжелели, в конце концов, вчера им так и не удалось выспаться. Юноша невольно зевнул и тут же почувствовал уютную тяжесть. Наруто изо всех сил боролся с сонливостью и сам не заметил, как его голова оказалась на плече друга.
— Узумаки, не спи, — зашипел Учиха и сладко зевнул.
Тот глухо угукнул и зевнул до треска в челюстях.
— Наруто, — Саске обернулся и осторожно взял в ладони лицо напарника, — посмотри на меня.
Тёмные ресницы дрогнули, Наруто изумлённо уставился на напарника. Борясь со свинцовой усталостью, Саске заглянул в синие глаза…
…Синее, синее бездонное небо смотрело на Саске, спокойно и безмятежно улыбаясь полуденным солнцем. Тонкоствольные кривые берёзки трепетали на ветру золотистым своим убором. Воздух был чист и пронзительно холоден. Каждый вдох опалял внутренности пьянящим ледком, отчего голова начинала кружиться, а на глаза наворачивались слёзы. Так бывает в горах, когда зима ещё не спустилась с ледников, но от её близкого дыхания индевеют травы и деревья загораются багрово-золотым пламенем.
Саске осторожно огляделся, он и был в горах. Мощные серокожие великаны, поросшие кривыми деревцами, упирались головами в облака. Высоко-высоко сверкали ледники, до рези в глазах. И с самого близкого из них дымным шлейфом падал на валуны узкий, словно клинок, водопад. Солнце ласково припекало, горячими ладонями оглаживало макушку и плечи. Ветер носился по склонам, волоча за собой стайку багряных листьев и глухой гул далёкого водопада.
— Наруто, — позвал Саске, озираясь, — Наруто!
Но никто ему не ответил, только ветер пробежал по золочёному кустарнику и старательно взлохматил и без того спутанные волосы. Учиха нахмурился, не то что бы он тревожился за напарника, что ему сделается, но почему-то хотелось видеть его рядом.
— Узумаки, хватит прятаться! – снова крикнул Саске и принялся спускаться по острым камням к мелкому ручью, слюдяной змейкой извивающемуся среди зарослей бузины, — Наруто!
Знакомый хрипловатый смешок заставил его обернуться.
— Придурок, ты уже доста… — но рядом никого не было, лишь молодой кедр тряс на ветру малахитовыми иголками, словно насмехаясь над незадачливым шиноби.
Саске замер: не может быть, чтобы он тут был один, слишком спокойно и хорошо. Словно Наруто превратился внезримого духа, растворился в безжалостной синеве небес, отдал свой голос далёкому водопаду, и будто не солнце пригревало, а руки Наруто беззастенчиво и крепко обнимали со спины.
— Наруто… — беззвучно шепнул Учиха и закашлялся, сильный порыв ветра швырнул в него пригоршню золотой листвы, опалил горло глотком ледяного воздуха, закружил в вихре, бесстыже проникая под одежду.
Саске запрокинул голову и счастливо рассмеялся, открыто и радостно, как ему давно уже не доводилось.
Примечания.
1. Знаете, на нашем кладбище полно таких. Найдут черепушку, на голову напялят и давай поклоны луне бить. — по некоторым сведениям именно таким образом лисицы и принимают человеческий облик.
2. ...где-то в преисподней, в Змеином рве... — в Змеином рву мучаются предатели.
3. ...превращался в самую обыкновенную вещь, если конечно не становился демоном — японцы верят, что старинные вещи могут стать демоном, поэтому они предпочитают продавать антиквариат сумасшедшим коллекционерам и гайдзинам.
4. Киноварь — самый распространённый ртутный минерал. Имеет красивую алую окраску и на свежем сколе напоминает пятна крови. Сильнейший яд, но, несмотря на это, часто использовался в китайской (и не только) медицине.
5. Тори — характерная примета синтоистских святилищ — ворота тори отмечают границы священной территории. Часто их красят в ярко-алый цвет.
6. Инари — японское божество плодородия, риса, сельского хозяйства, лис, промышленности и всемирного успеха, так же является покровительницей древнейшей профессии. Инари может быть представлена как женщина, мужчина или андрогин.
7. ...в чёрном, гербовом кимоно — торжественная одежда, часто одевается людьми публичных профессий (актеры, сказители, глашатаи) при исполнении своих обязанностей.
8. Шинзо — юдзе, компаньонка ойран. Часто ими становятся бывшие камуро этой ойран.
9. Ойран-дочу — шествие ойран и одноименная походка ойран.
10. Самбонаси — традиционная обувь ойран, выполняют и традиционно- выпендрежную функцию. Выглядят так
11. Тэнгу — в японской мифологии тэнгу (иногда его считают демоном), предстает в облике мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом, иногда с крыльями. Тэнгу очень часто носит одежду горного отшельника (ямабуси) и наделён огромной силой.
12. ...Оясу объявляет о демонстрации новых постельных принадлежностей... — один из обрядов юдзе, призванный показать щедрость её покровителей. Если клиент испытывает к куртизанке особые чувства, то он покупает для нее комплект постельных принадлежностей (футон, одеяла, покрывала) украшенных дорогим шелком и парчой. Осчастливленная дзеро устраивает в гостиной своего дома радости что-то вроде выставки, демонстрируя всем свои обновки.
13. Вакаймоно — мужская прислуга в борделях и чайных домах.
14. ...трижды хлопнули в ладоши — синтоисты трижды хлопают в ладоши, чтобы привлечь внимание богов к себе и к своим просьбам.
15. Яритэ — помесь управительницы и завхоза в японских борделях. В «Чайной розе» яритэ в основном присматривала за прислугой и ведала запасами.
16. Фуды — или О-фуда, синтоистские талисманы. Представляют собой листки бумаги, кожи, ткани, дерева, на которых написаны имена богов (ками) или названия синтоистских храмов. Их размещали на дверях дома, столбах или потолке для защиты от злых сил, болезней и прочих несчастий.
17. Новогодние моти — круглые хлеба-караваи или лепёшки, приготовленные из клейких сортов риса. Моти на Новый год — это пожелание процветания, богатства, и доброго урожая в следующем году. С древности круглые моти ассоциировались с круглыми зеркалами — обязательными атрибутами богини Аматэрасу. Часто моти сохраняют на весь год в качестве талисманов. Благо, они довольно быстро высыхают и становятся твердыми. Выглядят они так
18. Маска тэнгу — маска изображающая тэнгу в облике краснолицего мужчины с непомерно длинным носом. Есть сведения, что некоторые особо пылкие дамы пользовались такими масками в качестве фаллоимитаторов.
@темы: Мое тварчество
-
-
09.05.2011 в 20:16-
-
09.05.2011 в 20:28я могу читать это бесконечно, потому что оно прекрасно
и ты все знаешь, я тебе уже где только не комментировал, как мне нравится то, что ты пишешь))
ужасно хочется четвертую главу^^
Tsuru читать дальше
-
-
10.05.2011 в 01:46Прочитала все выложенные главы и восхитилась. Редко когда можно увидеть нечто подобное.
-
-
10.05.2011 в 03:31А беты у меня суровые, но гениальные
Сон, оххх... солнце, честно говоря, я просто не понимаю, как ты умудряешься воспринимать этот текст, как нечто цельное. Лично я боюсь его читать, ибо опять начну править
Хриза Амирани, спасибо на добром слове
-
-
10.05.2011 в 08:56Очень рада что мои стихи пришлись ко двору... напиши мне если тебе понадобятся стихи...
-
-
10.05.2011 в 11:38-
-
10.05.2011 в 14:34-
-
10.05.2011 в 14:45-
-
12.05.2011 в 08:55-
-
12.05.2011 в 15:48и очень радует, что сюжет развивается, а не скатывается к единственной цели - свети Наруто и Саске в одну кровать
А их просто так не уложишь, только с сюжетом
-
-
16.05.2011 в 03:51обрыв части на истерике Саске понравился и правда получилось как легкое дуновение ветра. хорошо
-
-
16.05.2011 в 06:52Спасибо на добром слове